Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

– А вы кто? – спросила она напоследок. – Передать, что вы звонили?

– Архипов Владимир Петрович я. Передайте, что мы звонили.

Он высадил их у дома и поехал на работу, где коллектив маялся без начальника и без дела. С работы приехал около восьми и сразу пошел бегать – только снял костюм и надел штаны и майку. Из ванны вылез в полдесятого и стал звонить в дверь.

Спину под свитером ломило и как будто выворачивало наизнанку, костями наружу. Он все тер и тер ее. Спать он не мог.

Мама всегда говорила, чтобы он звонил, если задерживается.

“Я не могу спать, когда не знаю, где ты”. Он не понимал, как это – не может спать? Чего проще, ложишься и спишь!

Оказывается, он не мог спать, когда не знал, где Маша Тюрина.

Она же должна быть дома! Она после дежурства, она должна спать дома, на диване, под пледом!

Должна, но ее нет.

Вдвоем с Тинто Архипов завалился на круглый матрас и некоторое время лежал в темноте, сам перед собой делая вид, что успокаивается и засыпает.

Дождь шумел за стеклянной балконной стеной, по-деревенски шуршал в цветах, которые в больших деревянных ящиках растила Любаня. Пахло землей и свежестью.

Тинто Брасс завозился и повалился на бок, разбросав гигантские лапы. Архипов слегка его пнул, чтобы не слишком разваливался, а более для того, чтобы напомнить, кто здесь вожак. Тинто не обратил внимания.

…Куда она могла деться? Да еще вдвоем с приезжим мальчишкой?! Или этот приезжий мальчишка куда-то ее заманил?! Или она отправилась по “Пути к радости” и не предупредила Архипова?!

Он лег на спину и потерся об “Уют-2000” вывороченными из позвоночника костями.

Она что-то знала о завещании. Знала – и просила ничего не предпринимать и ничему не удивляться.

Знала, что Лизавета оставила ему квартиру со всем содержимым?! Знала все это время – когда разговаривала с ним первый раз, едва сдерживаясь, чтобы в ту же минуту не выставить его за дверь, знала, когда он звонил ей в больницу, знала, когда ела клубнику, когда предлагала помыть посуду?!

Нет. Вряд ли.

Она тряслась и хватала его за кисть холодными пальцами, как будто натертыми наждачной бумагой, и явно чего-то боялась.

Двух приличных и скучных джентльменов из “Радости”? Почему?

Кто приходил к ней накануне и пел хором? Вряд ли в дело замешаны несколько “религиозных организаций”, значит, скорее всего “Радость” и приходила. Лизавета в первом своем завещании отписала им квартиру – Архипов никак не мог в это поверить.

Во-первых, пока она была жива, никакие “религиозные организации” не занимались в ее квартире хоровым пением. Во-вторых, несмотря на крайнюю экзальтированность и манеру говорить в духе русского интеллигента Васисуалия Лоханкина, Лизавета не была ни фанатичкой, ни убогой.

Как она могла завещать квартиру религиозной общине?! Или ее заставили, а она тайно изменила завещание?

Тогда почему в его пользу, а не в пользу несчастной сироты, которую Архипов поклялся “не оставить”, а она взяла да и пропала средь бела дня, едва он уехал на работу?!

Вывороченные кости царапались друг о друга и о мягкий матрас. Тинто поблизости тяжело вздохнул – ему передавалось беспокойство хозяина.

Держась за спину, Архипов сел, подтянув к подбородку джинсовые колени.

Дождь шумел, было тепло и влажно, и хотелось, чтобы ночь быстрее прошла.

Три часа. Самое время для кофе.

Архипов включил чайник и на всякий случай предпринял еще один рейд к соседкиной двери. Как и все предыдущие, рейд закончился ничем.

Владимир Петрович постоял на площадке, порассматривал потолок – темный, как ночное небо, – и внезапно вспомнил, что хотел проверить, почему не горит свет.

Три часа. Самое время для проверки электричества.

Что-то мелькнуло по противоположной стене – огромное, темное и быстрое. Мелькнуло и пропало из глаз. Архипов замер.

– Тинто! Это ты?!

Мастифф показался в дверном проеме.

– Это ты шляешься, Тинто?!

Пес ответил что-то, но Архипов не понял. Иногда его просто бесило, что его собака не говорит нормальным человеческим голосом, нормальными человеческими словами. Ну что ему стоит, а?

Архипов вернулся в квартиру, отыскал фонарь и спустился по лестнице на один пролет. Тинто тоже вышел на площадку, и огромная черная туша маячила теперь в жидком полумраке на верхней ступеньке.

Хорошо, что он там. Вдвоем не так страшно.

Архипов посветил перед собой – широкий луч сделал круг по стене и упал к его ногам желтым и теплым пятном. Впереди была квадратная колонна, нелепо торчавшая посреди площадки, – бывший мусоропровод, ныне зацементированный.

Маленький Архипов и соседи-мальчишки мусоропровод обожали. В нем было черно и воняло, зато брошенная консервная банка долго и упоительно стучала по стенам, а потом шлепалась с далеким, как будто смазанным звуком. Про мусоропровод ходили всякие легенды – например, что там, внутри, замурован мертвец и время от времени он колотит по трубам, хочет выбраться. Еще существовала легенда про клад, тоже, естественно, спрятанный в мусоропроводе.

Лет пять назад из соображений гигиены и санитарии это достижение жилищно-коммунальной мысли наконец-то ликвидировали, только колонна осталась.

За колонной был выключатель. То есть, чтобы зажечь на площадке свет, нужно лезть за эту самую, бывшую мусорную, колонну.

Архипов полез.

Кто придумал, что свет можно зажечь, только залезши за мусоропровод?! Зачем такие сложности – вроде гостиничного выключателя в гардеробе! Почему никогда и никому в этой стране нет дела до самых простых и понятных вещей, вроде “удобно – не удобно”.

Как будто специально делали так, чтобы было не удобно!

Войти в подъезд с коляской – невозможно. Архипов сто раз затаскивал чужих младенцев на первый этаж, к лифту, сопя и обливаясь потом. Внести диван – боже сохрани! Какие двери и какой диван? Двери во-от такусенькие, а диван во-он какой! Впрочем, можно ведь жить и без дивана, что тут такого? Или втащить его в окно! Архимед придумал рычаг и просил “точку опоры” – и пожалуйста, и сколько угодно! Стоянки не было, пока сами не построили! Подвала нет до сих пор – лыжи, велосипеды, санки и банки прекрасно постоят и на балконе, и кому какое дело до того, что балкон может быть райским садом, а не складом утильсырья, и ваша Голландия с ее цветами в каждом окне нам не указ!

Когда Архипов проник за квадратную колонну, злился он уже всерьез.

“Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей” – а выключатель за мусоропроводом!

Он поводил фонарем по стене, отыскивая пластмассовый квадратик, нашел и нажал.

Свет послушно зажегся.