Выстрел в прошлое - Наталья Александрова

Прошло время, недели три, кольцо я убрала в нижний ящик старого комода, что на чердаке у нас стоял. Там всякий хлам валялся, игрушки старые, мать туда в жизни не заглядывала. И что ей там понадобилось? В общем, нашла она кольцо, вцепилась в меня как будьдог, орала так, все напирала, что мужик мне какой-то его подарил, сами знаете за что. Прямо озверела, пришлось ей признаться во всем. Как узнала она, так прямо на чердаке и излупила меня в кровь чем ни попадя. А потом и говорит, дура ты, дура, ты же всю жизнь себе испортила из-за глупости своей. Ты что же думаешь, Луга — это край света? Что, врачи из роддома сюда, что ли, позвонить не могут и все сообщить?

Я и отвечаю, что я-то ни в чем не виновата, я вся на виду, меня здесь все знают. А она и говорит, что это ты потом расскажешь тому ребенку несчастному, который лет через двадцать к тебе придет, чтобы в глаза глянуть той стерве, что его родила и на государство бросила. Ты что же думаешь, его пихнут как котенка, и все? Там юрист сто справок оформит, а в них черным по белому будет указано, что мать — ты, фамилия твоя, имя и отчество, где проживаешь и в каком году родила. А через двадцать лет кто вспомнит, что ты честная была и никого в пятнадцать лет не рожала? Я, да и то, если доживу. Это они нарочно тебя, дурочку, облапошили, чтобы к ним потом никаких претензий не было.

Схватила она меня и потащила к Анне. Чуть окна им не выбила, так стучала. Тетка Аня испугалась шума, впустила нас в дом. Мать ей сразу кольцо швырнула, как давай орать! Ну вы, Варвара Михайловна, маму-то мою знаете, характер у нее — ой-ой-ой! Анна пыталась было спорить — куда там! А когда мать выдохлась и остановилась передохнуть, Анна достала мое свидетельство и говорит, что повезло всем, потому что ребенок Натэллкин умер, отказываться не пришлось. Наталку из больницы выписали, сюда она больше не приедет, так что шум поднимать не в наших интересах, надо все поскорее забыть. Мать еще на прощание ее обругала, и ушли мы. Дома опять мне попало, на всю жизнь я тот урок запомнила. С Натэллкой я с тех пор так и не виделась, так и не знаю, чей был ребенок, и до сих пор удивляюсь.

— Да, вот так история! — задумчиво проговорила Надежда.

Ритин внук проснулся и заплакал, она заторопилась домой. Женщины тоже пошли.

— Значит, надо идти к этой тетке Ане, Рита сказала, что она жива и живет там же. Но судя по характеру, она так просто ничего нам не расскажет.

— Вот что, девочки, пойдем-ка мы сначала к акушерке Марии Семеновне, она моя старинная приятельница. С ней поговорим, а уж потом она нас к Анне сведет.

Надежда взглянула на часы — второй час. Даже если по-быстрому побеседовать с акушеркой и Анной, все равно, раньше чем на пятичасовом не уехать. Это значит, что дома она будет не раньше восьми. Ой, плохо, муж вернется первым!

Мария Семеновна была дома, сгребала сухие листья у себя в саду. Садик у нее был довольно ухоженный, даже и для поздней осени, но, конечно, не такой, как у тети Вари. Она с удовольствием присела на лавочке передохнуть. Тетя Варя, не тратя времени даром, сразу навела разговор на нужные события. Мария Семеновна вспомнила все. Она никогда этого и не забывала. Сидело это занозой у нее где-то глубоко, чувствовала она себя виноватой.

— Знаю, что важно это, чуяло мое сердце. Вот и настало время все рассказать.

Приходит тем летом ко мне Анна с девчонкой, на той прямо лица нет. Я как посмотрела на нее, сразу поняла, что беда. Ну да к акушерке-то за другим не ходят. Так и так, говорит Анна, вот, нагуляла, да, может, еще не точно, ты уж проверь. Ну, посмотрела я девочку, определила срок шесть недель, как же это, тебя, милая, говорю, угораздило! Та молчит, Анна прямо перекосилась вся, почернела, потом говорит девчонке сквозь зубы, выйди, мол. Та ушла, а Анна — бух мне в ноги! Спаси, мол, Мария, сделай девчонке аборт. Родители ее за границей, на меня эту шалаву оставили, если узнают — со свету меня сживут! А так тут мы потихоньку разберемся между собой. Помоги, мол, а я уж тебя не оставлю, отблагодарю всем, озолочу, по гроб жизни обязана буду! И слезами прямо заливается вся.

Я вначале просто обалдела, не поняла, что она мне предлагает. А как опомнилась, то как закричу на Анну:

— Ты, говорю, соображаешь, чего просишь? Да я и взрослой женщине здесь в домашних условиях делать бы ничего не стала, сроду я этим не занималась, а тут — ребенок пятнадцати лет! Да это же подсудное дело! Да как у тебя, говорю, язык повернулся, мне такое предлагать! Ведь что случись — верная тюрьма! Господи, помилуй, Анна, говорю, опомнись, поговори с девочкой, парня того надо найти. Конечно, рано ей еще мамой становиться, но что делать, раз так получилось. А она так злобно на меня смотрит, потом говорит, что раз не хочешь помочь, то и не суйся с советами, сами разберемся. Собралась она уходить, меня как током ударило. Схватила я ее за плечи, трясу, Анна, говорю, не вздумай ничего делать. У нее все детское, неокрепшее, здоровью повредить можешь, как бы до беды не дошло. А не дай Бог что, я сама первая на тебя покажу. Она зыркнула так на меня, дверью хлопнула. Простить себе не могу, что с девочкой не поговорила, не настояла, чтобы родителям ее сообщили. А что случилось-то?

