Моя профессия ураган - Люда и Игорь Тимуриды

Вот поэтому на них сижу я, а ты сидишь в углу, — мстительно подумала я.

Раздался хохот. Смеялись все, даже самый маленький.

Я растеряно заметалась, озираясь по сторонам. Неужели я, потеряв контроль над собой, сказала это вслух? Судя по их широким улыбкам и добрым насмешливым взглядам на меня, я это ляпнула.

— Слыхал, Радом, — злорадно сказала Шоа, — она просто наглая кокетка!

Но тот только от чего-то радостно рассмеявшись, растрепал ей волосы. И по военному четко вышел, повторив свои указания.

— Я вас догоню после, — только и сказал он.

— Что происходит! — растеряно сказала Шоа ему вслед. — За всю жизнь после гибели Эльфа, той девчонки, я его таким не видела и не помню, — и покачала головой. — Неужели? Это чтобы Радом?!? И кошку эту?

И тут я не выдержала. Кошку не выдержала! Хватит с меня и того, что я смотрела, как она вешается на моего мужчину! Первое попавшееся под руку полетело ей в голову, совершенно не соображая, что делает.

К сожалению, это оказалось куриное яйцо в вазочке, которое почему-то (я не виновата, клянусь!) лежало там сырым и тухлым. Просто говорят, что сырые яйца пить полезно. Вот и положил там кто-то, чтоб молодые атлеты ели полезно.

Правильно и рационально питались. И питались они им с удовольствием, правильно и рационально кивая, наверно месяцев пять. Нет, точно, ситуация — не придумаешь — возможность одна на миллион. Я точно какая-то совсем порченная.

Надо же было именно этому случиться. Сумасшедшая!

…Все затряслись от хохота. Соперница была разбита. Вернее разбилось яйцо, прямо о ее голову. А вид это, скажем, прямо такой, как мозги наружу. Тем более, что от неожиданности и ароматического шока она грохнулась в обморок и лежала там, ну прямо труп. Закрыв глаза, которые сверху залило, и только щупая рукой и механически поднося ее к носу. Нюхая.

Ах, стерва, она еще этим и наслаждается!

Глава 15

Меня так же, на руках, вытащили из домика, потому что дышать там было точно невозможно. И посадили на дерево, трясясь от хохота. Нет, на своих двоих я почти сегодня не ходила. Мальчишка младшенький совсем согнулся от смеха. Уже, казалось, и перестать бы пора, а они все сгибаются и трясутся. Кто-то и хочет встать, но не может — ноги трясутся. И все на друг друга поглядывают.

Корчатся. Нет бы пойти посмотреть — что с девочкой. Запашок то — врага выкуривать. Голова даже кружится. Отсюда слышно.

Я же невинно сидела себе на колоде и болтала ногами, не доставая земли.

— Вы пошли бы, помогли ей, — вежливо сказала я.

— Ах ты ж! — махнули на меня рукой, не в силах сделать ни одного движения, обессилев от смеха.

Наконец внутри дома что-то завыло, что вызвало очередной пароксизм отчаянного смеха. Потом там послышался какой-то звон, рев, и все просто поумирали. Так и ползали по земле, как мертвые, так и ползали… Даже старикан.

Я недоуменно смотрела на них, но они не отвечали.

Один парнишка хотел сказать, но никак не мог. Тряска мешала. Все захлебывался и подавливался.

— А где же вы жить то будете, — сказала я, взбираясь с ногами на колоду. Они в ответ задрыгали ногами и руками еще больше.

Поглядев на небо, куда они будто бы указывали, я с сомнением поглядела на них.

Там нельзя долго удержаться, это я знала по опыту.

Потом меня вдруг осенило. А чего бы, пока они корчатся, просто не уйти?

Осторожно, повернувшись на живот, я спустила ноги с колоды и храбро направилась в дом. Вонь стояла ужасная. Действительно можно было потерять сознание. Тэйвонтуэ была в подплытии и отчаянно драила себе волосы в ведре, пытаясь соскребти их с кожей.

Я была девочкой воспитанной, понимала, что ей сейчас будет неприятно видеть кого-либо, особенно когда она немного не в форме — она, милочка, сейчас есть нечто среднее между огородным пугалом и пьяной лошадью, и ей нехорошо, — мама всегда говорила: в таких случаях поступай корректно — и потому не стала мешать ей, тактично пройдя мимо ее в другую комнату и открыв окно. Слишком уж тут сильный запах!

На меня не обратили внимания.

Ну что ж, я не гордая! Слава Богу, тут было не слишком высоко и я осторожно — ну кто скажет, что я не пай девочка? — очень осторожно слезла вниз, а потом довольно отряхнула руки и платье.

— Ну и куда мы собрались? — спросил противный голос меня сверху. Я оглянулась и увидела то самое пугало, свешивающееся из окна. Только оно, продравши глаза, торжествующе смотрело на меня. От злости я швырнула в нее первым попавшимся кирпичом.

На этот раз та среагировала мгновенно — была научена горьким опытом. И мигом присела. Несколько даже поспешно и испуганно. И только потом осторожно выглянула из окна, боясь второго камня.

И не напрасно — ибо еле успела тут же нырнуть опять.

