Святотатство - Джон Робертс

— С твоего позволения, я покину тебя, благородная Юлия. Надеюсь вскоре получить от тебя весточку.

Как это предписывала учтивость, она проводила меня до дверей. Вне всякого сомнения, ее драконоподобная бабка следила, чтобы внучка не нарушила требований этикета.

Я шел по улице, охваченный противоречивыми чувствами. Мне самому казалось странным, что я нашел помощника в недрах семейства Цезаря. И произошло это по одной-единственной причине — мне приятно было заключить альянс с такой красивой женщиной, как Юлия. Опасная склонность смешивать веления сердца с соображениями разума не раз доводила меня до беды, но сейчас у меня не было желания вспоминать прошлые ошибки. Моя интуиция, на которую я привык полагаться, мне подсказывала, что Юлия заслуживает доверия.

Впрочем, времени предаваться сомнениям у меня не было, так как путь мой лежал в дом Марка Лициния Красса, а я имел веские основания опасаться этого человека. Пути наши не раз пересекались, и хотя в настоящий момент мы сохраняли дружеские отношения, я сознавал, что это всего лишь видимость.

Марк Лициний Красс Див считался одним из самых богатых людей в мире, и, увидев его дом, всякий убедился бы в том, что это правда. Дом Красса располагался неподалеку от дома Целера, на огромном участке земли, прежде принадлежавшем нескольким врагам Суллы. Красс разоблачил их перед диктатором и добился того, что имена их были внесены в проскрипционные списки, а затем в награду получил эти владения. Стоявшие здесь особняки он снес и на их месте возвел громадный дворец, окруженный обширными садами, которые были устроены по указаниям лучших греческих архитекторов и украшены бесчисленным множеством великолепных скульптур. Большую часть своей коллекции Красс приобрел на свои средства, что по римским понятиям было весьма удивительно. Тем не менее Марк Красс, не получивший в наследство произведений искусства и не захвативший впечатляющих военных трофеев, счел возможным потратить на картины и статуи собственные деньги. Для Рима, повторю, это было непривычно, ибо в ту пору считалось, что предметы роскоши скупают исключительно разбогатевшие всадники и вольноотпущенники, но никак не патриции.

Однако Красс умел не только тратить, но и делать деньги, и это занятие стало для него настоящей страстью, граничащей с безумием. Многие его современники, отчаянно сражаясь за власть, были убеждены, что богатство придет к ним в руки само собой, как естественное следствие власти. Красс, пожалуй, был первым римлянином, который понял, что богатство — это и есть власть. В то время как другие прилагали все силы, пытаясь добиться высоких военных постов, дающих возможность отправиться в дальние страны и стяжать там громкую славу и богатые трофеи, Красс тешил себя осознанием того, что он в любой момент может купить целую армию.

Я подозревал, что дело, которое мне довелось расследовать, не обошлось без участия Красса. Не иметь подозрений на его счет было невозможно, так как Красс был замешан в огромном количестве политических интриг. Правда, в большинстве случаев им двигали финансовые соображения, но игра, которую он вел, была настолько сложна, что проследить все ее ходы и последствия не представлялось возможным. Всем было известно, что какие-то тайные дела связывают его с Птолемеем Флейтистом, мнимым египетским царем. Птолемей вечно нуждался в деньгах и потому был вынужден обхаживать Красса. Красс был одним из тех, кто выступал в сенате за войну с Парфией. У Рима и Парфии не было никаких поводов для военного конфликта, но эта богатая страна, расположенная поблизости от наших границ, разжигала аппетит Красса. Помпей, жаждущий военной славы, и Красс, охваченный жаждой наживы, вполне дополняли друг друга. Взаимная ненависть, соединявшая этих двоих, не мешала им при случае действовать заодно.

Я решил нанести Крассу визит, хотя к моему расследованию этот человек не имел прямого отношения. Обычно я старался избегать встреч с ним, но теперь, вернувшись в Рим после долгого отсутствия, я хотел узнать, не изменились ли за это время политические взгляды Красса. К тому же я не имел понятия, как он относится к Клодию, а этот вопрос занимал меня чрезвычайно. Мой полуофициальный статус давал мне возможность удовлетворить свое любопытство.

