Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой - Александр Борисович Каменский

естли оне, несчастныя дети, навсегда останутся под властию у него, распутнаго отца, и под властию Несвицкой, тогда вечно погибнут оне от жестокостей ея к ним и от недостойнаго воспитания, а равно естли и имение его не соблаговолите отдать в опеку, тогда он и достойное все промотает и их оставит в сущей нищете без пристанища и без пропитания. Что ж принадлежит до того показания его, мужа моего, Сенату, якобы он потому мне детей моих не веряет, будто бы я во отомщение его буду мучить их, в чем и подкрепляет он сие показание свое письмом матери моей, какова не бывало никогда, и представил он Сенату с него копию спустя полтора года после смерти матери моей, забыв, что сей несчастной процесс еще при жизни ея вышел с нами за год, от которой печали и жизнь ея к году прекратилася, не вынесла по слабости своего здоровья сего злейшаго для ней удара, а о чом все общество в Москве извесно, то он ея точно сим процессом уморил. Для чего же уже он, имея со мною столь гласную ссору и разойдяся розно жить со мною, и не представил к правости своей тогда уже того письма при живой матери моей? Но я всеми нашими родственниками и приятелями ея и собственно писанными от ней ко мне во оном уже несчастии моем письмами оправдаюся в том и докажу, что видно сие письмо точно составное самим им, мужем моим, с его сообщниками, что весьма легко можит зделать такой человек для оправдания своего, которой столь распутен, что и при живой своей матери умел представить купцу Деклеру вместо ея подставную бабу, отважился сочинить от имени ея фальшивой вексель, а на мертвую мать мою еще лехче можит сочинить таковое же письмо, каков тот его есть вексель. Когда уже самое меня живую клеплит тем, бутто б я его оставила, а не он меня бросил. Он столько бутто бы сожалел обо мне, что просил тетку свою Анну Алексеевну Хитрово и князя Гаврила Петровича Гагарина и мать мою преклонить меня ко обоюдному с ним миру, но я будто б на то не согласилася, забывши то, что он учинил сей процесс публично в столичном городе Москве. И когда меня столь бесчеловечно оставил на все мучении в жизни человеческой, тогда я просила оную двоюродную тетку, генеральшу Анну Алексеевну Хитрово, и не только она сама, но и зять ея его графское сиятельство граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменской, будучи у ней же в доме, его, мужа моего, весьма милостиво увещевали, чтоб обратиться на истенной путь, вести себя пристойно и воздержаться от того порока, которым он убивает все свое семейство, жену, детей и сам себя, и ничего более не выйдет как сущия его погибель, что он для Несвицкой проматается, а она, обобравши его, бросит, каковых несчастных довольное число, которыя, промотавши имение свое, скитаются и бедных детей своих тем губят.

Также тогда и господин московской губернатор Петр Васильевич Лопухин изволил его к себе призвать и уговаривал примириться со мною обоюдным миром. И после того Петр Дмитриевич[62] изволил мирить, но он никого их не послушался, а остался и до сего времени в гнусном извращенном деянии своем. Довольно имею знатнаго свидетельства к тому кроме еще многих благородных и чесных людей обличать сии лживыя его поступки, сколько он дерзнул пред Сенатом неправды сказать. А ис того может ли подобно быть хотя мало правде из сего мужа моего показанием, чтоб я его добровольно оставила и пожелала б скитаться в сущей нищете, не имея места и пропитания себе никакова, и растаться з детьми моими? А еще походит ли то на правду, чтоб я, будучи им, детям его, родная мать и могла б на них, малолетных, ни к чему невинных, мстить пороки отца их, от которых и сами они не погибли, а потому б и его во оных охотно извинила, если б только могла быть с ними, детьми моими, вместе и избавить их от гонения Несвицкой, котораго он их несчастия, любя ея, не видит, что она по роспутности его имеет над ним такую власть как сущая их мачиха и, ненавидя меня, безо всякаго помилования отмщевает к ним, детям моим, мучением. Как есть она наложница его, то ей дети мои не жалки, а мне сего зделать с ними нельзя, ибо я им родная мать, а не мачиха, что я точно пред судом законным докажу, что страждут дети мои от его роспутности и от княгини Несвицкой, а при мне они были благополучными.

И как она, Несвицкая, всегда в доме нашем с ним, мужем моим, пребывает, то по тому самому я большую самую имею притчину ему не доверять в них, детях моих, как по его столь гнусным порокам и распутностям, так и по его болезням. Не только он не может иметь за детьми своими порядочнаго присмотра, но и сам, утопая в страстях своих и будучи страждущим, больным и дряхлым, требует опеки, которая б его от грабежа имении его и от коварства Несвицкой княгине охранила, как он, ослепяся ею, не видит своего несчастия, что он не может быть любовником, будучи разбит жесточайшим параличом, от котораго весь разслаблен, рукою и ногою вовсе почти не владеет, рот перекривлен, лицо обезобразено, в уме своем почасту мешается и весь в незалечимых ранах находится. А потому она, Несвицкая, не только детьми своими, но и самым им, мужем моим, суще наругательно обманывает его, будучи только тем довольна, что умела такого простака и роспутнаго человека заманить в свои сети, которой кроме того, что просто пьян и роспутен, но и па таковым его болезням от ней, Несвицкой, обманут и обруган, каковаго нетрудно завести еще больше в порок и во все дебожи, кто совести не имеет, и ограбить все его имение себе. И паче уже по ослепленной его к ней, Несвицкой, любви и лехковерности такой, что он все для ней зделает, а она, любя его имение, а не его персону, видет из него одну только шудку. Не могут же его оправдать во оном с нею неизстовстве нынешния его болезни, потому что он свел с нею прелюбодейной союз, будучи еще здоровым, и зделал уже с ней такую привычку, что и поныне не растается с нею.

Паралич же его разбил по разлучении со мною чрез год по причине невоздержаннаго его жития и