Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон - Ирвинг Стоун

— Ты теперь счастлива, Рейчэл?

— Да, полностью… вернее, буду, когда появятся дети.

— Нет никакой надежды?

— …Никакой. Есть ли на этот случай специальная молитва?

— Нет, насколько я знаю. К некоторым женщинам беременность приходит слишком быстро, а к другим — слишком медленно, но мы, Донельсоны, все получили свою долю.

— Я помню об этом.

Время быстро летело. Минул полный год со времени ее брака с Эндрю. Они сидели на террасе, смотрели на луну, которая своим движением закрыла звезды. После переезда в Поплар-Гроув Эндрю пристрастился курить трубку. Он медленно выкурил набитую трубку, выколотил о каблук серый пепел и повернулся к ней с усмешкой в глазах:

— Хорошо, моя дорогая. Я принес тебе первый подарок к юбилею. Твой муж стал прокурором.

— Ты имеешь в виду кем-то вроде Макнейри?

— Не совсем. Я просто теперь юрист милиции[4] нашего округа. В прошлом году я послал губернатору Блаунту план организации нашей милицейской системы. План ему понравился, и он переслал его военному министру. Догадываюсь, что именно поэтому они дали мне такое назначение. Во всяком случае теперь я капитан.

— Могу ли я поцеловать вас, капитан Джэксон?

— Принимаю поцелуй, спасибо, мэм, но забудьте про титул. Никто не станет называть меня капитаном только потому, что я составил тексты, несколько полномочий или контрактов. Я стану пользоваться титулом капитана, когда заработаю его, сражаясь с индейцами и англичанами.

Поскольку половину времени Эндрю отсутствовал, ей пришлось взять на себя управление плантацией. В июне нужно было пропахать кукурузу, убрать лен, связать его в снопы и поставить на сушку, посеять коноплю. В июле надлежало убрать пшеницу, скосить тимофеевку, высадить турнепс. Август был лучшим месяцем для консервирования фруктов и овощей, а также для расчистки новых участков земли. В начале осени следовало отремонтировать все постройки и обмазать их глиной в преддверии надвигающейся зимы; скот должен быть забит и мясо подготовлено к хранению; из сала, запасенного в течение лета, надо изготовить свечи.

Ее мать набила руку в этих делах и старательно обучила каждую из четырех дочерей. Перед рассветом подгребались угли в кухонном очаге и разжигался сильный огонь, нагревавший большие чугунные котлы, висевшие на перекладине. Расплавленное сало дважды кипятилось и сливалось в горшки, наполовину погруженные в кипящую воду. На подставки клались две жерди, связанные между собой наподобие лестницы почти полуметровыми стержнями. Такое устройство применялось в семействе Донельсон с того времени, когда Рейчэл была еще ребенком. К каждому стержню подвешивалось восемь свечных фитилей из дважды скрученных нитей. Стержни через равные промежутки времени опускались вниз так, чтобы фитили окунались в расплавленное сало, затем салу давали застыть, и такая процедура продолжалась до тех пор, пока свечи обретут нужную толщину. Для Рейчэл это всегда было волнующей операцией. Она собирала всех, чтобы поддерживать огонь, наливать сало в горшки, раскладывать на полу кусочки древесной коры, дабы салом не испачкать тщательно вымытый пол. По окончании процедуры свечи складывались в ящики и плотно закрывались, чтобы они не оплыли и не потеряли цвета.

Присутствие Молл доставляло ей удовольствие. Никто не знал, сколько ей лет, этого не знала и сама Молл. Ее чистая кожа шоколадного цвета была гладкой, красочно контрастировала с ее седыми волосами. Она была неутомима в работе, постоянно напевая церковные мелодии. Она знала десятки таких мелодий, но не помнила ни одной полной строки песен. Молл была неисчерпаемым источником информации, поскольку она, как и Рейчэл, прошла обучение у миссис Донельсон. Теперь Рейчэл пришлось впервые выполнять обязанности хозяйки плантации. От нее порой ускользали некоторые мелкие детали: рецепт изготовления красной краски; момент, когда щелок становится достаточно крепким для варки мыла; надлежащее сочетание древесины и температуры при копчении мяса; как изготавливать свечи из лаврового дерева, которые горят медленнее и ароматизируют воздух.

С каждым днем она все больше любила Эндрю, ей не верилось, что могут появиться еще более глубокие чувства в радости любить и быть любимой. И все же каждый следующий день был несравненно более насыщенным, делая любовь еще более полной и возвышенной: ведь каждое новое утро обещало еще один день чудесных воспоминаний, питавших новые чувства.

