Пленники Сабуровой дачи - Ирина Сергеевна Потанина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коля нелепо топтался в коридоре, не в силах уйти и снова бросить дом на разграбление. По-хорошему, конечно, нужно было починить дверной замок, вставить стекло, поподнимать с пола вещи. Разумеется, как только найдет семью, он вернет всех на прежнее место жительства, и хорошо было бы, чтобы мама, Светланка и Вовка не увидели, во что превратился дом за время их отсутствия. Впрочем, и Харьков, и Высокий освободили уже месяц назад, а значит, Света наверняка уже пыталась вернуться домой, но, увидев разруху, решила повременить…
Тревога Коли все нарастала. Впрочем — тревога или обида? Он чувствовал себя осиротевшим и брошенным, готовым расплакаться, словно ребенок. Света была здесь и не оставила никакого послания? Как же так? Она ведь знала, что рано или поздно Коля вернется домой. Не могла не знать… И вандалы, грабившие потом квартиру — что ж они, нелюди, что ли, — по логике вещей, не должны были трогать этот знак, должны были понимать, как сложно сейчас людям найти друг друга и как важно не обрезать ниточки, способные в этом помочь.
— Только бы живы! Только бы они были живы! — бормотал Коля, снова и снова перебирая завалы на полу. Знак от жены — письмо, засечка на подоконнике, да что угодно — казался ему уже не столько маяком в поисках, сколько свидетельством того, что семья у него еще есть.
— Спокойно! — Горленко попытался сосредоточиться, разогнать застилающий глаза туман и не дать себе сойти с ума. Как говорил его боевой товарищ Володя Тумаркин: «Главное не впадать в отчаяние, и все придет!» Правда, у Володи были совсем другие исходные данные. Он два года не знал, где находится его семья. Запросы в соответствующие инстанции ничего не давали. И вот однажды в «Красном знамени» он прочел указ о награждении завода за выпуск танка Т-34 на новом месте. По фамилиям награждаемых Володя понял, что это его завод — тот самый, на котором работал до того, как уйти добровольцем. Через газету узнал адрес, через коллег разыскал семью. Два года не терял надежды, и все сбылось: жена слала письма, сопровождаемые забавными каракулями малыша и самым важным на свете «папа» от старшего сынишки. Тумаркину повезло, но Колина ситуация была иной. О том, что семья осталась в оккупированном Харькове, он знал изначально. «Харьков нас не отпускает. Вовка болеет, мама без сил. Ни о какой дальней дороге сейчас не может быть и речи, — написала Света в ответ на первую же открытку с фронтовым приветом от Коли. — На собрании коллектива решили, что меня и еще кое-кого из сотрудников, которые не могут ехать, оставляют для обороны города. Дали удостоверение. Красивое. Так что сам понимаешь — Харьков в надежных руках. Будем надеяться, немцы все же не дойдут — вести с фронта самые благоприятные». Больше от жены вестей не было, и все, что оставалось Коле, — отдать все силы, на то, чтобы выбить захватчика со своей земли. Он и отдавал. Бросал, бросался, прогонял… Был награжден, был в окружении, был ранен, прорываясь к своим… Полтора года на передовой, потом три месяца беспамятства в госпитале. Когда пришел в себя и узнал, что Харьков освобожден, решил немедля ехать. Тем более, что госпиталь, как оказалось, был неподалеку от родных мест. И вот, пришел… А дома никого…
В этот момент во дворе скрипнула калитка. Распахивая дверь, Коля не мог сдержать глупого смеха — нашлась, почувствовала, пришла!
Но это оказалась просто почтальонша…
«Жив, люблю, еду» — Коля нелепо вертел в руках телеграмму, которую послал еще вчера, и никак не мог придумать, с чего начать расспросы.
— Постой-ка, — почтальонша, кажется, была совершенно ошарашена. — Да ведь это никак ты? — Она смотрела настороженно и вместе с тем тепло. — А что седой? Да, впрочем, все мы сейчас такие. Отвоевался? — Коля закивал, а почтальонша, не спросившись, решительно зашла в дом. — Да как же ты теперь тут будешь жить? — Она прошла на кухню и огляделась. — А я как чувствовала! Знаю ведь, что дом не жилой, и ничего носить сюда не надо, но думаю, раз есть оказия в здешние места, — она постучала по увесистой сумке на плече, — то, ладно уж, зайду. Смотрю — следы. Решила даже, ироды вернулись, ну, думаю, устрою им сейчас. А это ты. Вот праздник-то! Вернулся!
Коля наконец-то ее узнал: учительница, что жила неподалеку от трамвайного депо. Химичка или что-то там такое. Все никак на пенсию не хотела уходить, за что сотрудники ее ругали, а родители учеников — наоборот. Она дружила с мамой Николая и, может быть, могла чем-то помочь.
— Какие ироды? — Коля никак не мог заставить себя спросить о главном. — Воры, что ли? Спасибо, что хотели их прогнать….
— Ох, батюшки! — подскочила учительница-почтальонша. — И правда ведь могла попасться в лапы к грабителям! Совсем из ума выжила… Чего сюда полезла?
Она попятилась к двери, и Коля испугался, что уйдет.
— Подождите! Грабителей тут нет, тут только я. Пожалуйста, присядьте, — он показал на единственную сохранившуюся в кухне табуретку. — Я только из госпиталя. Ранен был, контужен… Расскажите, что случилось!
— Да, точно, — успокоила сама себя собеседница, деловито усаживаясь. — Раз тут есть ты, то быть воров не может. Какие б были, ты б их всех уже прибил, да? — она внезапно рассмеялась. — Ах, да… Ты хочешь знать, что тут случилось. Ну, друг мой, как тебе сказать. У нас тут были немцы…
— Я знаю-знаю, — перебил Коля. — Я же не об этом. Скажите, где моя семья?
— О! — Почтальонша тяжело вздохнула, закатив глаза к потолку. — Кто ж их знает! — Он приготовился к худшему и удивился, заметив, как побелели костяшки на его непроизвольно сомкнувшемся кулаке. — Уехали давно, — услышал он сквозь нарастающий гул в ушах. — Еще перед первой немецкой зимой. Жена твоя на новое место работы перешла, там ей жилье полагалось, туда и съехали вместе с маленьким и матушкой твоей. Да ты не бойся! — Она заметила, что Коля не в себе, и принялась успокаивать: — Они не пропадут. Маменька твоя так шьет хорошо — при любой власти на хлеб заработает. Да и жена у тебя бойкая девица. Хотя, конечно, лезет на рожон всегда, когда не просят. Но, видишь, даже новую работу
