Пейзаж с ивами - Роберт ван Гулик

Судья взволнованно указал на несколько белых цветков миндаля, что сорвались с ветки и медленно опускались на мраморную ограду террасы, потом встал и поднял руку:

– А в воздухе действительно ощущается легкое дуновение!

Tao Гань, прищурясь, взглянул на небо:

– Да, похоже, это большое темное облако немного сдвинулось, мой господин!

– Милосердное Небо, значит, погода изменится! – возликовал судья. – Ну что ж, пойдем отыщем домоправителя.

Во дворе еще стояло несколько групп гостей, занятых негромкой беседой. Судья приблизился к домоправителю, прохаживающемуся у ворот, и велел отвести их с Tao Ганем в большой зал восточного крыла.

Старик но длинному проходу вывел их во внушительных размеров зал. Массивная мраморная лестница вела на верхний этаж, окруженный балконом с красной лакированной оградой в виде причудливой решетки. С тяжелых стропил сводчатого потолка свисал огромный красный фонарь, заливая весь зал приятным рассеянным светом. Довольно крутая лестница с мраморными перилами высотой всего в два чи выдавала пристрастие хозяина к древним канонам зодчества. Через равные промежутки вдоль перил стояли колонны, увенчанные резьбой в виде бутонов лотоса. Наверху с обеих сторон от лестницы штукатурку стен скрывал шелк, расшитый сценами из легенд и преданий. В дальнем конце зала зиял круглый дверной проем, так называемая лунная дверь с решетчатыми створками, затянутыми тонким белым шелком. У лунной двери стоял высокий резной стол черного дерева с вазой для цветов.

Домоправитель указал на левую нижнюю колонну.

– Вот тут и нашли хозяина, мой господин, – глухо пробормотал он.

Судья, кивнув, оглядел беломраморные ступени.

– Да, подъем тут крутой, – заметил он. – Полагаю, библиотека господина Мэя где-то наверху?

– Да, мой господин. В самом большом покое из всех, что расположены вдоль балкона, напротив лестницы. Остальные комнаты меньше и используются в основном как склады.

Выгнув шею, судья с любопытством посмотрел на гигантский красный фонарь. Каждую его сторону украшал крупно начертанный иероглиф, один из которых означал «Счастье», другой – «Процветание».

– Как вам удается зажигать этот фонарь? – полюбопытствовал судья.

– Ах, это очень просто, мой господин! Каждый вечер в семь часов я поднимаюсь на балкон и длинной палкой с крюком подтягиваю к себе фонарь, потом удаляю огарки свечей и ставлю новые. А поскольку я использую толстые храмовые свечи, их хватает до самой полуночи.

Tao Гань пощупал заостренную грань колонны у подножия лестницы.

– Даже если бы господин Мэй не ударился головой об эту колонну, – сказал он, – одного падения хватило бы, чтобы его убить. При такой высоте любой удар головой о ступеньку или об пол мог оказаться смертельным.

Судья Ди кивнул – он разглядывал три иероглифа, вырезанные на деревянной табличке над лунной дверью: «Приют изысканного досуга».

– Превосходная каллиграфия, – обронил он.

– Это вырезал мой покойный муж, – услышали они тихий голос.

У входа стояла госпожа Мэй, а рядом с ней доктор Лю. Последний низко поклонился судье.

– Лестница и в самом деле очень крутая, госпожа, – проговорил судья, – а перила – слишком низкие, чтобы, оступившись, успеть за них ухватиться.

– Не думаю, мой господин, что более высокие перила спасли бы почтенного Мэя, – возразил доктор Лю. – Должно быть, у него случился удар, когда он только начал спускаться но ступенькам. Скорее всего, Мэй был уже мертв, когда ударился головой о колонну.

Судья повернулся к вдове:

– Нельзя ли нам осмотреть библиотеку вашего супруга, госпожа? Мне бы очень хотелось побывать там, где мой покойный друг любил читать и писать.

Это был приказ, хоть и облеченный в вежливую форму, и от Tao Ганя не ускользнул недобрый огонек в глазах судьи. Что-то из увиденного или услышанного в доме ему очень не понравилось.

– Конечно, мой господин! – любезно поклонилась госпожа Мэй и знаком велела домоправителю проводить судью.

