Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон - Ирвинг Стоун

— Вы оба не правы. Глубоко не правы. Вы не понимаете, что это будет означать… мы публично признаем, что не были женаты эти два года. Мы признаем себя виновными в том, что будет предъявлено нам в суде в Харродсбурге, дадим возможность любому врагу или негодяю постоянно обливать нас грязью. — Он шагнул к двери. — Спокойной ночи, Джон.

Когда Джон ушел, Эндрю смотрел некоторое время во мрак ночи, потом повернулся к Рейчэл. Злоба сошла с его лица, ее место заняла ущемленная гордость.

— В наших глазах мы женаты, мы женаты и в глазах семьи и друзей. Мнения других не в счет. Мы должны твердо стоять на своем: когда первая церемония законна и достаточна, бесполезно проходить вторую.

И теперь по выражению его лица она поняла, почему он так настойчив: он берет на себя всю ответственность за то, что позволил, чтобы ее имя попало в публичный суд в Харродсбурге, где ее бывшие друзья и родственники услышат, как будут поносить ее, что она страдает сейчас и будет страдать в будущем, а ведь их обоих должны были бы осудить за прелюбодеяние. И, поняв это, она знала теперь, как успокоить мужа и добиться его согласия.

Она стояла спиной к огню, чтобы согреться и набраться сил. Эндрю задержался у двери, стараясь не смотреть ей в глаза и не показать свои собственные ущемленные чувства и угрызения совести. Она терпеливо ждала, когда он подойдет к ней. Он обнял ее, и если раньше в этот день он почувствовал на своих губах соль ее слез, то теперь она почувствовала на своей щеке его слезы. В его осознававшем свое поражение теле она ощутила страх перед судилищем, отчаяние перед невозможностью оспорить обвинения, чудовищность того, что они будут вынуждены признать, и одновременно полное отсутствие шанса выбрать иной путь.

— Нам достаточно сделать самую малость, чтобы остановить Робардса. Суды не любят давать разводы. Малейший намек с нашей стороны на нарушения, и дело будет сорвано… У нас все права и есть оружие, чтобы защитить себя, и все же мы вынуждены предоставить ему возможность выступать в роли пострадавшей стороны, поливать нас грязью, как ему захочется, а мы не сможем произнести ни слова в нашу защиту. Ты понимаешь, как тяжело мне принять все это?

— Да, мой дорогой, так же тяжело, как было тяжело услышать новости, которые ты привез мне на Вилла-Гайозо. Ты успокоил меня тогда и утешил своей любовью, убедил меня, что наконец-то мы свободны любить и вступить в брак. Нам пришлось заплатить горькую цену за свободу, Эндрю, но ты прав: нет ничего дороже нашей совместной жизни. Итак, теперь моя очередь сказать тебе: не нужно плакать, метаться и защищаться. Не о несправедливости, а о двух годах чудесного счастья и о всех грядущих годах счастья должны мы думать.

Она коснулась указательным пальцем его губ, когда он собирался возразить, затем, отведя палец, поцеловала Эндрю:

— Сделай это для меня, дорогой. Даже если ты и прав, а я не права, даже если тебе это претит, сделай ради меня, потому что я так хочу, мне это поможет. Сделай потому, что ты меня любишь и потому… когда появятся наши дети… не должно возникать вопроса, никто не должен навредить им по той причине, что до их рождения мы не сделали нужного шага.

— Да, Рейчэл, я сделаю это для тебя. Я сделаю все, что хочешь… непременно.

Книга третья

Жалостливое блеяние перешло в стон.

Они ускорили шаги, наклоняя тело вперед навстречу ветру, бросавшему на землю большие хлопья снега.

— Как она выскочила из хлева? — Рейчэл повернулась лицом к Эндрю, чтобы ветер не относил в сторону ее слова.

— Не знаю. Джордж и я закрыли все надежно, когда вчера начался снегопад.

Над головой маячили голые ветки тополя. Под деревом на примятом снегу они нашли одну из своих овец, облизывавшую только что родившегося ягненка. Когда Рейчэл и Эндрю подошли к овце, она была совсем слабой и начала коченеть. Эндрю опустился на колени и осмотрел животных.

— Малыш еще жив? — Она опустилась на землю около него, сдвинув назад шерстяной капюшон, чтобы лучше видеть.

— Едва-едва.

— Отнесем поскорее в дом.

Эндрю снял длинное кожаное пальто, надетое поверх куртки из оленьей кожи, расстелил его на снегу и положил ягненка в тепло. Он посмотрел на овцу.

— Мне жалко терять ее, она — упрямая ренегатка — вырвалась с пастбища для случки, а потом сбежала из хлева, чтобы объягниться.

