Утро после «Happy End» - Татьяна Веденская

Если бы меня спросили, я бы посоветовала всем ярым сторонникам женских прав и прочим феминисткам, прежде чем выходить на какой-то там митинг, испечь много ароматных слоеных булочек с вишней или наделать целую гору мант. Потому что, накормив мужскую половину мантами, из них можно вытрясти все, что угодно. Но феминистки меня не слышат. Они хотят, чтобы мужчины к ним даже не подходили, даже не смотрели в их сторону. Хотя это и странно. Все женщины, которых я знаю, так или иначе мечтают о семейном счастье, о тихих домашних вечерах под бормотание телевизора. Про стакан воды, который будет кому подать. Но, собравшись вместе, эти дамы требуют, чтобы мужчины не открывали перед ними двери и не подавали пальто. И отказываются потакать мелкобуржуазным мужским слабостям типа любви к вкусной (и не всегда здоровой) пище.

– Почему это женщина должна готовить ужин? Пусть мужчина готовит женщине ужин!

– Равные зарплаты!

– Женщина за рулем лучше мужчины, это всем известный факт. Запретить анекдоты про блондинок!

– Какое мне до всего этого дело? – недоумеваю я. У меня всего один-единственный мужчина. Он вовсе не принц, и у него море недостатков. Но ведь и я не принцесса. А после этой истории с изменой и говорить не о чем. Он о ней не знает, но я-то знаю! Это как подтяжка лица. Ты можешь быть уверена, что твоя кожа после нее выглядит прекрасно. Что следы операции совершенно не видны, а результат просто потрясающий. Но каждый раз, когда кто-то смотрит на тебя как-то не так, насмешливо или с какой-то невысказанной, потаенной мыслью, ты думаешь: знает. Сволочь, как-то догадался. Что-то нашел. Вот так и я, глядя на улыбающееся после медовых медальонов из свинины Костино лицо, радовалась – не понял. Не знает. Все в прошлом. А когда он отворачивался от меня в постели, угрюмо (как мне казалось) сопел и засыпал, даже меня не поцеловав, я нервничала. Знает. Догадался. Почувствовал. Но время, говорят, все лечит. Скоро, я думаю, мне станет уже все равно, знает Костя об измене или нет. Время все покроет легкой дымкой, сквозь которую любой грех покажется нереальным. Наверное, даже мне самой. И все-таки было что-то у меня в душе, что после этой истории с Денисом исчезло. И я, вопреки всякой логике, страдала без этого. Оказалось, что это было важным, нужным, чуть ли не главным.

– Чистая совесть? – уточнила Дудикова, пока мы с ней сидели и ждали узиста.

– Даже не знаю. Для меня совесть – это что-то про тетрадку с двойкой, которую я спрятала от мамы.

– Тетрадки не актуальны. У тебя типичный комплекс раскаяния. Слушай, может, тебе пойти к психологу?

– Пойти, – покорно кивнула я. Мне было все равно. Я не очень-то верила, что психолог может мне чем-то помочь. Но очень хотелось какого-то чуда. Хотелось, чтобы в один момент по хлопку волшебника все между мной и Костей стало как раньше. Вернее, чтобы я внутри стала прежней. Чистой, что ли?

– Как раньше? – удивилась Динка. – Тебе же раньше все жутко не нравилось?

– Теперь мне кажется, что это была такая ерунда, – вздохнула я. – Зато теперь мне все нравится. Кроме себя самой. А ты понимаешь, я хочу себе нравиться. Я вообще, можно сказать, местами себя крепко люблю. И мне себя жалко. Очень.

– Плакать будем? – улыбнулась Динуля.

– Только потом, – кивнула я. – Когда ты, наконец, отвяжешься от меня со своими оздоровительными процедурами.

– Прудникова кто? – вышла из кабинета фотомодель в белом халате. Девушка, ноги которой возбуждали даже меня. Она никак не могла быть простым земным человеком, работающим в поликлинике. У меня немедленно начался приступ комплекса неполноценности.

– Я! – отрапортовала я.

– Проходите, – строго кивнула барышня.

– А ее анализы пришли? – спросила Дина.

– Посмотрим, – кивнула сказочная принцесса, неведомым ветром занесенная в медцентр.

– Наверное, у вас здесь просто сказочные зарплаты, – шепнула я Динке на ушко.

– Почему? – удивилась она.

– Такие красотки у вас! Они должны секретаршами у олигархов ходить. В мини-юбках.

– Это медсестра, – шикнула на меня Дина и пихнула в спину. – Лиль, я зайду с ней? Она у меня девушка морально неустойчивая, сбежит в окно. А так я ее вам подержу.

– Это незаконно, – пискнула я, но моя дорогая кобра принялась паясничать и демонстрировать свою мощь на практике, держа меня под локти.

– Иди-иди!

– Гестапо. – Я сделала героический вид, подняла голову и гордо пошла вперед.

– Лилечка, посмотрите ее карту, – прогнусавил приятно земной, со всклокоченной бородкой и седой лысиной еврей-доктор. Вот интересно, почему в докторах государственных клинических больниц может быть кто угодно, но в дорогущей Динкиной конторе – обязательно сын Израиля? Но вслух я этого не сказала.

– Н-да, – покачал головой специалист, читая какие-то бумажки.

Он внимательно посмотрел на меня поверх очков. Я мгновенно испугалась и похолодела.

– Что такое? Я больна? Тяжело?

– Раздевайтесь! – строго оборвал меня доктор. И дальше проделал все непонятные манипуляции, ясно давая мне понять, что говорить со мной не о чем, что с его медицинской точки зрения я безнадежна. Практически недочеловек.

Потом мне разрешили одеться и долго что-то писали в карте.

– Ну-с, – потер он ладони. И принялся рассказывать всю правду, почему-то обращаясь не ко мне, а к Динке. Так что я имела возможность все услышать, переварить, как-то осознать. Но именно это у меня и не получилось. Я сидела, словно оглушенная. Только один раз встряла в их с Динкой мирную беседу с вопросом:

– Когда?

– В начале декабря, – с готовностью ответил врач.

– А вы уверены, что именно в начале декабря? – ахнула я.

– А вы уверены, что нет? – прищурился врач. Я поникла. – Можете идти.

– Спасибо, Марк Соломонович, – кивала головой Динка, выводя меня из кабинета, как с поля боя. Я не сопротивлялась. Я, можно сказать, была контужена.

– Ну, дела! – даже не пытаясь что-то там смягчить или улучшить, причмокнула подруга, усадив меня в кресле коридора. – Приехали.

– Что теперь делать? – чуть не рыдала я.

– Не знаю, – подруга задумчиво почесала ручкой за ухом. – А ты уверена, что не уверена? В смысле, что не знаешь, чей?

– Уверена, – кивнула я. – Не знаю.

– Писец!

– Он, – не спорила я.

Господи, какая банальная история! Ну прямо как у мексиканского сериала! Оказалось, что я вот уже больше двух месяцев как беременна. Я – беременна! И самым дурацким, самым нелепым во всем этом было то, что я не знала от кого.

– Как же так? – не унималась Динка.

– А так. Это с одинаковой степенью вероятности может быть как Костин ребенок, так и Денисов. Потому что если, как утверждает этот твой доктор, зачатие произошло в начале декабря, так я тогда спала с обоими.