Предмет вожделения № 1 - Анна и Сергей Литвиновы

– Будем надеяться, что он – среди них… – пробормотал Валерий Петрович. – Танюшка, ты можешь вывести это на печать?

– А почему нет? – усмехнулась она.

– Приятно иметь дело с компьютерно грамотным человеком, – удовлетворенно потянулся отчим. – Нда-с. По-моему, мы заслужили хороший обед… Танюшка, сварганишь чего-нибудь перекусить? Господин Синичкин привез нам всяческой провизии…

– Слушаю и повинуюсь, товарищ полковник.

Таня смиренно склонила голову и отправилась на кухню. Компьютер, надо признать, изрядно ей надоел.

Закупленная Пашкой еда была типичной для мужчин: все самое дорогое, но отнюдь не самое вкусное.

Эскалопы. Замороженная картошка фри Салат «Столичный» в пластиковом корытце. Два сорта соков. Две бутылки пива. И хлеб – далеко не первой свежести.

При этом никаких приправ, равно как соли и масла, Синичкин купить не догадался.

Ну, ладно: без приправ еще можно обойтись. Соль и перец, слава богу, нашлись у хозяина. А вот без масла поджарить картошку и мясо будет трудновато…

Таня порылась в кухонных тумбочках, заглянула в посудомоечную машину. Ура! – нашлись три сковороды с антипригарным покрытием. Значит, можно выкрутиться и без масла.

Татьяна принялась отбивать эскалопы – и думала: до чего же приятно кормить дорогих тебе людей.

Для отчима она вообще готова все на свете сделать. Он столькому ее научил! От стольких бед спас! Да и вообще, все самые светлые детские воспоминания с ним связаны. Дура мать, что с ним развелась… Ох, какая дура! Такими мужиками не бросаются. Да, по-моему, она и сама сейчас жалеет…

Паша Синичкин – тоже, в общем-то, близкий Тане человек. Совсем в другом роде, конечно, чем Валерочка. Но он – ее верный друг. Друг в самом прямом смысле этого слова. Ничего сексуального ровным счетом между ними не было (если не считать одного-единственного давнего поцелуя в Кусковском парке).

Таня порой Пашу годы напролет не видела, но если с ней случалась неприятность, она всегда бежала за помощью к нему. К Пашке – Пашуне… Вроде бы все просто с Синичкиным: он – боец, не рассуждающая гора мускулов. Но при этом у него имеется четкое представление, где в мире зло, а где – добро. И постоянно действующая внутренняя установка: зло должно быть наказано, а добро – торжествовать. И – внутренняя готовность сделать для этого все, что в его силах. И даже больше.

Пока она избивала эскалопы, на плите раскалились все три сковороды. Таня посолила-поперчила мясо, вывалила на одну сковородку картошку, на две другие разложила пять эскалопов: мужчинкам – по два, а ей и одного куска хватит.

Пища тут же зашкворчала, застреляла на огне. Эх, для полноценного обеда не помешали бы, конечно, помидорки, маслинки, огурчики… Ну, ладно, ограничимся глупым салатом «Столичный» – если уж Пашка такой тупой и хватает в супермаркете все подряд, не рассуждая.

Таня выглянула из кухни в гостиную.

– Ма-альчики! Идите мыть руки. Скоро обедать.

Но что это?

Отчим – еще минуту назад, кажется, безнадежно уставший от поиска «первоочередных» подозреваемых – сейчас сидит, сосредоточенный, над только что отпечатанными списками и что-то тихо-тихо втолковывает Синичкину. Тот притулился рядом в кресле, ловит каждое его слово и сосредоточенно кивает.

– Вы что это там обсуждаете?!

Отчим, не отрываясь от списка с «кандидатами», повел носом:

– Таня, Таня! Мясо!

Мясо и вправду пригорало – и Татьяне пришлось броситься к плите. Знала: Валерочка не простит ей испорченного обеда, ворчать будет до вечера.

Она убавила огонь, стала переворачивать эскалопы. Кусок мяса шмякнулся на пол. Она схватила его руками, обожглась, кинула назад в сковороду… Негигиенично, конечно, но очень уж она злилась.

Да что ж это такое! Мужики – шовинисты! Принялись втихаря от нее что-то обсуждать! А ее загнали на кухню! Что она им – повар Фриц?! [6] Секретарша какая-нибудь?! Эта, как ее… Из романов Гарднера…

Ну, неважно… Спасибо, что Валера с Пашей не возомнили, что она – садовник Теодор, газон постригать не заставили!..

Помешав лопаточкой картошку, Таня постаралась умерить гордыню, привести себя в равновесие. Смириться. Все равно, если отчим чего решил ей не говорить – ни за что не расскажет.

Лучше подумать, как быть. Что и как ей удастся у него выведать. И чем она сможет быть ему реально полезна.

Поджаривание эскалопов с картошкой за помощь, конечно, не считается.

Татьяна выключила газ и прокричала:

– Валера! Паша! Пора обедать!..

Генерал был уверен, что этот телефон не слушают.

Хотя бы потому, что аппарат был изъят полгода назад при аресте одной криминальной «шестерки». С тех пор сотовый проходил в качестве вещдока, а на самом деле просто валялся у него в ящике стола.

– Давай докладывай, Кобылин.

– Работаем, – выдохнул тот с оттенком безнадежности.

– Ра-бо-та-ем… – угрожающе повторил генерал по складам. – А результаты?

– Работаем по толстяку, – тоскливо доложил Кобылий. – Отслеживаем все его связи. Отсмотрели пограничные КПП. Госграницу он не пересекал…

– Да в Москве он, в Москве!.. Это бритому ежику ясно!

– Мы шерстим его знакомых.

– А девчонка?

– Она тоже… Исчезла…

– По ее контактам работаете?

– Сил у нас мало, – тоскливо выдохнул Кобылин. – Людей раз-два и обчелся.

– Я сам знаю, – закипая, сказал генерал.

Диким усилием воли смирил привычно подступивший к горлу гнев. Аж зубы от напряжения скрипнули… Но если нет возможности разрядиться – ударить, растоптать, унизить – зачем тогда и начинать гневаться?

Спокойно произнес:

– Ты что, не понимаешь, Кобылин, свое положение?

– Понимаю, – покорно проговорил тот.

– Ты что, не соображаешь, Кобылин: эти двое могут привести нас к объекту?

– Так точно, соображаю.

– Давай действуй, Кобылин. До завтра срок у тебя.

Помнишь ?

– Так точно.

Он положил трубку.

Никакой разрядки.

Это плохо.

И дело не движется.

Это еще хуже.

Валера улегся спать, как всегда, рано. Посмотрел десятичасовые новости, похрумкал сушек с чаем. Сказал:

– Спокойной ночи, Танюшка, – легонько чмокнул ее в висок и отправился наверх, на боковую.

Синичкин уехал с дачи сразу после обеда. Видимо, инструкции, которые успел ему дать отчим – пока Таня, как кухарка, готовила им пищу! – были ясными и исчерпывающими. Никаких вопросов при ней Павел не задавал. Ни о каких делах они с Валерием Петровичем за едой не говорили.