Третья девушка - Агата Кристи

— По-моему, она бредит, — авторитетно пояснила сиделка.

— Ничего подобного, — с достоинством возразила миссис Оливер. — Я знаю, что говорю.

Сиделка открыла было рот, но под грозным взглядом сестры быстро вновь его закрыла.

— Весь в бархате, в атласе и длинные кудри, — сказала миссис Оливер.

— Павлин в атласе? Настоящий павлин, сударыня? Вам почудился павлин на набережной в Челси?

— Настоящий павлин? — переспросила миссис Оливер. — Конечно нет. Какой вздор! Откуда бы взяться настоящему павлину на набережной в Челси?

Ответа на этот вопрос ни у кого не нашлось.

— Он все время важничает, — сказала миссис Оливер. — Вот почему я прозвала его Павлином. Выставляет себя напоказ, понимаете? Видимо, очень тщеславен. Гордится своей красотой. И бог знает, чем еще. — Она поглядела на Пуаро. — Дэвид, как его бишь там. Ну, вы знаете, о ком я.

— Вы говорите, что на вас напал молодой человек по имени Дэвид и ударил вас по голове?

— Вот именно.

Эркюль Пуаро спросил:

— Вы его видели?

— Нет, не видела, — ответила миссис Оливер — Не успела. Мне вроде бы послышались шаги за спиной, и только я хотела повернуть голову и посмотреть, как — бац! На меня словно обрушилась тонна кирпичей. Мне почему-то очень хочется спать, — добавила она.

Миссис Оливер чуть пошевелила годовой, сморщилась от боли и погрузилась, судя по всему, в очень приятное забытье.

Глава 13

Пуаро редко пользовался ключом от своей квартиры. Со свойственной ему старомодностью он нажимал кнопку звонка и ждал, чтобы Джордж, его несравненный слуга, открыл дверь. Однако на этот раз, когда он вернулся из больницы, ему открыла мисс Лемон.

— К вам двое посетителей, — произнесла она, понизив голос почти до шепота, — Мистер Гоби и старый джентльмен, сэр Родрик Хорсфилд, так он представился. Кого вы примете первым?

— Сэр Родрик Хорсфилд, — задумчиво повторил Пуаро, наклонив голову набок, точно зарянка, и прикидывая, что может этот визит внести в общую картину. Однако в этот момент в передней с обычной своей внезапностью возник мистер Гоби, покинувший тесное святилище, где мисс Лемон стучала на машинке и где она предоставила ему временный приют.

Пуаро снял пальто. Мисс Лемон взяла его и водворила на вешалку, а мистер Гоби, не дожидаясь, пока она обернется, доложил ее затылку:

— Я выпью чашечку чаю с Джорджем. Временем я располагаю. Могу и подождать.

Он великодушно скрылся в кухне, а Пуаро прошел в гостиную, по которой энергично расхаживал сэр Родрик.

— Вот заглянул к вам, старина, — сказал он благодушно, — Замечательная штука телефон.

— Вы вспомнили мою фамилию? Я польщен.

— Ну не то чтобы вспомнил, — ответил сэр Родрик. — Фамилии, знаете ли, всегда были моим слабым местом. Вот лица я никогда не забываю, — добавил он с гордостью. — Нет, я позвонил в Скотленд-Ярд.

— О! — Пуаро слегка растерялся, хотя тут же сообразил, что сэр Родрик только так и мог поступить.

— Спросили, с кем мне угодно говорить. Я ответил: соедините с самым главным. Только так, мой дорогой. Никогда не соглашайтесь на заместителя или помощника. Толку ноль. Самый главный, вот кто всегда нужен. Ну, правда, я назвался. Говорю, что мне требуется высшее начальство, ну и в конце концов нас соединили. Очень вежливый субъект. Говорю, мне необходим адрес сотрудника союзной разведки, который работал со мной в таком-то месте во Франции, такие-то даты. Он сначала не сообразил, так я добавил: «Вы понимаете, о ком я говорю?» Француз, говорю я. Или бельгиец. Вы ведь бельгиец? Я говорю: «Зовут его вроде бы Ахилл. А если не Ахилл, то что-то в этом роде. Низенький, говорю, и очень большие усы». И тут он сообразил и сказал, что ваш адрес, вероятно, есть в телефонной книге. «Отлично, — говорю, — но ведь значится он там не под Ахиллом, верно? А его фамилию я никак не могу припомнить». Ну, он мне ее и назвал. Очень вежливый субъект, очень, этого у него не отнимешь.

— Я в восторге, что вижу вас у себя! — воскликнул Пуаро, торопливо прикидывая, что ему позже придется выслушать от телефонного знакомого сэра Родрика. К счастью, речь вряд ли идет о «самом» главном. Вероятнее всего, это кто-то из тех его знакомых, в обязанности которых среди прочего входит и умение общаться с былыми именитостями.

— Ну, как бы то ни было, — сказал сэр Родрик, — а я до вас добрался.

