Американец - Борниш Роже

— Альфредо говорит, что это большая честь, доктор. (Вот так, благодаря вранью, я заслужил звание доктора.) — Он с удовольствием бы принял вас более гостеприимно, но его жена ушла в деревню… Он приносит свои извинения…

Я сделал руками жест, который обычно делают в суде адвокаты, когда защищают безнадежное дело перед неумолимым судом присяжных.

— Спасибо, — сказал я беззубому переводчику, — у меня мало времени. Я просто хотел повидать Рокко.

Раз его нет, то это меняет дело. Как закончить этот диалог? На карте стояла судьба успеха моей миссии на Сицилии.

— Альфредо говорит, что Рокко здесь больше не живет… Он в Америке…

Я понимающе улыбнулся:

— Я знаю… Он писал мне из Нью-Йорка. Из письма я понял, что он, возможно, приедет отдыхать в родные края…

Я протянул руку Альфредо, внимательно глядя ему в глаза, и, стараясь сохранить безразличное выражение лица, добавил:

— Я хотел передать ему деньги. Точнее, вернуть. Он дал в долг две тысячи долларов одному из моих клиентов… В таком случае я вышлю их ему из Парижа. Я буду там через два дня.

Это было похоже на ловлю на живца. Итак, клюнет или нет?

Есть! Приманка проглочена. Я это чувствую. Я это вижу. Как только Пеппино перевел очередную порцию лжи, лицо Альфредо просветлело. Он зашел в свою мастерскую и вышел оттуда с телеграммой в руке. Он протянул мне ее без всяких колебаний. Я запомнил текст, даже не прочитав его: «Приезжай Париж будущей неделе телефон ЖАС 85.44».

Не выпуская из рук телеграмму, я показал ее Пеппино:

— Я в курсе, — сказал он. — Рокко хочет, чтобы его брат приехал к нему в Париж… Но это невозможно: большие расходы…

— Однако было бы очень интересно увидеться еще раз. Теперь уже в Париже. Альфредо дал ответ?

— Нет еще…

Как бы машинально, я опустил телеграмму в карман.

— В таком случае я объясню Рокко, что брат не может приехать, — сказал я великодушно.

Я пожал им руки и постарался мгновенно исчезнуть, как вор с места преступления, опасаясь, что глуповатый Альфредо может потребовать свою телеграмму. Нет, он даже не пошевелился… Замечательно иметь доверие…

Представляю, какое будет выражение лица у Толстяка, когда я вернусь в Париж.

Везувий нависал над Неаполитанским заливом. Мои глаза еще слипались от недосыпания. Морской автомобильный паром «Тиррения» находился на пути от мыса Паузилиппе к полуострову Сорренто. На берегу были видны шикарные виллы, стоящие среди елей. Настроение было превосходное. Я не задержался в Палермо, и поэтому у Вьешена не будет оснований обвинить меня в проматывании казенных денег. А доктор Поджи был просто поражен моими результатами.

— Вам бы следовало почаще наведываться на Сицилию… Еще ни одному итальянцу не удалось так раскрутить Альфредо…

Добираться до Неаполя на пароме было гораздо приятнее, чем трястись в поезде. Позвонить шефу я намеревался как раз из Неаполя. Такси, в котором я ехал, с трудом прорвалось через ужасные пробки на дороге и доставило меня в конце концов на площадь Маттеоти, где располагался почтамт. Было девять часов двадцать минут.

— Я могу заказать разговор с Парижем, и долго ли придется ждать вызова?

— В пределах часа…

Это слишком долго, целый час, чтобы получить Париж! В десять двадцать Толстяк, наверняка, будет у руководства на докладе. Придется разговаривать с его секретаршей Полетт, а это мне ничего не даст. Телефонистка ловко управлялась сразу с тремя телефонами, успевая произносить, как из пулемета, «пожалуйста», «ждите ответа», «не вешайте трубку». Мне все-таки удалось всучить ей нужный мне номер телефона в Париже. Ожидая вызова, я бродил с видом беззаботного туриста по залу, бросая вокруг себя любопытные взгляды. В руке у меня был маленький чемодан…

— Синьор, Париж…

Прекрасная Италия! Вместо того, чтобы потерять целый час, я сэкономил целых сорок минут. Отлично! Я ворвался в кабинку и сорвал черную телефонную трубку.