Красса я нашел в атрии, в окружении толпы прихлебателей. Стоило мне войти, как они уставились на своего патрона, дабы понять по его поведению, как ко мне следует относиться. Красс улыбнулся, двинулся мне навстречу с распростертыми объятиями, и на всех лицах тоже заиграли улыбки. Когда ему это выгодно, Красс способен быть таким же приветливым и гостеприимным, как Лукулл, но его показное дружелюбие легко оборачивается полной противоположностью. Мы обменялись приветствиями, потом Красс осведомился о здоровье моего отца. Окинув атрий взглядом, я заметил, что здесь нет сына хозяина, молодого Марка Красса.

Я в нескольких словах рассказал о порученном мне деле, и Красс кивнул головой, давая понять, что оценил сложность стоящей передо мной задачи.

— Хлопотливая тебе досталась работа, — заметил он. — Разумеется, Целер не хочет, чтобы имя Клодии всплыло в связи с этим скандалом. Подобная женщина способна принести мужчине одни неприятности.

Я счел за благо не напоминать Крассу о его собственных сомнительных интригах с Клодией. Между мною и Крассом существовало нечто вроде неписаного соглашения, согласно которому мы умалчивали о подобных вещах до тех пор, пока новый всплеск вражды не развязывал нам языки.

— Я рад, что ты все понимаешь, — сказал я. — Я не могу напрямую расспрашивать Фелицию о том, что произошло в ту ночь. — О соглашении, заключенном с Юлией, я, естественно, упоминать не стал. — Полагаю, Марк Младший, подступись я к нему с подобными разговорами, почувствует себя оскорбленным. Но надеюсь, что ты в качестве отца семейства пойдешь мне навстречу.

Я не ожидал от Красса никакой помощи и сказал все это, лишь чтобы соблюсти формальности.

— Буду рад оказаться тебе полезным, — не моргнув глазом, солгал он.

— Как ты думаешь, зачем Клодий устроил весь этот переполох? — спросил я.

— Он всегда был мастером на дурацкие выходки, — пожал плечами Красс. — Уверяю тебя, им двигало исключительно желание поразвлечься. Всем известно, что мозги у него куриные, и его представления о забавном отличаются не меньшей дикостью, чем его политические идеи.

— Впервые слышу, что у Клодия есть политические идеи, — удивился я. — Да и вообще, мне казалось, что иметь какие бы то ни было идеи — за пределами его умственных способностей.

— Ты отстал от жизни. Это неудивительно, если учесть, как долго тебя не было в Риме.

— Прошу, просвети мое невежество, — сказал я. — Мне известно, что Клодий собрался стать трибуном и ради этого готов перейти в плебеи. Но я полагал, им движет лишь одна цель — доставлять как можно больше неприятностей своим родственникам.

— Да, громоздить гору проблем — это занятие, к которому он питает особое пристрастие. Теперь он решил завоевать популярность у простого народа. Обещает, что раздачи зернового пособия для свободных граждан будут производиться в Риме регулярно.

— Вижу, на посулы он не скупится, — кивнул я, мысленно прикидывая, произведет ли подобное обещание должный эффект.

С древних времен раздача зернового пособия являлась крайней мерой, с помощью которой правители пытались завоевать расположение народа. Впервые римские граждане получили хлеб бесплатно в военную годину, когда окрестные крестьяне, спасаясь от врагов, укрылись за стенами города. Впоследствии власти прибегали к этой спасительной мере в периоды голода и прочих тяжких бедствий, а также во время празднеств, дабы подчеркнуть важность события. Право на свой хлебный пай имел каждый свободный гражданин. Кстати, само старинное выражение «получатель хлеба» означает гражданин и применяется даже к самым богатым римлянам, никогда не нуждавшимся в милостыне.

— Это еще не самая худшая из придумок Клодия, — продолжал Красс. — Он нашел себе немало сторонников в народном собрании, пообещав, что после того, как его сделают трибуном, проведет новые, выгодные для плебеев законы.

У меня глаза на лоб полезли. Подобное новшество вопиющим образом нарушало традиции борьбы за власть, сложившиеся в ту пору в Риме. Согласно этим традициям человек, стремившийся занять какой-нибудь государственный пост, без конца твердил о своих прошлых заслугах и напоминал о славных деяниях своих предков. Обещать избирателям, что они получат вожделенные блага после выборов, еще никому не приходило в голову. До этого не доходил даже Цезарь. Голос Красса отвлек меня от размышлений о том, насколько эффективным может оказаться подобный метод.

— В вопросе о поселениях для ветеранов он стал союзником Помпея.