— Я в восторге. Разрешите предложить вам что-нибудь? Чай, гренадин[43], виски с содовой, sirop de cassis[44]?

— Ну, нет, только не это! — испуганно перебил сэр Родрик. — Я, пожалуй, выпью виски. Мне его, конечно, запретили, — добавил он, — вы же знаете этих докторов, чертовы перестраховщики. У них одна забота: запрещать все, что вам нравится.

Пуаро позвонил и отдал Джорджу соответствующие распоряжения. Возле локтя сэра Родрика тут же возник стакан с виски и сифон с содовой.

— А теперь, — сказал Пуаро, когда Джордж удалился, — чем я могу быть вам полезен?

— У меня для вас работенка, старина.

За прошедшие дни он, вероятно, окончательно уверовал в их давнюю дружбу и былое тесное сотрудничество, Пуаро это очень даже устраивало: пусть племянник сэра Родрика еще больше убедится в его, Пуаро, способностях.

— Документы! — Сэр Родрик понизил голос. — Исчезли кое-какие документы, а найти их нужно обязательно, понимаете? Ну, я и подумал, глаза у меня уже не те, да и память иной раз пошаливает, так не лучше ли обратиться к специалисту. Понимаете? Вы, можно сказать, явились в самый нужный момент, потому что, понимаете ли, их у меня требуют.

— Весьма любопытно, — сказал Пуаро. — А могу ли я спросить, что это за документы?

— Конечно, можете, старина. Раз уж вам придется их разыскивать. Но учтите: они крайне секретные, не для чужих глаз. Сверхсекретные.., если я ничего не пугаю. И теперь их, конечно, лучше держать под замком. Переписка, знаете ли. В свое время эти письма особой важности не представляли, так, во всяком случае, полагали, но ведь политика — штука непредсказуемая. Вы же знаете, как бывает: сегодня одно, а завтра разворот на сто восемьдесят градусов. Вот когда война началась, помните? Мы никак понять не могли, с кем мы в союзе, а с кем враги. В одной войне итальянцы наши закадычные друзья, в другой мы с ними воюем. Уж не знаю, кто из них был хуже всех. В первой войне японцы наши союзники, а в следующей — взрывают к черту Пирл-Харбор[45]! Как в темном лесу! Начали с русскими эдак, а кончили совсем наоборот. Вот что я вам скажу, Пуаро: в наши дни вопрос о союзниках самый жгучий. В одну ночь меняются.

— И у вас пропали какие-то документы? — на всякий случай напомнил ему Пуаро..

— Да. Документов у меня, конечно, множество, и в последнее время я извлек их на свет Божий. Прежде хранил в безопасном месте. В банке, собственно говоря, но потом забрал их и начал разбирать, потому что подумал: а почему бы мне не написать мемуары? Все наши ребята теперь их пишут. И Монтгомери, и Аланбрук и Окинлек[46] — откровенничают, надо сказать, напрополую, правда, по большей части не о себе, а о прочих генералах. Вот и старик Моран, вроде почтенный врач, а распространяется о своем пациенте, да еще о каком пациенте! Уж и не знаю, до чего все это может дойти… Но раз так, то и я решил рассказать кое-что забавное о небезызвестных личностях. А чем я хуже других? Тем более что все это было у меня на глазах.

— Уверен, что очень многим ваша книга покажется весьма любопытной, — сказал Пуаро.

— Да уж! Я знавал многих знаменитостей. Все на них взирали с благоговением. Никому и в голову не приходило, какие они дураки. А мне это было хорошо известно. Черт побери, какие промахи они порой допускали — даже и вообразить невозможно! Ну вот я и забрал документы и нашел девочку, чтобы помогла мне разобраться. Очень милая девочка и умница вдобавок. Английский, правда, знает неважно, зато какая сообразительная и добросовестная! А у меня столько всякого материала.., только в таком беспорядке… А теперь, когда все разобрали, многих нужных мне документов там не оказалось.

— Не оказалось?

— Да, сначала мы подумали, что случайно их пропустили. Снова все перебрали… Знаете, старина, по-моему, исчезло довольно-таки много. Кое-что из них, конечно, никакой ценности не имеет. Собственно говоря, и остальные, по большому счету, тоже не имеют.., иначе разве мне позволили бы оставить их у себя… Но как бы то ни было, а интересующих меня писем там не оказалось.

— Не хочу быть нескромным, — сказал Пуаро, — но не могли бы вы сказать мне хоть что-то о содержании этих писем?

— Пожалуй, не могу, старина. Скажу только, что некий господин трубит нынче на всех перекрестках о том, что он делал да что говорил в прежние дни. Но он врет. И эти письма доказывают, какой он лжец! Конечно, публиковать их вряд ли станут. Мы просто пошлем ему парочку копий — напомнить, что он тогда говорил на самом деле, и дадим поить, что оригиналы хранятся у нас. И не удивлюсь, если.., ну, если потом он будет вести себя немножко по-другому. Понимаете? А впрочем, зачем спрашивать, вам ли не знать, как это делается.