— Иди сюда, тебе не мешало бы помыться, — сладким миролюбивым голосом, будто между нами ничего не случилось, коварно позвала ее я. Ибо я уже увидела, что окно выходит прямо на реку в небольшой залив, куда дом был вписан в скалу так, что тут не было ходу кроме как из него — то есть залив был полностью скрыт и тэйвонту меня не могли видеть с другой стороны дома. А главное — в небольшой пещерке я усмотрела корму типичной каноэ тэйвонту, которую очевидно упрятали туда перед ураганом.

Та, выглянув, недоверчиво посмотрела на меня. Но потом, как я и ожидала, вместо этого скрылась внутри дома — быстро промыть глаза или схватить полотенце с оружием. Потому что нарываться на такого ненормального человека, как я, когда у тебя глаза слезятся и ты голая, без оружия — это гиблое дело.

Она не приняла приглашение всерьез, как я и хотела. Мне ведь нужна была отсрочка!

Буквально считанные секунды мне понадобилось, чтобы вытащить и столкнуть в воду обе легенькие узкие лодчонки с веслом в каждой внутри — их больше не оказалось в пещере. Первую толкнув посильнее, а во вторую прыгнув сама. Какое блаженство — лодочка скользила по поверхности воды будто сама, я лишь помогала ей легчайшим двусторонним веслом. К тому же ветер слегка дул мне в спину, да и течение здесь было быстрое.

В несколько гребков догнав вторую лодку, я накинула на ее нос лежавшую в лодке веревку. Я, должно быть, знала эти юркие молниеносные лодчонки, потому что управляя ей, почти в считанные секунды я вынеслась на середину довольно широкой, в полкилометра, реки. Что, кстати, требовало немало координации и труда. Сделанная из особого материала, тайну которого отчаянно хранили тэйвонту, и долго скользившая от малейшего легчайшего толчка веслом, лодочка просто разворачивалась и даже кувыркалась в руках неумехи от своей поразительной скользящести. Даже просто стоять на ней и не шататься было бы невозможно. Зато в опытных руках тренированного тэйвонту она развивала просто фантастическую скорость — намного быстрей человеческого бега по земле. Будто на коньках скользишь! Легко, весело, стремительно! Только это требовало координации и особого, специального умения, превращающее эту непослушную юрку в стрелку, как умение музыканта превращает обычный, совсем не красивый рояль с отдельными чепуховыми нотами, где неумеха не свяжет и простой мелодии, в феерическое чудо небывалой музыки.

Я, должно быть, в прошлом мастерски владела лодкой, совершенно бездумно упиваясь ее послушностью, потому что отчаянный, негодующий вопль шестерых глоток достиг меня, только когда я была уже возле противоположного берега.

Я подумала.

— Передавайте привет Радомууу! — решив, что невежливо уходить не попрощавшись, изо всех сил крикнула я.

— …Убью гадинууу! — донеслось до меня эхо.

На том берегу прямо выли от негодования — еще бы, облапошить так сразу шестерых тэйвонту, — это ж всем анекдотам анекдот. Причем в первые же минуты, как я оказалась на их поручении. Так легко, будто это лохи, а не люди. Их же имена легендарными в Ухон станут. Куры в селах от смеха передохнут, и яйца нести откажутся…

Чтобы хоть как-то ответить на их грязные инсинуации и предположения о моих родителях, которых они якобы знали, временами доносимые до меня ветром, я, забрав предварительно весло и все снасти, хладнокровно на глубине перевернула вторую лодку, толчком отправив ее под воду. Без сомнения, они ее найдут. И заставят достаточно понырять самых крепких и молодых, ища ее. Удачи и теплого ветра. Может они и в проруби купаются? Но даже если им улыбнется удача, это будет не раньше, чем завтра. Или послезавтра. Потому что найти ее при таком придонном течении, как тут — проблематично. Тем более, что она не сразу утонет, а будет болтаться где-то посредине между поверхностью и дном, в течении. Ищи! Река широкая, река глубокая! Я человек широких взглядов…

Это вызвало взрыв негодования, слышимый даже здесь.

Но меня это не взволновало. Волновало другое. Во время, пока меня успокаивали, я слышала, что где-то здесь есть протока, ведущая к озеру. Очень большому озеру. Совсем маленькое, как море — почти в полсотни километров в ширину и две сотни в длину. Только пресное. С бесчисленными островками, правда. И там, в зарослях камыша, в бесчисленных затоках, можно спрятать целую армию, и никто не найдет. Даже отряд тэйвонту — ибо это прочесать не пять сотен километров берега, а миллион, ибо берега как такового нет — там заросли. Попробуй, пройди, попробуй найди. Если по реке меня можно постараться перехватить, переплыви вплавь и отправляй дозоры по берегу на конях, то дай добраться до озера на лодке, только меня и видели. Во-первых, — его не объедешь на коне. И даже если сделаешь — это не один день займет. Во-вторых, его не переплывешь вплавь. В-третьих — площадь поиска возрастает стократно, а в поиске, надо сказать, тэйвонту асы, каких поискать. И это немаловажно. А я на этой лодочке намеревалась поставить примитивный парус и сделать это озеро поперек за два часа, от силы четыре часа… И ищи-свищи…