Коты-колдуны - Кирилл Баранов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло полчаса. Очередь не сдвинулась ни на шаг, а у котов уже в головах мутилось от возобновившейся беседы двух придорожных мужиков:
– Долго ждем!
– Что ж делать?
– Надоело!
– Ну ничего…
– Слишком долго.
– Подождем, что уж.
– Поехали дальше, – шепотом произнес Пузырь.
Кошачья повозка объехала столпившихся в конце очереди людей и покатила себе как ни в чем не бывало мимо зевающих купцов, мимо страдающих от безделья крестьян, мимо сварливых женщин. Лишь раз лезущим напролом котам надумал помешать какой-то усталый стражник, охранявший богатую повозку, но и он отступил, увидев котов на козлах. На них вообще смотрели с пониманием. Коты, что с них взять? Все равно им никто не указ…
Таким образом добрались почти до самых ворот. Рва вокруг Старого Бора не было, и перед стенами бродили воротные стражники и какие-то чиновники с бумагами, иногда что-то рисовали чернилами, но, как правило, просто листали, читали и листали дальше, морща носы. Со стороны города стражники задержали купца, везшего редьку для продажи куда-то в соседнее поселение. Овощи осматривали по одному, ощупывали, раскладывали по ящикам… Снаружи же ворот переминался с ноги на ногу крестьянин с тихой клячей.
Красный, наморщенный стражник задирал лошади ногу, а чиновник показывал пером на подкову. Крестьянин прищурился от напряжения.
– Вот, гляди, видишь? – сказал чиновник. – В углу почти стерлось, куда ты лошадь тащишь?
Лошадь покачнулась и попыталась высвободиться – она была нагружена мешками в три слоя.
– И отворот гнутый, что это такое? – продолжал гнусить чиновник. – Здесь еще хорошо, что шляпку гвоздя видно, не то, что на предыдущем копыте. Переделывай. Я такую лошадь не пущу, запрещено.
– Да что же так? – крестьянин отстранился и странно задвигал руками. – Как не пущу? А третьего дня пускали.
– А сегодня у нас не третьего дня, сегодня у нас сегодня, – чиновник говорил так, будто тер кожу шершавым языком. – Подковы нужно сменить, все написано в указе. И уздечка грязная, я говорил. Пятен быть не должно. Если не оттираются пятна, купи новую. С грязной уздечкой в нашем городе ходить нечего. Хорошо бы всю сбрую сменить.
– Это же разве грязь?
– И вообще, ты для чего лошадь к воротам привел?
– Как? А что?
– Крестьянскую лошадь ставить нужно в посадской конюшне. Чего ты ее сюда притащил?
– Посад далеко, – крестьянин растерялся и смотрел на всех по очереди. – Я всегда ее в город вел.
Посад в Старом Бору располагался на другом берегу реки.
– Этого делать нельзя, запрещено!
– Но я заводил, никто не запрещал…
– Никто не запрещал, а я запрещаю. Нельзя.
– Как так нельзя, если я заводил?..
– Очень просто. Написано по-человечески – запрещено. Значит, запрещено. Нельзя.
– Но я лошадь заводил, тогда, выходит, можно.
– Вы ее, может, и заводили, но делать это запрещено!
– А если запрещено, чего же я заводил? – совсем запутался крестьянин.
– Коли уж запрещено, так, может, и не заводили?
– Как же, раз уж заводил…
– Выходит, значит, что и не заводили…
– Но я заводил!..
– Или все же нет, – на лице чиновника было мертвое спокойствие, такое лицо можно на дорогу вместо камня класть.
Из фургона высунулась растрепанная голова Уруськи. Глаза – краснющие, бесноватые.
– Я сейчас с ними договорюсь, – сказал не слишком уверенно Трофим и спрыгнул с места возницы.
Уруська вылезла на козлы со Сраськой в руках.
Трофим оглянулся и подошел к одному из бездельничавших, по мнению кота, чиновников. Тот что-то читал в бумагах и поглядывал исподлобья на подмастерья, который привез в город на ремонт поломанные колеса телег и сидел такой мрачный и злой, что того и гляди – лопнет.
Трофим что-то сказал, чиновник ответил, не глянув на кота. Трофим сказал еще что-то. Наконец завязался некий короткий разговор, в середине которого кот вынул из пояса маленький мешочек и, вытянувшись на двух ногах, протянул его собеседнику. Тот, однако, мешочек не принял и с совершенно не людской физиономией сунул его обратно Трофиму. Трофим, вообще, был хорошо потертым калачом, он не раз имел дела с разного рода сановниками и знал, что у тех в жизни нет ничего, что бы они любили больше взяток. Поэтому он, ничего не говоря, снова подал тот же мешочек чиновнику. И снова получил его обратно. Трофим нахмурился. Чиновник качал головой.
– Ближе, – прошептал Пузырь, и лошади сами потихоньку приблизились к воротам.
Теперь сидящие в повозке могли разобрать, о чем говорили воротный бюрократ и кот.
– Встаньте в конец очереди, – говорил чиновник, неодобрительно косясь на Трофима. – Я не могу пропустить вас вне установленного порядка. Это запрещено.
– Зачем думать о том, что запрещено, когда я даю вам мешочек? – заговорщически произнес Трофим, но голос у него стал неуверенным.
– Мне запрещено брать мешочек.
– А вы возьмите его, когда никто не смотрит. Если никто не видит, то как будто и не было, а если не было, то и не запрещено.
– Если и не было, все равно запрещено.
– Так ведь мешочек не пустой.
– Не пустой мешочек брать тоже запрещено.
– Но ведь хочется.
– Хотеть запрещенного мне запрещено.
Трофим судорожно почесал нос.
– Я сейчас начну колдовать матом, – предупредил Лишайный, он сидел весь напряженный, тронешь – а он как из дерева. – У меня от здешней дурости в глазах двоится.
– Надоели! – сказала Уруська, вообще пылкая и несдержанная, которую все что угодно могло привести в возбуждение.
Она положила Сраську себе на плечо – задом к несговорчивому чиновнику.
– Давай шарахнем их огненным шаром! – предложила Уруська и подняла оторопевшему коту хвост. – Стреляй!
– Опусти меня, – попросил Сраська. – Даже мне стыдно.
– Трофим, хватит, иди сюда, – позвал Пузырь.
Трофим вернулся тоскливый, как побитый.
– Ничем его не возьмешь, – посетовал он.
– Сейчас, – сказал Пузырь и полез в фургон.
Внутри что-то зазвенело, а минуту спустя Пузырь вернулся с маленьким мешочком на шее.
– Держитесь крепче, – сказал он, посмотрел на Уруську, восхищенно ждавшую какого-нибудь колдовского урагана, а потом просто вынул из мешочка несколько зерен и бросил на землю в стороне от фургона.
Впрочем, бросать ему пришлось несколько раз, потому что кошачьей лапой много
