Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Мы перешли в здание конструкторского бюро и, поднявшись на третий этаж, разместились, не помню точно, или в кабинете Генерального, или в небольшом конференц-зале. По стенам лепились плакаты — различные модификации только что увиденного нами бомбардировщика, схемы его боевого применения, новый сверхзвуковой тяжелый бомбардировщик, сверхдальняя крылатая ракета «Буран». И еще множество иных, свидетельствовавших о неистощимой фантазии Генерального конструктора.

Приступили к главному разговору. Первым, как хозяин, выступал Мясищев, ему вторили генералы в летной форме, смежники, поставщики. Взаимных жалоб, упреков, обращений к высокому начальству с просьбой разрешить их спор, как порой случается, не возникало. Все шло гладко.

Однако здесь в кабинете отец вел себя совершенно иначе, чем в ангаре. У него в запасе оказался не один заковыристый вопрос. Особо он насторожился, когда Владимир Михайлович подошел к разделу об использовании своего самолета в качестве межконтинентального бомбардировщика, носителя ядерного оружия.

Для справки: в те годы мы не подозревали о возможности такой операции, как дозаправка самолета в воздухе. Не знаю, как в Соединенных Штатах, но даже годы спустя подобную идею наши авиаторы рассматривали как акробатический трюк, который был под силу лишь избранным.

ЗМ (М-4) предстояло выполнять поставленную задачу на том керосине, которым его заправят дома. Несмотря на все ухищрения, горючего на обратный путь не хватало даже теоретически. Тогда конструкторы совместно с авиационными стратегами придумали оригинальную схему. На висящей в углу зала карте обозначался маршрут мясищевского бомбардировщика с территории Советского Союза к жизненно важным центрам потенциального противника. Кружки, отмечавшие на карте Нью-Йорк и Вашингтон, накрывались аккуратненькими грибовидными шапочками. Сделав свое дело, красненький самолетик поворачивал не домой, а в направлении соседней Мексики. Там от него отделялись белые колпачки парашютиков.

Предложенная схема означала, что найден выход из положения: после выполнения задания экипаж интернируется в нейтральной Мексике. Почему Мексика подразумевалась нейтральной, разумеется, не сообщалось. Трудно сказать, на что рассчитывали авторы, то ли на отсутствие здравого смысла у слушателей, то ли просто на то, что другого выхода все равно не отыскать.

Отец внимательно дослушал доклад Мясищева. Прослушал содоклад ВВС. Только тут он ехидно улыбнулся и спросил, удалось ли согласовать предлагаемую схему боевого применения с правительством Мексики? «Или у вас теща там живет?» — невесело пошутил он.

И Мясищев, и генералы понуро молчали. Потом стали невнятно ссылаться на особую ситуацию в случае войны, традиционный нейтралитет Мексики. Отец не выдержал: «О каком нейтралитете может идти речь под боком у гиганта, на которого бросают атомные бомбы, а потом бегут от него прятаться к соседу?» Разговор начал принимать крутой оборот.

Следующий вопрос оказался не легче: «Какова вероятность преодоления противовоздушной обороны США?» Отец заговорил о наших ракетах ПВО, созданных в ОКБ С. А. Лавочкина, о том, что они такой самолет до Москвы бы не допустили.

— Вы думаете, у американцев нет ничего подобного? — повернулся он к Мясищеву.

Повисла пауза. Отцу и не требовался ответ. Он вспомнил о недавнем прошлом, о том, как в ответ на предложение Сталина построить подобный самолет у Туполева хватило смелости и честности сказать, что задача для современной авиационной техники неразрешима: самолет, способный долететь до США, преодолеть ПВО, выполнить поставленную задачу и вернуться, сделать невозможно. Туполев взялся за бомбардировщик, предназначенный для боевых действий в Европе.

— И он сделал его. Ту-16 отличная машина, — закончил отец.

Других выступающих не нашлось. И военные, и штатские сидели понуро. Отец решил разрядить обстановку. Он сказал, что конструкторы не зря старались, машина получилась хорошая, нужная, не следует только приписывать ей того, что она сделать не в состоянии.

— Задачу достижения США придется решать другими средствами, — подвел он итог. И тут же, обращаясь к Мясищеву, спросил: — А чем вы нас порадуете в будущем?

Владимир Михайлович рассказал о совершенно новом самолете. В нем все было необычно и непривычно: сверхтонкое крыло, вместо алюминия нержавеющая сталь. На скоростях свыше трех скоростей звука привычный дюраль плавится, как воск. Слушатели сидели как завороженные, вглядываясь в красочный плакат, на котором был изображен самолет со сказочным треугольным крылом и четырьмя реактивными двигателями на пилонах под ним.

Выслушав доклад, отец удовлетворенно кивнул. Ему доставляло наслаждение узнавать о проектах машин, о которых еще вчера не приходилось и мечтать. Он искренне гордился своей близостью к их создателям. Однако это не мешало ему оставаться требовательным, умеющим считать деньги заказчиком.

Он задал тот же вопрос о дальности. Мясищев просто ответил, что межконтинентального перелета самолет совершить не способен, но в Европе для него нет недостижимых рубежей.

Отец согласно кивнул. Совещание одобрило предложения о разработке нового бомбардировщика, получившего индекс М-50.

Обсуждение тем временем перекинулось на новый проект — самолет-снаряд «Буран». Он, без сомнения, достигал любой цели на территории вероятного противника, но как ему удастся выполнить поставленную задачу? Отец снова сомневался. На вопрос, как мыслится преодоление территориальной системы ПВО — ракет и истребителей-перехватчиков, вразумительного ответа он не получил.

Тем не менее проектирование «Бурана» санкционировали. В те годы он казался «синицей в руке». Однако просуществовал проект недолго, с первыми полетами межконтинентальных баллистических ракет надобность в нем отпала. «Буран» даже не начали строить.

Совещание подошло к концу. Отец распрощался с присутствующими, пожелал успехов Владимиру Михайловичу. Он получил необходимую ему информацию. К сожалению, неутешительную. Здесь ожидать быстрого эффективного решения задачи не приходилось. Оставались Королев и Лавочкин.

Усиление нашей военной мощи было не единственным и не главным фактором в становлении новых отношений с Западом. Основные надежды в налаживании международных отношений отец возлагал на расширение контактов: пока еще не начался диалог, но уже происходило знакомство. Много шума в Москве наделали апрельской порой гастроли парижского театра «Комеди Франсез». В те годы всеобщей политизации они рассматривались как крупная дипломатическая акция. На заключительном спектакле «Мещанин во дворянстве» присутствовали все члены Президиума ЦК.