Эндрю и Джон Овертон вернулись из осенней поездки на выездные сессии судов в полдень в конце декабря, когда слой выпавшего снега поднялся до порога. Они веселились, разгружая навьюченных лошадей.

— Мне, видимо, придется открыть лавку, — сказал Эндрю. — Посмотри, что мы привезли: мешки с солью, ботала для коров, топоры, головки сахара, упряжь, седла, кукурузную муку, шкуры медведя и бобров, пчелиный воск, копченую свинину и оленину, два ружья с рожками, полными пороха, свинец для пуль и рулон яркого ситца для Молл. Мне заплатили также одной коровой, двумя лошадьми, пятью свиньями и восьмью овцами. Я сохранил лошадей, а коров и овец обменял на земельные участки.

Однако самым важным подарком оказалась брошь из жемчуга для нее, привезенная в знак возвращения домой. В этот вечер Рейчэл нарядилась к обеду, расчесала волосы и уложила их в высокую прическу. Она надела красное шерстяное платье с длинными рукавами, воротник платья красиво обрамлял ее загоревшую шею, а глубокий вырез обеспечил прекрасный фон для новой брошки и серебряной цепочки. Эндрю сказал ей, что она прекрасна. Во время обеда они держались за руки, спрятанные под столом.

— Когда я вижу вас вдвоем, — сказал Джон, — мне немножко горько, что я все еще холостяк.

— Но, Джон, почему ты должен оставаться холостяком? В Кумберленде много красивых девушек, ищущих мужа.

Джон поднял руки к лицу, как бы защищаясь. Через минуту он сказал без всяких эмоций, словно говорил о каком-то правовом вопросе:

— Какая женщина могла бы полюбить меня, Рейчэл, такого невзрачного?

Она встала и положила свою руку на его плечо.

— Джон Овертон, как вы можете быть столь добрым к другим и таким жестоким к себе? Однажды какая-нибудь женщина посмотрит в ваши мягкие, симпатичные глаза и решит, что вы прекрасны…

Джон и Эндрю удивленно посмотрели друг на друга, а затем рассмеялись от всей души.

— Ох, Рейчэл, даже моя мама не думала, что я прекрасен…

— Ну, я также некрасив, — сказал продолжавший смеяться Эндрю, — у меня, как у лошади, длинное лицо.

— О, Эндрю, прекрати. Наши лица такие, какими их создал Господь Бог. Женщина любит человека не за количество волос на его голове или за форму носа. Она любит мужчину за его внутренние качества: силу или, быть может… честность.

Юридическая практика Эндрю Джэксона и Джона Овертона расширялась так быстро, что к апрельской сессии суда 1793 года в Нашвилле накопилось сто пятьдесят пять дел. Эндрю получил семьдесят два, а на долю Джона выпала значительная часть оставшихся.

— Рейчэл, почему бы нам не соорудить гостевую хижину для Джона? Мы могли бы оборудовать ее как вторую контору с соответствующим набором справочников о законах, и я смог бы чаще оставаться дома.

— Хорошо. Я построю ее весной, в твое отсутствие.

Рейчэл и семейство Донельсон немедленно приступили к работе по сколачиванию рамы кровати, стола и стульев. Рейчэл внесла и свой вклад. Она соткала покрывало для кровати из окрашенной индиго туго пряденной шерсти со сложным рисунком, известным под именем фантазии холостяка. Она попросила брата Сэмюэля остаться в ее доме на два месяца, пока мужчины будут в отъезде. Сэмюэл тотчас же согласился:

— Прекрасная возможность для меня. Все книги по юриспруденции будут в моем распоряжении.

Через неделю после отъезда Эндрю начались набеги индейцев, такие интенсивные, каких не помнила Рейчэл. Сын полковника Бледсоу и его друг были убиты на противоположном берегу реки, у Нашвилла, а 17 февраля подвергся обстрелу другой сын Бледсоу, которого индейцы преследовали вплоть до его блокгауза. Пять дней спустя были сняты скальпы у двух сыновей полковника Саундерса. Через два дня брат Роберта капитан Сэмюэл Хейс был убит около входной двери нового дома Джона Донельсона. Генерал Робертсон приказал, чтобы каждый дом, каждое укрепление и каждая группа людей, работающих на расчистке земли, были день и ночь начеку.

Перед Рейчэл встала дилемма: или переехать в дом матери и оставить своих работников на милость индейцев, или забрать негров с собой, но тогда индейцы сожгут всю плантацию дотла.

— Я не хочу, чтобы мой муж приехал домой на пепелище, — заявила Рейчэл.

— Конечно, — сказал Сэмюэл, — но ты не можешь допустить и того, чтобы он приехал к оскальпированной жене. Может быть, мать даст нам Александра и Левена в качестве ночных стражей.