Никакой магии - Андрей Уланов

– Что случилось?

– Кажется, мы ошиблись адресом, – меланхолично сообщила шатенка.

– Кажется?

– Да, – Марилена распахнула перед моим носом свою папку. – Смотрите, инспектор, выписка из реестра делалась второпях: почерк неровный, скачущий, вдобавок, составлявший ее клерк сделал целых две грамматические ошибки. Что, если он ошибся также и в адресе, указав, что профессор проживал в доме номер одиннадцать, а не семнадцать?

– Или сорок один, – вздохнула я. «Грамотность» клерков полицейского управления, а уж тем более рядовых стражников мне была известна даже слишком хорошо – по десяткам переписанных до читаемого состояния рапортов. Хотя по правилам, претенденты на службу в полиции обязаны доказать свое умение читать, писать, а также владеть первыми двумя арифметическими действиями, на практике эти умения у большинства были весьма условным понятием.

Но если мы ошиблись – что разом объясняло и запертую калитку, и отсутствие трупного запаха, равно как и перечисленных в справке жильцов профессорского дома – отчего же перепугались белые маски? Я в замешательстве оглянулась на вход в зал. Все мое небольшое полицейское чутье сейчас делало стойку и призывно верещало: эти люди занялись чем-то противозаконным! Только вот чем?! На курильщиков опиума они явно не походили – ни характерного запаха, ни соответствующей атрибутики.

– Вот бы их арестовать… – задумчиво произнесла я. Это было всего лишь смутное пожелание, но моя спутница восприняла его всерьез.

– На каком основании? – деловито спросила она, одновременно перебирая листы в папке. – Срок ареста, условия содержания?

– Ух, как вы скоры на расправу, – с легким оттенком зависти вздохнула я. – В том-то и дело, что я не представляю: в чем бы таком обвинить этих людей. Но – очень хочется!

– Ночная Гвардия имеет право производить аресты без соблюдения установленных формальностей, руководствуясь лишь «духом закона», – судя по тону, Марилена цитировала какой-то текст. – Право даровано королевским рескриптом в Акварельную войну и до сих пор не отменено.

– Не уверена, что полковник одобрит мое понимание «духа закона», – призналась я. – И уж точно мне бы не хотелось войти в анналы Гвардии той, из-за кого этот самый рескрипт отменят.

– В таком случае… – начала Марилена все тем же скучным тоном, затем захлопнула папку – и вдруг задорно улыбнулась. Удивительно, но нехитрое, в общем, мимическое действие разительно изменило ее: образ чопорно-строгой не по годам дамы разлетелся, словно разбитая скорлупа, выпустив на свет дерзкую проказницу-девчонку.

– …предлагаю как можно тише убраться прочь отсюда.

Глава 7

В которой инспектор Грин почти верит в магию.

Как известно всем-всем-всем, эльфы от рождения великие, в самом крайнем случае, очень-очень талантливые художники. А также: кондитеры, парфюмеры, портные, врачеватели, поэты, танцоры, певцы, фехтовальщики, стрелки из лука и всего, что стреляет, и далее список еще на десять страниц убористым почерком. Это, повторяю, известно всем-всем-всем на свете – кроме самих эльфов, которые знакомы с истинным положением дел.

К примеру, лично я всегда завидовала художникам – их умению запечатлевать мгновения нашего изменчивого мира. В последнее время к ним присоединились еще и гномы, но таскать за собой тяжеленный ящик на ножках, кучу хрупких стеклянных пластинок и лабораторию куда сложнее, чем сложить в мешок холст, набор кистей и краски с палитрой.

Тем интереснее было наблюдать, как под тонким грифелем Марилены проступают контуры профессорского кабинета. Словно бы в плену зажимов мольберта оказался не девственно-белый лист, а кусок льда – и сейчас он медленно тает, обнажая скрытый за ним рисунок.

Главной деталью переднего плана, разумеется, являлся сам покойный – уже почти четыре часа – профессор Морделл. Благообразного, как принято говорить, вида пожилой джентльмен лежал на ковре у письменного стола, невидяще глядя в потолок. Никаких следов борьбы – если не считать за таковой свалившийся с ноги покойного войлочный тапок – в комнате не имелось. Равно как не имелось ничего, проливающего хоть тонкий лучик света на причину смерти профессора.

– Будь здесь Том Тайлер, – не отрываясь от штриховки, негромко произнесла Марилена, – он бы запрыгал от восторга и заявил, что теперь-то мы не отвертимся – без помощи магии объяснить произошедшее невозможно!

– Угу, – печально вздохнула я, – и, что самое неприятное, он был бы совершенно прав!