— Мы пока не знаем. Только очень нужно нам эту девочку повидать. А ребенок у нее умер прямо там, в роддоме.

— Может, и к лучшему. Пойдемте, я вас к Анне провожу, а то она чужих и на порог не пустит.

И опять они пошли по окраине города, мимо деревенских домиков, тетя Варя по дороге свернула к себе. Аннин дом был большой, но сильно запущенный. Краска во многих местах облупилась, доски потрескались. На втором этаже сиротливо хлопала рама без стекла. Они долго стучали у калитки, пока на крыльцо не вышла хмурая старуха.

— Здравствуйте! Здравствуй, Анна!

Старуха, не отвечая, угрюмо смотрела, ожидая продолжения.

— Можно войти? Анна, мы по делу! — прокричала Мария Семеновна.

Старуха не то чтобы кивнула, а как-то странно дернула головой.

— Собаки нет? — спросила Надежда.

Ей почему-то казалось, что в этом угрюмом и заросшем саду обязательно должна бегать не на привязи злая собака.

— Идемте, нет у них ни собак, ни котов, — решительно сказала Мария Семеновна и толкнула калитку.

Старуха все так же стояла на крыльце угрюмым столбом.

— Вот что, Анна, — сказала Мария Семеновна, подходя, — ты уж как хочешь, а вот женщины очень интересуются племянницей твоей Натэллой. Были они у Риты, да и я им рассказала, что знала. Да они и сами с Натэллой знакомы были, вместе в роддоме лежали.

— Чего надо-то? — неприветливо спросила Анна. — Дело это давнее, я свою племянницу много лет не видела. — Она с ненавистью покосилась на Марию Семеновну.

— Вы извините, нам очень нужно с вашей родственницей встретиться, вы скажите нам, где она живет.

Анна опять покосилась на бывшую акушерку. Правильно рассудила Мария Семеновна, что с незнакомыми людьми Анна и говорить бы не стала, послала бы подальше.

— Зачем она вам? — Анна повысила голос. — Что вы хотите от нее узнать? Если уж тогда не сказала она, от кого у нее ребенок, так сейчас через столько лет и подавно знать незачем.

— Нам просто нужно с ней поговорить, узнать, как она сейчас живет.

— Хорошо живет, — проворчала Анна, — живет — не тужит.

Она внезапно сорвалась с крыльца и побежала куда-то в глубь сада с криком:

— Вот я тебе сейчас метлой, паразит ты этакий!

Из кустов на тропинку выскочил огромный черный кот и рванул через дырку в заборе на соседний участок. В ответ на их удивленные взгляды, Мария Семеновна пояснила:

— Муж у Анны очень болен. Астма у него, на кошачью шерсть реагирует. Сразу приступ у него случается.

Как бы в ответ из-за закрытого окна послышался сухой кашель. Анна вернулась, перевела дух.

— Вот что, Анна, — твердо сказала Мария Семеновна, — не тяни время. Людям еще в город ехать. Скажи адрес племянницы, и мы уйдем. А не хочешь, так мы сами будем ее искать. Девичью фамилию выясним, найдем ее родителей, с ними поговорим.

Расчет Марии Семеновны оказался верен — Анна изменилась в лице, потом ушла в дом и вернулась с бумажкой.

— Вот, возьмите.

Надежда вгляделась в неровные строчки.

— Новицкая Натэлла Алексеевна, адрес и телефон.

— Это по мужу она Новицкая?

— Ну да, замужем за приличным человеком, живет на всем готовом, он сам мужчина солидный, полковник. Пылинки с нее сдувает!

И чего вы туда попретесь? — откровенно неприязненно закончила Анна.

— Это уж наше дело! — в свою очередь рассердилась Надежда и, не прощаясь, поспешила к выходу.

Проводив гостей до калитки, Анна Ивановна вернулась в дом, достала из буфета бутылку водки, которую приберегала для разных случаев, налила стопку до краев, выпила одним махом, поморщилась, закусила, за неимением под рукой ничего лучшего, дрянной карамелькой, опять поморщилась и заплакала. Слезы быстро сбегали по ее излишне румяным щекам, не принося облегчения. На нее снова навалился весь тот стыд, весь ужас того давнего лета, она вспомнила все свои застарелые обиды. Обиду на богатых родственников — уехали в свою чертову заграницу, в свое Зазеркалье, оставив на нее свою красавицу-доченьку, а каково ей стеречь эту чертову кобылку, у которой бесенята в глазах и ветер в голове? Сама она ни о какой загранице никогда и не мечтала, она и в Ленинград-то ездила всего считанные разы (как его сейчас-то называют — язык сломаешь!).