Коты-колдуны - Кирилл Баранов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коты свалили сундук со ступенек крыльца и втроем отбросили крышку.
– Суй сюда! – произнес Пузырь незнакомым от усталости голосом.
Уруська подбежала к сундуку, уложила птицу на дно и, когда коты почти опустили крышку, высунула руки. Крышка захлопнулась, и внутри заколотило, затрещало, заскребло, зацарапало. Уруська спешно села на крышку, а рядом устроились Пузырь и Трофим.
Еще некоторое время сундук подрагивал и покачивался туда-сюда, крышка подпрыгивала и изнутри доносился рык, очень непохожий на птичий голос.
И хотя вскоре все прекратилось, но и потом слышалось временами, как что-то трется внутри, как постукивает там и похрюкивает…
Листья деревьев понемногу тускнели; бранившиеся женщины прекратили крик и стояли в смущении, не зная, что на них нашло; валявшийся на дороге пьяница сел и оглянулся. Краски тускнели, мир становился прежним.
– У-ух! – сказала Уруська и вытерла со лба пот. – Сразу стало легче. А то начало казаться, что жизнь хороша и приятна…
– Жизнь не так и плоха, пока можно бросаться огненными шарами, – кивнул Пузырь.
– Из-под хвоста!
– Каждому свое.
– Надеюсь, долго учиться мне не придется. Уже не терпится куда-нибудь выстрелить.
– Сначала нужно поймать вторую птицу.
– А, – отмахнулась Уруська. – Где она там? Давайте сюда.
– Вторая хуже этой, – покачал головой Пузырь. – Ее так просто голыми руками не возьмешь…
Глава седьмая. Давай шарахнем…
И вновь в пути фургон кошачий.
И вновь он едет не пойми куда.
И веет вместе с ветром неудачей,
Короче говоря – все как всегда…
Тихо в нимской степи и словно бы пусто. Смотришь на травы до горизонта и кажется – ни души кругом. И думаешь – хоть бы какую фигуру живую, пусть бы хоть дурака какого-нибудь увидеть! Ах трава, шелестящая и неисчислимая, не будь тебя – не было бы и таких мыслей! Ведь вовсе не пусто в степи, вовсе не безлюдно. Где-то там бегают среди травинок злющие ядовитые пауки, где-то там ползают и шуршат змеи с такими клыками, что им и яду не нужно, где-то там лезут черви, извиваются, где-то там бегают кусачие нимские хорьки, любители лакомится чьими-нибудь выпавшими потрохами. А наверху парят птицы, высматривают – не виднеется ли где завалившийся глаз…
Но котам было все равно – их вновь одолевала тоскучая тоска. Трофим с Лишайным сидели на месте возницы и вздыхали, Уруська устроилась с другой стороны фургона и смотрела на дорогу позади, щелкала пальцем по хвосту Сраськи и косилась на зевающего Пузыря.
– Сейчас колесо отвалится, – вяло произнес Лишайный.
– Какое? – столь же вяло спросил Трофим.
– Какое-нибудь, – Лишайный вздохнул.
Колеса и правда скрипели, трещали и ходили из стороны в сторону.
– Не отвалится, – тихо сказал Трофим.
– Серое все, – уныло протянула Уруська и замолчала на некоторое время. – Тучи ленивые. Сейчас дождь пойдет…
– Ну вот, теперь и дождь, – пожаловался Лишайный. – И колесо отвалится, и дождь пойдет.
– Не отвалится, – произнес Трофим.
– Э, чего стал посреди дороги! – вдруг воскликнул Лишайный. – Уйди куда-нибудь в яму!
– На кого ты там разорался? – удивилась Уруська и выгнулась так, чтобы с задней части фургона глянуть на дорогу впереди.
На пересечении трех путей стоял мужик. Может, не совсем еще толком мужик, но и не ребенок – с кручеными как попало усиками, с завитой барашками бороденкой. Одет он был так и сяк. Шапка с задранными щегольски полями на макушке вся была в грязных катышках и жженых дырах от летевших, скорее всего, в мастерской искр. На хорошую красную рубаху с бело-синими узорами был накинут дрянной кафтан с одним оторванным рукавом. Сапоги на ногах хорошие, с мехами, но – разные. Штаны, на вид вполне новые, разорваны.
Мужик, который еще не слишком мужик, одной рукой держал молчаливого коня, а в ладони другой мешал золотые и серебряные монеты, пересчитывал их, закатывал глаза, пересчитывал опять.
Он поглядывал по сторонам, что-то обдумывал и как будто не мог решиться куда пойти сообразно с имеющимся у него количеством монет.
Из фургона высунулся Пузырь.
– Эй, человек, – сказал кот, – ты не видел, не пролетала тут серая-серая птица? Длинная, похожа на журавля. На нее глянешь – и сразу кашлять хочется.
– Есть мне дело до вашей птицы! – огрызнулся не совсем мужик. – У меня своих забот выше головы…
– Да ну, какие у тебя заботы? – кинул насмешливо Лишайный. – Я тебя с холма увидел. Ты здесь минут тридцать стоишь, если не больше, как столб придорожный.
– Ну вас, – отмахнулся не совсем мужик, – можно подумать, вы поймете! Вы – коты. Вам ничего не надо…
– Что такое надо тебе, чего не надо нам? – спросил Трофим.
– Сундук с узорами из самоцветов, – съязвил Лишайный, – чтоб козявки складывать.
– Трусы с серебристым шнурком и рисованными петухами на кайме, – предложил свою версию Сраська.
– Зачем тебе нужно такое, что и котам ни к чему? – не отставал Трофим.
– Эх, что вы знаете о любви, чучелы хвостатые, – вздохнул не совсем мужик. – Что вы знаете о жгучей страсти?
– Мне порой бывает страсть как хочется спать, – понимающе кивнул Сраська.
– Я влюблен, – произнес патетический не совсем мужик. – Я влюблен безумно, и это моя мука, моя боль, мое счастье и смерть моя тоже!.. Ах, моя любезная, моя прекрасная и сладостная Фиюлька, как мне быть? Что мне делать, чтоб ты стала навеки моей и ничьей больше ни разу?
– Это просто, – сказал Лишайный. – Подбегаешь, хватаешь зубами за загривок…
– Подожди ты, ерник, – прервала его Уруська. – Что такое у вас за беда бедовая, что вы стоите на месте и ничего не делаете?
– Ах, моя беда, – не совсем мужик покачал головой. – Фиюлька моя, ясноглазая моя, беззаботная моя Фиюлька… Да разве вы поймете, вы-то сами… Я просил руки у ее отца, а он сказал мне, чтобы я пошел в город и заработал там сто денег в золотых монетах2.
– Ничего себе, – сказала Уруська. – Умный какой.
– Я пошел в город и заработал там сто десять денег в золотых монетах и еще восемнадцать серебром.
– Ничего себе, – сказал Трофим.
– И как мне прикажете быть? – не совсем мужик чуть не плакал.
– Чего здесь приказывать? – в недоумении произнесла Уруська и хотела продолжить мысль, но не совсем мужик ее прервал:
– Как мне теперь поступить? Открыть правду? Или смолчать?
– А что ты боишься, что у тебя эти деньги заберут? – спросила Уруська.
– Кто заберет у меня деньги? – перепугался не совсем мужик.
– Мне откуда знать? Ты же
