Дурман - Ольга Горовая

Особенно после ее слов о нем, после такой реакции на него самого, на Виталю. После признания, что влюбилась и ревнует…

Вцепится руками и ногами, зубами, к себе привяжет любым способом.

Добился ведь, получил свой дом однажды, такой, как и хотел, как мечтал. И ее не упустит. Чтобы ни пришлось для этого сделать.

Он так и не сказал ни слова. Просто стоял над ней. Таня, тем временем, медленно и как-то с опаской, что ли, протянула руку и пальцами коснулась ключей. Не взяла, просто накрыла их ладонью.

- Виталь, ты думаешь, это своевременно? - все с той же неуверенностью, которая сквозила из нее просто, спросила Таня.

Зачем-то поерзала в кресле, подтянув одну ногу под себя.

Елки-палки! А ведь даже не представляет, как ему сейчас нерв на эти свои пальцы наматывает, которыми по ключам водит. Вообразить не может, чего ему стоит просто стоять и делать вид, что спокоен!

- А ты в чем, конкретно, не уверена, Зажигалочка?

Ухмыльнувшись, будто ему “по барабану”, Виталий сел на ступеньку беседки, нагретую солнцем. У самого кресла Тани. Она как-то зябко пожала плечами, несмотря на жару.

- Две недели, Виталь. Мы знакомы - две недели, - она запустила свои пальцы в волосы. - Это же еще эйфория, сам понимаешь, и гормоны, и ум за разум заходит, и трясет нас так, и эмоции через край. Но ты уверен, что не пожалеешь дней через пять? Или через месяц?

Растрепала локоны и посмотрела на него. Он хотел бы сделать это вместо нее, волосы ее ерошить. Но сейчас сосредоточился на другом.

Таня вновь коснулась ключей от его дома.

Твою налево! Он же своей кожей эти касания чувствовал!

- И что? Сама вчера сказала, что влюбилась. И я - не пацан, и могу понять, когда то, что ощущаю - выходит за пределы свиданок для… секса, - смягчил ради нее, пожал плечами, все еще держа уверенную в себе “мину” на лице. - И так как при трезвом уме - хватает мозгов понять, что не хочу тебя упустить.

Он криво улыбнулся, заметив, что и она усмехнулась.

- Но мы же ничего нормально друг о друге не знаем, - все еще не убедил, по ходу. - Может, тебя завтра бесить начнет, как я на столешницу сажусь, чтобы чай попить? - Таня вздернула бровь. - Или брожу и семечки по всему дому грызу, когда не знаю, как лечить кого-то из пациентов?

Казак рассмеялся.

Он знал, как она спит, и как стонет, когда он в нее входит; как у нее сердце в груди колотится, когда Казак ее, будто одуревший, целует. Знал каждую ресничку на ее веках и то, какие ее волосы на ощупь. Маленький шрам на лбу, под самой линией роста волос. Что еще ему знать о ней нужно? Все остальное - вторично и несущественно. Для него, так точно.

- А ты именно так это делаешь? Почему я еще не видел? - с легким наездом уточнил насчет ее вопроса.

- Может, я стеснялась, боялась тебя такими манерами спугнуть? - испытующе глянула на него Таня.

- Меня таким не испугаешь, Зажигалочка. Я на тебя подсел, как наркоман на дозу, - он подмигнул. - Можешь хоть матом ругаться и “Приму” курить, рассыпая пепел по полу, мне по фигу. Главное, чтобы делала это около меня.

Она широко улыбнулась. Но не расслабилась. И ключи все еще только теребила своими пальцами.

- Ездить далеко очень до клиники, - задумчиво протянула Таня, посмотрев на ключи. - Это же другой конец города.

- Я буду тебя возить, - тут же заявил он.

- А когда не сможешь? Тут маршрутки, хоть, ходят? - она с сомнением приподняла бровь.

- На фига тебе маршрутки, такси есть…

- Так разориться можно, Виталь, - рассмеялась Таня.

- Я тебе все расходы оплачу, - хрустнул суставами кулаков.

Она же передернула плечами. И даже скривилась.

- Я сама неплохо зарабатываю, мне на все хватает, Виталь, и с тебя деньги тянуть не собираюсь. Не ради денег с тобой. Или, тогда, давай вскладчину… Хотя, не уверена, что сильно тебе в бюджете помогу, - она нахмурилась сильнее.

- Да ну, на хрен! - не выдержал он, ругнулся. - Я тебе водителя личного дам, Таня! У меня их три в штате, маятся. Вот, обеспечу человека работой, когда сам не смогу подвезти, а тебя - транспортом. Все, этот аргумент - отклонен!

Он шумно выдохнул и, протянув руку, взял свои сигареты и зажигалку со стола. Прикурил. Затянулся. Выдохнул дым. Заломил бровь и посмотрел на то, как она кусает губу.

Снова затянулся.

- Давай, Танюш, спрашивай, что тебе там знать надо, чтобы сегодня ко мне переехать? - Казак вздернул бровь. - Вскрывай мне грудную клетку и мозги. Уже ж, и так, там обустроилась, по ходу.

