Моя профессия ураган - Люда и Игорь Тимуриды

— Успокоилась? — наклонился ко мне Радом. Просунув руки мне под мышками, он потрогал кончиками пальцев мои глаза. — Не будешь больше плакать?

— Буду! — твердо ответила я.

— Вот видишь! — сказал он. — Ничего страшного в тэйвонту нет…

Я глубоко вздохнула, искоса оглядев сидящих за столом. И вправду — сама не зная как, я уже с ними подружилась. Немножечко. Но участие их было искренним — я могла бы за это прозакладывать голову. А в определении помыслов людей я пока не ошибаюсь — профессия такая. У них охранять, у меня…

— Я оставлю тебя на их попечение, пока ты будешь вспоминать. Они же тебя и охранят. Мне же надо срочно ехать по делам, — быстро добавил он, предвосхищая ответ на мой вопрос.

— Возьми меня с собой! — вдруг попросила я, не обращая внимания на ошалевших от такой наглости тэйвонту. Какое-то непахшее неуловимое чувство предупреждало не оставаться здесь среди этих тэйвонту. Пахло еле скрытой опасностью. Старик тэйвонту почему-то нервничал.

Радом задумался. Я почувствовала, как напряглись его руки у меня на теле.

Почему-то я потянулась к ним — так хорошо стало…

— Она же сумасшедшая и ничего не понимает! — почему-то гневно сказал молодой тэйвонту.

— Радом, ты тоже тронулся? — рявкнул старый.

— Я могу посадить тебя на колени… — со значением проговорила ему та самая кобра, что так сочувствовала мне. Милочка!

— Не, — с сожалением покачал головой Радом, не обращая на них внимания. — Не могу… Нужно срочно ехать в монастырь на скале, по солнечному телеграфу передали что-то недоброе, — это все говорил он мне.

Он попытался повернуть мое лицо к своему, но я обиженно отвернулась, гордо задрав голову — не надо нам вас таких! Знать вас не хочу, раз так.

Я чувством почуяла, как он заколебался, и нажала на него, чтоб он меня забрал, ненароком подавшись назад, чтоб теснее прильнуть к нему спиной.

— Радом! — предупреждающе сказал старый тэйвонту. — Ты настоятель! Как же ты будешь смотреть в глаза воспитанникам, если возьмешь с собой эту…

Я так посмотрела в глаза ему, что если этот старикан не умер, то это не моя вина. Я же задушить его почему-то была готова бесплатно. Чего не сделаешь для людей!

Мой явно боролся с искушением, но победил его.

— Отвечаете за нее головой, — сказал он молодым. — Я оставляю ее на вас. Рики, ты старший, — обратился он к старому тэйвонту, — досмотри, чтоб не было никаких эксцессов, и помоги ей вспомнить. Надо выяснить, кто она. Если же это невозможно — помогите ей вернуться в нормальную жизнь, научите всему заново и доставьте в замок Ухон в целости и сохранности. Покажи ее лучшим врачам и специалистам из наших. Может, кто узнает, а кто и сумеет помочь. Но пока она не будет здорова и здраво вести себя, полностью отвечая за себя, ее ни в коем случае не отпускайте.

Я глухо заворчала, ну точно волк. Тэйвонту резко вскинули на меня глаза, вдруг неожиданно как-то вздрогнув, и вовсе по иному, как-то тревожно горестно всматриваясь, будто вдруг показалось, что это кто-то близкий хочет обмануть тебя, подшутив, иль давно ушедший брат чудится в другом человеке, но Радом не обратил на это никакого внимания.

А я не обратила внимания на это, ибо мысль была поражена другим:

— Ни в коем случае не отпускайте, — отдалось эхом в моем мозгу последнее предложение.

— Задание понятно? — спросил он, и в голосе почувствовалась сталь, как-то совсем не соответствующая строгости момента. Я насторожилась. Мне все это очень не понравилось. Похоже, им приказали вовсе не то, что я услышала.

Те по военному кивнули, склонив головы в знак усвоения приказа.

— Похищение детей карается смертью, — запинаясь, проговорила я сдавленным голосом. Разве что не пропищала от такого оборота. Такой поворот меня убил.

— Вот мы и караем, — повеселела тэйвонтуэ. — Мы и есть органы.

Я только что прикусила язык, что коротко не сказала, какие. Разве что девочкам это знать рано…

Радом осторожно пересадил меня на руки соседнему тэйвонту и хотел попрощаться со мной, но я холодно отвернула голову, неотрывно смотря в чудом сохранившееся окно. Будто там было для меня нечто интересное. Ураган совсем кончился.

Подозрительно вздрагивая плечами.

Радом недолго постоял возле меня, а потом резко повернулся и быстро вышел, будто разрывая какие-то путы, точно боялся передумать. Я даже не повернула головы.

За ним вышел старый тэйвонту и девушка. Он там им дал какие-то указания.