— Не такова ли участь всех ренегатов?

Эндрю встал, держа ягненка в руках:

— Только тех, кто не планирует свой бунт на подходящее время.

Рейчэл побежала впереди, оставляя за собой на снегу след кожаных сапожек. Она крикнула Молл, чтобы та принесла теплого молока и расстелила шерстяное одеяло перед пылающим камином. Молл быстро пришла с кувшином молока.

— Может быть, капнуть немного виски? — спросил Эндрю. Он стряхнул снег со своей охотничьей куртки, наследив на полу.

— Да, в тебя. Будь добра, Молл, налей мистеру Джэксону горячего пунша.

Они сидели молча: Эндрю — в своем большом кресле, подставив подошвы своих сапог к огню, отхлебывая свой напиток, она — у края очага, ее капюшон был откинут в сторону, а широкая юбка смялась под ней. Все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы влить теплое молоко в рот ягненка. Она поймала пытливый взгляд Эндрю и мягко сказала:

— Всякая жизнь ценна, даже этого случайного ягненка, который не существовал для нас всего несколько минут назад.

Эндрю раскуривал свою трубку, а Рейчэл гладила курчавую белую шерсть ягненка. Когда трубка Эндрю наполовину выгорела, он спокойно сказал:

— Рейчэл, я собираюсь открыть лавку.

Она с удивлением посмотрела на него:

— Лавку? Ты имеешь в виду такую же, как у Ларднера Кларка?..

— Да, только здесь, на нашем участке. Даже в скверную погоду в последние недели почти целая сотня семей проехала через Кумберленд в своих фургонах, и многие из них осели на пути. Они нуждаются в продуктах питания.

Она даже не пыталась скрыть свое удивление:

— Почему же так, Эндрю? Ты — прокурор территории, самый преуспевающий молодой адвокат…

— Потому, что мне нужны наличные деньги! — Его голос звучал громче обычного, поскольку он редко прерывал кого-либо. — Как адвокат я все еще получаю оплату участками земли и скотом. А люди, покупающие в лавке товары, платят наличными, причем в три раза дороже, чем я могу их купить в Филадельфии.

Ягненок зашевелился, Рейчэл осторожно подвинула его так, чтобы он мог положить свою голову между ее грудями.

— Эндрю, когда мы узнаем, что он выживет?

— Он будет жить, если к полуночи встанет на ноги. Итак, что я хочу сделать — это собрать документы на все наши земельные участки — Джон поедет с нами в Филадельфию, — продать их за наличные, а на вырученные средства закупить запасы для лавки. Затем, когда получим реальный доход от лавки, сможем купить еще большие участки земли…

— …Чтобы продать в Филадельфии?

— Да, земельные компании купят все приобретенное нами.

— И так пойдет по кругу?

— Как солнце. Посмотри на своего брата Стокли — он скупил сотни тысяч акров. Рейчэл, здесь будет крупнейший торговый центр Запада, место скопления товаров, поступающих из Филадельфии и из верховьев Миссисипи к Новому Орлеану. Человек, основавший здесь торговый пункт, станет самым богатым на границе.

— Мне трудно представить тебя торговцем, Эндрю. Есть ли у тебя та особая проницательность, которая помогла Ларднеру Кларку стать удачливым торговцем?

Она заметила, что у ягненка при рождении видны лишь нижние зубы, а его глаза — голубоватого цвета под почти закрытыми веками.

— Рано или поздно ты будешь получать столько же денег за свою юридическую практику.

Он нетерпеливо заерзал в кресле, поменяв положение ног, обутых в сапоги:

— Дело не в том, что мне надоело заниматься правом, но мне кажется, что все судебные дела на один манер: спорные права на землю, споры относительно продажи товаров, кто начал ссору, а кто кончил ее. Я никогда не скрывал от тебя, что для меня право было лишь средством…

Из кухни торопливо вышла Молл в сером хлопчатобумажном платье и черном фартуке; ей хотелось узнать, как чувствует себя ягненок. Эндрю подошел к окну, любуясь падающим снегом. Его рыжие волосы блестели, отражая свет камина. Было около четырех часов дня, а за окном уже сгустилась мгла.

— Я все подсчитал. Джон и я имеем вместе около пятидесяти тысяч акров, на мое имя записано около тридцати тысяч. Их цена — десять центов за акр. В Филадельфии я смогу получить за акр примерно доллар. Поездка займет до двух месяцев. На полпути есть дешевая хижина, я могу купить ее за полцены. Две-три поездки в Филадельфию, и потом мы сможем открыть лавки в долине Кумберленда и торговые отделения в Натчезе и Новом Орлеане.