Хрущев - Уильям Таубман

В отличие от других большевиков, презиравших шахтеров как людей с «низким классовым самосознанием», Хрущев испытывал к своим бывшим товарищам по работе искреннюю симпатию. «Ну вот, мы свергли монархию, прогнали буржуазию, завоевали себе свободу — но люди живут хуже, чем прежде. И, конечно, многие спрашивали: „Что же это за свобода такая? Вы обещали рай, но, похоже, раньше смерти рая нам не видать. А хотелось хоть ощутить его при жизни. Мы ведь ничего особенного не требуем — просто дайте нам угол, где жить“»45.

Шахтеры «со мной разговаривали смело, — вспоминал Хрущев, — потому что знали меня как облупленного: до революции я работал с ними бок о бок». Однако и Хрущев с ними не церемонился. «Ну-ка покажи руки! — кричал он на тех, в ком заподозрил „враждебных элементов“. — У тебя не шахтерские руки! У тебя руки лавочника!»46

Работа Хрущева на Рутченковской шахте была так успешна, что скоро ему предложили возглавить руководство соседней Пастуховской шахтой. Однако вместо этого он подал заявление на рабфак в новом учебном заведении, впоследствии Донецком шахтерском техникуме. Когда партийное начальство в Юзовке этому воспротивилось, Хрущев обратился к руководителю донбасской угледобывающей промышленности, учившемуся там же: «Вы — человек ученый, с высшим образованием, однако подали заявление в шахтерский институт. А меня туда не пускаете. По-моему, неправильно это. Почему вы меня не отпускаете? У меня за плечами всего-то четыре года в школе… а вы не хотите, чтобы я учился дальше»47.

Такая тяга к образованию не была чем-то уникальным. Большевики рассматривали себя как авангард не только в политике, но и в культуре, и от членов партии требовалось не только «продуктивно работать», но и «культурно отдыхать», то есть как минимум — опрятно одеваться и уметь вести себя за столом, как максимум — читать русскую классику и ходить на балет48. Почему же начальство Хрущева не позволяло ему учиться? Неужели он был таким хорошим администратором, что его не хотели отпускать? Или партийные боссы понимали, что год или два на рабфаке не добавят ему ни образования, ни культуры? Так или иначе, в конце концов они сдались и Хрущев поступил на рабфак.

Обучение в техникуме должно было сделать инженерами 208 студентов, у большинства из которых за плечами были лишь скудное начальное образование, тяжелая работа на шахте и членство в комсомоле. У рабфака, куда поступил Хрущев, программа была более скромная. После двух-трех лет обучения, заменявших старшие классы школы, выпускник рабфака мог поступить на первый курс техникума. В заявлении, заполненном 24 апреля 1922 года, Хрущев указал цель поступления: «Получить технические знания, необходимые для более продуктивной работы на производстве»49.

Юзовский рабфак был элементом глобальной программы, направленной на приобщение к образованию представителей низших классов. По словам западного историка, эта программа «привела к снижению академических стандартов и вызвала как сопротивление работников образования, так и недовольство родителей студентов, принадлежащих к среднему классу»50.

Требования к поступающим на рабфак были занижены, как только возможно. От абитуриентов 1924 года требовались «твердое знание четырех арифметических действий с целыми числами, способность четко выражать свои мысли в устной и письменной форме и элементарная политическая грамотность»51. По политической грамотности Хрущев, скорее всего, был первым в группе. Однако, хотя официозная биография и заверяет читателей в его успехах52, одна из преподавательниц Хрущева вспоминала об этом иначе. По ее словам, будущий глава СССР и лидер коммунистической партии «с трудом держал в мозолистых руках карандаш». Хрущев очень старался: она вспоминает, как он долго бился над сложным грамматическим правилом и, наконец усвоив его, от радости заулыбался во весь рот и закричал: «Получилось!» Однако, несмотря на все старания, учеником он был «отстающим»53.

Возможно, отставание в учебе было связано и с политическими обязанностями. Довольно скоро Хрущев сделался партсекретарем не только рабфака, но и всего техникума. Это означало, что он отвечает и за политическую сознательность студентов, и (наряду с директором) за условия учебы. Здание техникума, в котором до революции размещалось коммерческое училище, на дореволюционных фотографиях выглядит так же презентабельно, как и в 1991 году. Однако когда техникум впервые открыл двери для студентов, можно было лишь радоваться, что хотя бы двери в здании имеются. Большинство студентов проживали в разрушенных бараках, где когда-то останавливались на постой казаки, по сорок — пятьдесят человек в комнате54. Как партийный лидер, Хрущев находился в «привилегированном» положении — он делил маленькую угловую комнатку всего лишь с тремя студентами.

Перед началом занятий первым студентам пришлось своими руками ремонтировать здание техникума. По настоянию Хрущева они несколько недель ремонтировали и заменяли проржавевшие механизмы, пока наконец не смогли восстановить мастерские, лаборатории и электрогенератор55. Учебников не хватало, и Хрущев предложил самим печатать их в близлежащей типографии. «Никита Сергеевич часто забегал в типографию, — вспоминает один из типографских рабочих, — интересовался нашими делами, давал указания»56. Когда партийная ячейка выпускала газету, Хрущев надзирал за ее выпуском. Как партийный руководитель, он нес ответственность за идеологическое содержание газеты; однако, по-видимому, интересовал его и сам процесс. Многочисленные обязанности подразумевали постоянную деятельность, но, в сущности, эта деятельность не отличалась от того, чем он занимался на шахте — беготня, встречи с людьми, необходимость справляться с постоянно возникающими проблемами. На образование, к которому он так стремился, времени не оставалось.

В сентябре 1924 года Хрущев был членом комиссии, выдававшей дипломы первым пятнадцати выпускникам техникума. Сам он диплома так и не получил. Позже он заявлял, что окончил рабфак, но документально это не подтверждено57. Даже если это и так, элементарность знаний, получаемых на рабфаке, и недостаток времени, которое Хрущев мог уделить учебе, заставляют предположить, что его образовательный уровень не слишком повысился.

Партийное положение Хрущева придавало ему авторитет, немыслимый для простого рабфаковца. В декабре 1923 года он представлял свою партячейку на конференции Юзовского губкома и в том же месяце вошел в губком, став одним из сорока представителей местной большевистской элиты. В этом качестве Хрущев сделался хорошо известен на шахтах, заводах и в образовательных учреждениях Юзовки. После того как он практически в одиночку прекратил забастовку на одной из шахт, его ввели во внутренний партийный круг — бюро Юзовского губкома.