— Юурга, — позвал оттуда он. — Иди сюда.

Небольшого роста девушка, но в отличие от своей подруги какая-то серьезная и молчаливая, с большими серьезными глазами, охотно встала и вышла в коридор.

— Юурга, я воспитал тебя, могу я попросить тебя?

— Конечно, — та даже вытянулась в струнку от такой просьбы, смешанной обиды и охотной готовности выполнить приказ. Было видно, что она любит его больше чем отца и рада хоть чем-то услужить ему и порадовать его.

— Я не могу тебе приказать это. Ты можешь отказаться, и не поставлю тебе это в вину, — как-то неожиданно тепло сказал Радом, — но я прошу тебя — побудь это время, пока я не вернусь, ее тэйвонту по настоящему. Сбереги ее, пока я не приду. Дай ей временный обет тэйвонту, чтоб никто не мог отослать тебя от нее или пользуясь старшинством приказать причинить ей какое зло. Или сказать не мешать ему. Чтоб ее защита была твоя честь. Чтоб ты была полностью ни от кого независима, охраняя ее, или даже уча и помогая ей. Хорошо?

— Да, отец, — тихо сказала она. И было видно, что она выполнит сказанное всем сердцем. Не в службу, а в охотку. Легко и радостно. — Только тебе достаточно было просто сказать, — попеняла она ему. — А то ты обижаешь меня, думая, что я не выполню твое слово. Неужели мы такие плохие дети и тэйвонту?

— Очень даже хорошие, — хорошо рассмеялся Радом и притянул ее к себе. Я почему-то возревновала. — Только я не могу пользоваться властью в личных целях, иначе потеряю Право. Ты сделаешь? Я все-таки злоупотреблю своей властью и даю тебе на это разрешение.

— Так-так, — сказал старый тэйвонту. — Злоупотребление властью настоятеля в особо личных целях в особо крупных размерах.

— Не такая уж она и крупная, — ухмыльнулась более старшая тэйвонтуэ, милочка, глянув на меня. Но и она, по-моему, не могла на него обижаться, только была чуть печальна.

— Неужели на мужчин так действуют такие простые женские штуки, как надуманная беззащитность как у ребенка, слезы, глупость, страх, просьба о помощи? — печально спросила она. — Немного болезненной придурковатости? (я болезненно зашипела, буквально вытянувшись в ее сторону и чуть не пронзала ее глазами, не в силах соображать что-то иное.) Пару штучек, чтоб тебя пожалели, как красивого ребенка, что чуть повредился в уме? Чтоб заныло сердечишко мужчины от твоей беззащитности и трогательного сумасшествия — бедная девочка, она даже сама не соображает, что сошла с ума? И все — готово! Бери сердце мужчины голыми руками…

Радом, которого мне отсюда не было видно, только насмешливо фыркнул…

…Пока они болтали, Юурга подошла ко мне. Не знаю чего, но мне на сердце вдруг стало тепло от ее присутствия.

— Я тебя знаю? — растеряно спросила я, слушая в пол уха.

Та только покачала головой, хорошо улыбнувшись. И отмахнулась — не мешай слушать. Я тоже прислушалась… Взъярилась и обиделась… Что говорила и предполагала ее подруга тэйвонтуэ обо мне, та "кобра"! Нет, это надо было слышать!

Она пыталась вслух определить, почему это не любовь!!!

— …Это родительский инстинкт, — подсказал ей самый младший через дверь, объясняя, почему это мужчины свихнулись.

Я увидела, как посветлело лицо тэйвонтуэ, совсем самой еще девушки.

— Точно! — сказала она. Слышали бы вы, как это было сказано! Будто это обесценивало мои победы. Словно у Радома не симпатия, а просто проблеск обостренного отцовского чувства. А я чурка, а не женщина. И облегчение, что на моем месте могла быть любая калека. Так я ее поняла. А я так себе, маленькое нечто, от чего зря только расстраиваются и к которому мужчины питают чисто отцовское чувство… Родительский инстинкт. Непонятно почему, но это меня совершенно взбесило.

— Не ревнуй, Шоа, — сердечно попросил Радом, поцеловав ее в лоб. — Я вырастил тебя.

— Может, поэтому ты и не обращаешь внимания, — печально сказала она. — Служащие тэйвонту твоего возраста все пялятся… Потому что служили вне замка… И они вроде как чужие для моего выпуска, чужие и незнакомые, потому они могут увидеть в нас пару… Зачем ты не служишь?

— Тогда б ты тоже на него не обращала внимания… — ухмыльнулся один из тай.

— Не могу понять — тэйвонтуэ все красивые, стройные, мужественные, бесстрашные, умные. А защитный инстинкт сработал — и человек уже видит только глуповатую простушку, в которой ума и грации, как у утки… Никак не могу себе представить, как я б залезла и уселась на колени к Радому! — растеряно сказала она.