Ситуация и в самом деле из тех, что являют собой кошмар наяву для любого следователя. Запертая комната, куда не мог проникнуть никто посторонний, а в ней – труп без всяких признаков насильственной смерти. Не будь фамилии покойного в пресловутом списке полковника – кстати, а за какие заслуги оказался в нем профессор математики? – вызванный констеблем врач констатировал бы смерть по естественным причинам и на этом все закончилось. Однако Луис Джоэл Морделл в списке присутствовал – и я догадывалась, что легче будет вывернуться наизнанку, чем убедить Карда в естественности очередной смерти. Даже вскрытие не поможет – полковник просто решит, что таинственный враг научился вызывать у своих жертв сердечный приступ или апоплексический удар. К тому же… к тому же я и сама не верила. Покойный мистер Морделл, по словам родных, вел спокойный и умеренный образ жизни, по части болезней жаловался лишь на ревматизм и ухудшающееся зрение. В остальном же профессор для человека своего возраста был отменно здоров: ни жалоб на сердце, ни проблем с давлением или желудком, зубы почти все на месте. Разве что легкие… хотя жена упомянула про лекции…

– Марилена, не помните, где преподавал покойный?

– Минуту… – отложив карандаш, моя напарница достала стенографический блокнот, – вот… колледж Святого Астона, два раза в неделю. В двух милях отсюда.

– А экипажа или лошади у профессора не было, – задумчиво пробормотала я. Вряд ли Морделл каждый раз тратился на извозчика. Значит, две мили пешей прогулки, добрый час ораторства с кафедры и обратный путь… нет, и тут не к чему прицепиться. Но тогда… как?!

Ну же, инспектор Грин, мысленно укорила я себя, что за манера вешать нос при одном лишь намеке на проблему. Так дело не пойдет, нет-нет-нет. Ты должна распутать, решить загадку, должна, и все тут, заруби это на своих длинных ушах.

Итак, еще раз, сначала. Перед нами рабочее помещение покойного математика. В первый момент показался мне похожим на лабораторию брата Винсента, хотя на самом деле между ними сходства не больше, чем у их владельцев. Маленький, лишь чуть больше моей участковой каморки, и очень уютно выглядящий кабинет. В таком наверняка приятно работать – и совсем не столь приятно, когда тебя беспокоят по мелочам. Так что ничего удивительного в том, что покойный профессор имел привычку запираться изнутри. Ключ до сих пор в замке – хоть тот и болтается наполовину выбитый из двери. Разумеется, его могли вставить и после, но эту версию пока задвигаем в самый дальний угол – она предполагает сговор и соучастие всех домочадцев профессора, что совершенно лишнее умножение сущностей и вообще людская паранойя. Тогда уж проще рассмотреть версию об отравлении – завтрак готовили жена и падчерица, горничная накрывала стол… возможность имелась у всех! И при этом никто в доме не мог желать исчезновения главного источника дохода семьи. Без профессорского жалованья им будет совсем не просто содержать дом в столице. Личный мотив… что ж, если Морделл сумел довести кого-то из близких людей, он вполне заслужил билет на Вечный Лед – но пока мне слабо верилось в подобное. Я знала, что в таких небольших аккуратных особняках за плотно закрытыми ставнями часто разворачиваются жуткие драмы – долгие и беспросветные, как осенняя хмарь. В Арании мужчина, глава семьи, властвовал над домочадцами практически безраздельно – и мог злоупотреблять своей властью, почти не опасаясь наказания. Возможно и здесь… но такие вещи трудно скрыть, они проступают, словно пятна крови на ткани – в словах, жестах, запахах и еще тысяче незаметных для человека мелочей. В этом доме я не почувствовала ничего подобного… пока.

К тому же – подойдя к двери, я осторожно, ногтями попыталась вытащить ключ – похоже, его заклинило в замке. А значит, он там уже был в момент выламывания двери. Хорошо, дверь отпадает, что у нас дальше? Стена… или, точнее, один сплошной книжный шкаф, от пола до потолка. Добрую треть его занимали пухлые стопки журналов – разумеется, не какие-то легкомысленные издания с картинками, а дистиллированно-научные ежемесячники, вроде «Вестника Королевского научного общества» или гномского «Великого Многоугольника». Остальные полки прогибались под весом более солидно выглядящих трудов: золотое тиснение, толстый переплет из отлично выделанной кожи. Медленно перемещаясь вдоль полок, я с немалым удивлением разглядела среди фолиантов «Размышления о золотом сечении» Исаниэля и еще с полдюжины эльфийских имен. В переводе, разумеется, так же как и труды гномских авторов – кроме аранийских изданий, в библиотеке имелись книги лишь на староимперском и коррезском.