Она прикусила губу. Вздохнула и, кажется, “рубанула с плеча”:

- Ты иногда непонятно реагируешь на мои слова или поступки… Ну, так. Будто я тебя обижаю очень. Весь такой уверенный и нахальный, даже. А потом, враз, прям “несет” от тебя обидой. Почему, Виталь? Я все время опасаюсь теперь. Не понимаю, где твое “больное место”, - она неуверенно хмыкнула, видимо, вспомнив их разговор в кинотеатре. - А причинять боль - не хочу вообще.

Он вновь затянулся. Отвернулся и посмотрел на дом. Запрокинул голову, любуясь на небо сквозь какую-то дымку, повисшую в воздухе.

Не хотел говорить ничего о себе, если честно. Но, если только на таких условиях она переедет… По фигу. Все нутро наружу вытащит, с кишками, лишь бы она утолила свой аппетит и приняла от него - его самого и то, что Казак дать хочет. Все…

Он отставил в сторону руку с сигаретой, не торопясь отвечать, и наклонился к ней. Жадно прижался губами к коленям, спустился ниже, прикусив голень, заставил Таню взвизгнуть, дернуться и рассмеяться. Добрался губами до щиколотки.

- Отпусти, Виталь! - Таня хохотала, пытаясь отодвинуться. Боится щекотки? Он запомнит. - Не надо, - заливалась она смехом. - Ну, Казак, я же босиком ходила по всему твоему двору! Ну что ты творишь? У меня ноги грязные, а ты губами по грязи…

Он захохотал так, что отстранился все-таки, и запрокинул голову, так и держа руку с сигаретой в стороне. Не мог сейчас затянуться из-за смеха этого.

- Грязь? - еле вдохнув, Виталий уставился на улыбающуюся Таню.

Перевел глаза на ее ноги. Бл***! Каждый пальчик бы облизал! Опять укусить ее захотелось.

- Что ты знаешь о грязи, Таня? Где ее там увидела? - покачал головой и вновь затянулся.

Она нахмурилась, хоть и видно, что не всерьез.

- Я серьезно, Виталь! - попыталась его вразумить, видимо. - Ты хоть представляешь, сколько там микробов? А яйца гельминтов? А споры грибов? Их там миллионы, даже в самом чистом дворе и на ухоженном газоне. А ты - в рот…

Он снова заржал. Реально пробрало его, не удержался. Вдавил сигарету просто в каменную ступеньку, рядом с собой. И за эту самую ногу ухватил ее, дернул на себя, перетащив взвизгнувшую Таню на свои колени.

Обхватил руками крепко так, что понял - переходит черту.

- Я эту грязь - горстями жрал, Зажигалочка, - впился ртом в ее кожу, целуя подбородок. Сиганул, как с обрыва в холодную воду. - Вместе с отбросами, все свое детство, пока мать упивалась до белой горячки. И грелся, прячась с двумя собаками, которых ты так любишь, в подвале дома. Вместе теплей. И не так страшно от старших бродяг отбиваться. Так - меньше лезли.

Оторвался от нее и посмотрел в глаза замершей Тани.

Она смотрела ошарашенно и с каким-то испугом. Даже с болезненностью какой-то. Может, держит, все же, слишком сильно? Или ей страшно от его слов стало?

Но не мог сейчас ослабить тиски-объятия ни по одной из причин.

- Достаточно информации, Зажигалочка? Или еще вопросы есть? Давай, не стесняйся! У меня сегодня болтливое настроение, прям так и хочется все о себе выложить, - хмыкнул он.

Она вздрогнула от его сарказма. Но глаза не отвела.

- Где сейчас твоя мать? - тихо спросила Таня. Подняла руки и обняла его за шею.

Не испугалась? Не затошнило ее от него?

Хорошо. Век бы так с ней на руках сидел. И не отпускал бы.

- Умерла лет пятнадцать назад. Не вышла раз из запоя, - снова начав целовать ее шею, прикусывая кожу, передернул он плечами. Не то, чтобы собирался прямо сейчас ее здесь в беседке на столе раскладывать. Уткнулся носом Тане в макушку. Ему необходим был ее запах и ощущение Тани на своих губах, щеках, пальцах. Чтобы забыть другое, старые запахи и ощущения, из этого детства. Череп рвало от того, что сейчас это своим ртом говорил, ворошил зачем-то. Почти ждал, что вот-вот вонь в воздухе пойдет, как от дерьма, в которое ступили, не заметив.

- А отец? - Таня прижалась к нему сильнее.

Казак хмыкнул еще саркастичней.

- Мы с этим типом никогда знакомы не были. Сомневаюсь, что и мать знала, от кого залетела, - прикусил мочку ее уха.

Таня протяжно, судорожно втянула в себя воздух и наклонила голову, опустив ему на плечо. И продолжала обнимать. Она - его. Крепко.

- А я тоже отца не помню, - вдруг сказала Таня. - Хотя мне пять лет было, когда он погиб. Но я почти ничего не помню. Так, какие-то смутные картинки, запахи, ощущения, вперемешку с рассказами мамы уже, с образами с фото.

Он даже вздрогнул. Как у нее так выходило?

Парой слов, одним касанием, жестом - возвращать его в реальность и всю муть из души - осаждать на дно. Туда, где ей и место. Хорошо так…