– Осторожно, мой господин! – предупредил старик, когда они ступили на балкон. – На полу еще остался воск от свечи, выпавшей из рук хозяина. – Виновато поглядев на понимавшуюся вслед за ними госпожу Мэй, он добавил: – Я хотел здесь прибрать, да помешала болезнь…

Домоправитель распахнул двустворчатую дверь, пропуская судью с Tao Ганем в большую комнату. Тусклый свет красного фонаря сюда едва проникал, и судья Ди смутно различал справа и слева от двери сплошные ряды старинных полок для свитков, сделанных из покрытого лаком черного дерева и возвышавшихся до самого потолка. У противоположной стены стояла широкая скамья из того же материала под толстой циновкой. У изголовья аккуратно лежала белая шелковая подушечка. Сверху на стене висела большая потемневшая от времени гравюра с изображением Неба Тридцати Трех Будд.

Судья Ди подошел к резному письменному столу из черного дерева, установленному посреди комнаты на ворсистом темно-синем ковре, и опустился в удобное кресло лицом к двери. Слева от него стоял высокий грушевидный светильник под белым шелковым балдахином. Он взял со стола свиток, но понял, что при таком слабом свете не разберет ни единого иероглифа.

– Зажгите мне светильник, – попросил он домоправителя.

Пока старик возился с трутницей, судья задумчиво теребил свиток, потом отложил его и вскинул глаза на госпожу Мэй, что вместе с доктором Лю стояла у двери.

– Вот и еще одно доказательство преданности вашего мужа общественному благу, госпожа! Этот труд – последнее, что он читал перед смертью! – посвящен борьбе с распространением заразных болезней. Поистине великий человек!

Судья склонился над столом и принялся внимательно изучать все принадлежности для письма. Взял тоненькую овальную пластину для растирания туши и залюбовался изящно вырезанными по кромке цветами сливы. Проведя пальцем по безупречно чистой поверхности камня, он оценил превосходную работу мастера. Потом судья повертел в руках совершенно новую кисточку для письма, небольшую печать из зеленого нефрита и фарфоровый сосуд для воды. Все делалось как бы невзначай, но Tao Гань понял: судья что-то ищет, и, заглядывая ему через плечо, стал следить за каждым движением. Впрочем, как ни старался, он не мог угадать, что именно пытается найти Ди.

Наконец, судья встал, в последний раз бегло оглядел комнату и с удовлетворением кивнул:

– Поистине здесь все дышит исконной любовью к прекрасному!

Хорошо зная своего начальника, Tao Гань по выражению лица определил, что поиски не увенчались успехом.

Они вновь спустились в зал по мраморной лестнице, и госпожа Мэй сказала:

– Наследник ожидает вас в срединном покое, мой господин. Там подают чай и сласти. Надеюсь, теперь ваша честь позволит мне удалиться, я…

Судья, казалось, не слышал ни слова. Указав на лунную дверь, он спросил домоправителя:

– А там что за покои?

– Комната для гостей, мой господин. Ею пользовались редко – разве что приезжал кто-то из старых друзей хозяина. Комнатка небольшая, но обеспечивает полное уединение, поскольку вторая дверь выходит в сад, а оттуда через малые ворота можно выйти на улицу. Таким образом, гости вольны приходить и уходить, не беспокоя хозяина.

– Покажите мне эту комнату, – распорядился судья.

– Она не прибрана, мой господин! – возразила госпожа Мэй. – В последние несколько недель там никто не жил, а слуги…

Но судья Ди уже взобрался но лестнице и широко распахнул лунную дверь. У самого порога он остановился, сунув кисти рук в рукава. Слева стояла огромная кровать, скрытая голубыми шелковыми занавесками, струящимися с высокого резного балдахина из черного дерева на белый мраморный пол. По одну сторону у кровати высилась стойка для одежды, по другую был укреплен умывальник с медной раковиной. Но судья тотчас направился к большому туалетному столику у дальней стены. По пятам следовал Tao Гань.

Судья Ди рассеянно оглядел круглое зеркало из полированного серебра на черной лакированной подставке – его куда больше интересовали фарфоровые горшочки для притираний. Открывая их по очереди, он внимательно разглядывал пудру, белила, румяна и всевозможные снадобья, нисколько не заботясь о том, что госпожа Мэй и доктор Лю остановились посреди комнаты, озадаченно наблюдая за тем, что вполне могли счесть проявлением нездорового любопытства. Наконец, взгляд судьи привлек набор для подкрашивания бровей, лежащий у зеркала: довольно толстая и большая квадратная пластина, тоненькая кисточка и лепешка туши на деревянной подставке, а также серебряный сосуд для воды, чтобы смачивать пластину. Поверхность последней покрывала засохшая тушь, и кончик кисточки тоже был черным.

Судья развернулся и, подойдя к кровати, раздвинул голубые занавески. Поперек ложа валялось смятое белое шелковое покрывало, в углу – красная парчовая подушка. Неприятно пахнуло застоявшимися благовониями.