Ян Гус - Милош Кратохвил

А немцы лезут вон из кожи, сошлись к часовне неспроста и в воскресенье, в праздник божий, пошли походом на Христа.

И хотя эта демонстрация патрициев закончилась смехотворным поражением, все же она была признаком того, что Праге грозят длительные волнения. А что же будет, когда вступит в силу интердикт? Какая, вероятно, тяжелая борьба происходила в душе Гуса: с одной стороны, опасение показаться малодушным, с другой — бремя страшной ответственности за катастрофу, которая постигнет всю христианскую общину. Гус должен был думать о себе, о том, чтобы последовательно отстаивать свое мировоззрение, но он должен был думать о себе не как о частном лице, а как о вожде и образце для своих верующих. Не мог он не думать и о верных своих слушателях и обо всем том, что поразит их глубже, чем его.

И думы о Праге, о духовных сынах и дочерях по Вифлеемской часовне, наконец, взяли верх и не могли не взять верх. Гус не отказывался от борьбы, готов был нести ее тяжесть и заплатить за нее нужную цену, но он считал себя обязанным бороться один и не мог допустить, чтобы стрелы, направленные в него, сразили множество других, самых близких ему людей. Этот довод оказался решающим.

Итак, раньше, чем интердикт вступил в силу и обрушился на Прагу, Гус решил покинуть город и уйти в провинцию.

ГЛАВА 11

В ЮЖНОЙ ЧЕХИИ

Гус отправился в края своего детства, в южную Чехию; так человек в беде прибегает к матери или по крайней мере стремится повидать места, где она когда-то жила. Однако выбор пал именно на южные районы еще и потому, что некоторые чешские дворяне с готовностью предложили Гусу гостеприимство, заверяя, что уберегут его в своих поместьях от всех опасностей.

Чешское дворянство в целом действительно стояло за Гуса. Ему была весьма на руку борьба магистра против светской власти церкви, ибо владения церкви своими размерами далеко превосходили поместья мирян и являлись для них слишком невыгодным конкурентом. Призывы Гуса отобрать у церкви «светское владычество» звучали очень сладко для слуха светских феодалов, и позднее, когда начнется гуситское революционное движение, будет видно, как охотно дворянство проводило в жизнь это положение, ибо оно захватило большую часть церковных владений. Даже немилость короля к Гусу не оттолкнула дворян; Вацлав IV не был сильным правителем, и его не стоило слишком опасаться. Кроме того, было ясно, что его отношение к магистру Яну определяется исключительно расчетами на титул императора, но что лично король ничего против него не имеет. Гус вызывал симпатию Вацлава тем, что ставил королевскую власть выше церкви. Вдобавок проповедник Вифлеемской часовни имел ходатая и в самой королевской семье в лице супруги Вацлава Жофии, постоянной слушательницы проповедей Гуса. Честолюбивая и энергичная королева, разочарованная слабостью коронованного супруга, подпала под обаяние неустрашимого, мужественного, пламенного проповедника.

Помимо всего этого, Гус надеялся, что, покинув Прагу, он обломит главное острие церковников. Он полагал, что его деятельность в провинции, конечно, будет не так раздражать Рим. В Праге же она вызывала слишком бурные страсти.

Но и в провинции Гус отнюдь не собирался молчать. В то же время, вынужденный следить за ходом своего процесса, он несколько раз приезжал в Прагу, чтобы предпринять необходимые для этого шаги.

Сначала Гусу казалось, что для него наступило время небывалой свободы, когда он может целиком отдаться своим мыслям. Отпали обязанности по университету, лекции, собрания, отпала и необходимость читать проповеди, и он с радостью взялся за перо. Но что характерно: его произведения этого периода все написаны по-чешски. Таким образом, пусть неофициально, но Гус продолжал проповедовать, проповедовать письменно, и обращаясь не к ученым, а к читателям из народа.

Неизвестно, куда Гус направился сразу после своего ухода из Праги. Но постоянное убежище он нашел в небольшом замке земанов из Козьего, недалеко от Табора. Эта небольшая крепость, расположенная на дне холмистой котловины, напоминала гнездо, укрытое от сильных ветров, бушевавших вокруг. И в этом тихом месте дух Гуса взлетал таким стремительным полетом, что перо не поспевало за ним. Еще в ноябре первого года своего изгнания он дописал «Толкование веры, десяти заповедей Божьих и молитвы Господней». Автор сам адресовал свое сочинение «простым людишкам», чтобы побудить их выполнять заповеди божьи. Он затрагивает в нем все основные вопросы, волновавшие в ту эпоху каждого человека: порочность жизни священников, их надменность, торговлю индульгенциями, войны, значение молитв, почитание икон и скульптурных изображений святых, неправедность светской власти, судопроизводство, торговлю, национальный вопрос и др. Но все это он излагает так, что сразу можно угадать в авторе практика-проповедника, который знает, чем заинтересовать слушателей. Это сочинение Гуса страстно, полно жизни, выражает все в конкретных примерах и использует понятия, хорошо знакомые читателю из повседневного быта.

С иронией высмеивает Гус формальные, механические молитвы священников: «Этот же без помощи зубов и губ слова мелет; и как жернов на мельнице, так и молельщик сей грохочет: тр, тр, тр… Сорока или иная птица. И говорит слова молитвы, да не молится на деле; и орган-хор звучит, да не молится, так и монахини: щебечут, не зная что, и тем подобны сорокам суть».

Сколько народного остроумия и меткости наблюдений было в словах Гуса, когда он критиковал тех, кто лишь для проформы посещает богослужения: «Миряне идут туда (в костел), чтобы в роскошном одеянии показаться, или для любовного свидания. И смеются в костеле, а некие из женщин ссорятся и бранятся, толкая друг друга на скамье. Панич озирается— нет ли красотки: куда она, туда и он, и прежде ей поклонится, чем телу Божьему на алтаре; я сам сие видел, он (панич) спину к алтарю повернул, а к ней (к пани) лицо, говорил с ней и смеялся. Да и крестьяне не молятся, стоят словно оленята (испуганные), а горожанам — тем тоскливо: боятся, как бы выгодный торг не пропустить».

Поистине этому сочному и реалистическому описанию посетителей костела мог бы позавидовать любой художник.

Далее Гус пишет о судах, где бедный и подневольный всегда проиграет в тяжбе против господина хотя бы по той причине, что «в присяге одно слово не так произнес», пусть даже по существу дела и был прав. «А скажет слово против господина, и наказан будет за поношение господ; господа же — судите как хотите— никогда наказания не понесут. Иначе рассудит Господь Иисус, судия праведный, и скажет он в судный день всем таковым: «Вы, священники, с законниками грабили бедноту лицемерием, хитростью, торговлей святыми таинствами, а вы, миряне, грабили их же ростовщичеством, судом несправедливым, насилием, измышленной виной и выморочным правом» [26].