— Не вешайте трубку, — услышал я любезный голос соблазнительной телефонистки с прекрасными каштановыми волосами.

Ну что ж, остается не вешать трубку. Сколько же это еще продлится? Вдруг сквозь шум и треск прорвался родной французский голос. Это доставило мне огромное удовольствие.

— У телефона Борниш. Звоню из Неаполя. Шеф у себя?

Щелчок. Наконец-то я дорвался до уха Толстяка. В трубке раздался сладкий спокойный голос Вьешена:

— Слушаю вас…

— Это Борниш…

— А, Борниш! Где вы?

— В Неаполе. Я получил ваш вызов.

— В Неаполе! Но я не посылал никакого вызова в Неаполь! Как вас занесло в этот Неаполь?

— Я возвращаюсь и, чтобы добраться быстрее, сел на морской паром.

Я хорошо представил себе его нахмуренные брови… Самое быстрое средство — самолет, но его можно использовать только в исключительном случае. Но разве теплоход движется быстрее поезда? Так, по моему мнению, размышлял мой шеф.

— Почему вы не позвонили вчера?

— Я поздно вернулся. Искал Мессину.

В аппарате раздался взрыв возмущения и поток ругательств.

— Мессину? Борниш, вы что, издеваетесь надо мной? Ваш Мессина в Париже! Вы что, не читаете газеты? Вы что, не знаете, что совершил Мессина? Пока вы болтаетесь под итальянским солнцем, он убил двух пожилых женщин… И при этом оставил свои пальчики. Естественно, дело ведет префектура полиции! Этот чертов Мессина уже достал меня!

Грохот брошенной трубки. Все. Раздался голос обеспокоенной телефонистки:

— Вас прервали?

О, нет, разговор прервался не по техническим причинам… Я вышел из кабины с подкашивающимися ногами. Эйфория, в которой я пребывал последние несколько часов, рассеялась. Я достал последние лиры, чтобы оплатить разговор. Черт возьми, чемодан! Я забыл его в кабине! Со всех ног я бросился в переговорный зал. Вот он, мой бедный чемодан, стоит у ножки стула. Судя по всему, в деле с Мессиной я проиграл! Наверное, я не создан для охоты на мафиози.

XIV

Клин клином вышибают… Шумный Палермо я поменял на невыносимую какофонию парижского телефонного узла… Прошел час, затем второй… Мои нервы были на пределе. Телефонистки исходили потом. Вентиляция не справлялась с удушающей атмосферой помещения. Августовский воздух на улице был еще тяжелее и жарче, чем внутри.

Рядом со мной, почти вплотную, сидела матрона в наушниках и ругала кого-то в висящий на шее микрофон, сделанный в форме рожка. Чуть дальше, к сожалению, сидела молодая женщина с волнистыми волосами. В отличие от первой, она нашептывала кому-то нежные слова, о чем можно было судить даже по выражению лица, излучающему любовь… Она часто оглядывалась на строгую старшую смены, которая сидела в своей стеклянной кабине в середине маленького зала. Ее прозрачная нейлоновая кофточка не то, что не скрывала, а, напротив, подчеркивала ее прекрасные формы, заставляя несчастного сыщика частенько оборачиваться к ней. В такой обстановке неизбежно возникали соблазны и желания. По крайней мере, хотелось прикоснуться к ней…

Однако, я был при исполнении. Я сидел на табурете в углу между блоками автоматических переключателей и пучками двухцветных проводов, поднимающихся от пола по металлической стойке к потолку. Левой рукой я прижимал к уху наушник, пожертвованный мне начальником узла, чтобы обеспечить максимальную скрытность. А в правой руке я держал надежную ручку фирмы «Бик», готовую в любую минуту записать в блокнот основное содержание терпеливо ожидаемого телефонного разговора. Передо мной стояло некое устройство, похожее на допотопный барометр-самописец, чернильная игла которого должна была начертать штрихи на вращающемся бумажном цилиндре.

Начальник телефонного узла, посвященный в нашу профессиональную тайну официальным документом, объяснил мне работу данного устройства:

— Это очень просто. Как только абонент снимает трубку, цилиндр начинает вращаться. Тотчас вы услышите щелчки… Игла прибора отметит их количество на бумаге. Достаточно подсчитать количество штрихов, похожих на знаки азбуки Морзе, и вы получите первые три цифры, обозначающие индекс того или иного района города, а затем четыре цифры номера абонента, которого вызывают…