Журнал «Вокруг Света» №10 за 1979 год - Вокруг Света

— Напоследок познакомьтесь с нашим «детским садом»,— предложил доктор Кинвуди, подведя гостей к просторной зеленой лужайке, окруженной высокими зарослями бамбука. Па дальнем ее краю резвилось десятка полтора малышей, а в тени дерева стоял огромный старый самец с тяжелыми бивнями, флегматично обмахивавшийся большой веткой. Правда, малышами слонят можно было назвать только по сравнению с этим гигантом. Когда двое подростков, килограммов по триста весом, «боднули» друг друга широкими лбами, раздался звук, похожий на раскат грома. Казалось, слонята должны тут же рухнуть на землю с проломленными черепами, но они как ни в чем не бывало продолжали шалости.

— Ничего страшного, лбы крепче будут. Пригодится при валке леса, когда подрастут,— заметил махаут. — Взрослые слоны внимательно следят за молодняком и никогда по позволят им причинить себе вред. Вообще воспитание у них — дело коллективное. Да вон посмотрите сами...

В это время на лужайке разыгралась забавная сценка. Маленький толстенький слоненок, пригнув к траве голову, тщетно пытался подлезть под живот другому, не догадываясь подогнуть колени. Второму это надоело. Он рассерженно затрубил и замахал хоботом, чтобы отогнать проказника. Тот не унимался. Два слоненка постарше, до этого спокойно обрывавшие листья с кустов неподалеку, вдруг тоже предупреждающе затрубили, а затем подошли и встали по обе стороны обиженного.

— Никто их этому не учил: ведь именно так зажав между своими телами, взрослые защищают слонят от нападения хищников и помогают переправляться через быстрые горные потоки. — пояснил Нуон Комруе.

— Не всосали с молоком, а переняли у старших,— уточнил Чаум Кинвуди.— Ведь на ночь мы отпускаем всех наших воспитанников пастись в джунгли, а там слонята проходят школу жизни под руководством взрослых сородичей. Мы же здесь, как я уже говорил, опираясь на природный ум, быструю восприимчивость и поразительную память слонов, прививаем им лишь необходимые трудовые навыки.

Грей попросил поподробнее рассказать, каким образом маленькие слонята становятся «студентами».

— Большинство слонов у нас в Таиланде давно приручено и используется на различных работах. По-настоящему дикие остались лишь в горных районах, где живут карепы. Те же. что кочуют в долинах, находятся под специальным наблюдением местной администрации. Каждые два-три года стадо окружают загонщики, осматривают слонов и самых сильных отбирают для дрессировки. Первоначально и мы пополняли число наших учеников подобным же образом, но вот уже пять лет, как полностью перешли на... самообеспечение. — Чаум Кинвуди с улыбкой посмотрел на удивленных журналистов.

Оказывается, центру принадлежит больше сотни слоних, «арендуемых» государственной лесопромышленной организацией. Когда, какая-нибудь из них собирается стать матерью, за ней посылают специальный десятиколесный грузовик с мягкой подвеской и доставляют в центр. Новорожденный автоматически становится его воспитанником. Первое время он находится на попечении мамаши, а когда она возвращается на лесоразработки, слоненка переводят в группу молодняка. В возрасте трех лет оп идет в «школу». «Первоклассника» помещают в тесный загон из прочных бревен. Здесь слоненок знакомится со своим махаутом и с ним будет работать всю жизнь. Примерно месяц уходит на то, чтобы ученик усвоил основные команды, за правильное выполнение которых он получает сахарный тростник. Только после этого начищается «основной курс слоновьих наук». Через семь лет устраиваются «выпускные экзамены». К этому времени слоны должны знать команды на тайском и карепском языках, а также подающиеся с помощью ударов палочкой и прикосновений колен или пяток махаута к шее и ушам, без запинки исполнять их. Одна и та же команда — например, уложить бревно на штабель — может быть отдана трем слонам их погонщиками тремя различными способами, но они обязаны выполнить ее абсолютно синхронно.

— Не подумайте, что для слонов жизнь в нашем центре — сплошная муштра,— закончил доктор Кинвуди.— Заняты они, как и на государственных лесоразработках, шесть-восемь часов в день, в зависимости от сезона. Каждую неделю дается выходной да еще двухмесячные «каникулы» с марта до мая. Для слонов даже устраиваются концерты. Да, да, самые настоящие концерты. Иногда по вечерам махауты приходят на плац и исполняют народные мелодии на бамбуковых флейтах и самодельных скрипках. И. честное слово, создается впечатление, что слонам это правится: они часами стоит там, слегка покачиваясь и помахивая хоботами, словно настоящие меломаны.

— А когда им стукнет шестьдесят, опять вернутся сюда,— добавил главный махаут. — У нас уже живут два пенсионера. Большую часть времени они проводят в лесу, в центр приходят два-три раза в неделю полакомиться сахарным тростником, бананами, подсоленными стручками тамаринда да полюбоваться на подрастающую молодежь...

Когда вечером в Лампапге журналисты садились на поезд, то, взглянув на освещенные свечами глиняные домики с фигурками слонов перед ними. Дэнис Грей задумчиво произнес:

— Пожалуй, мистеру Рнкетту не дождаться, чтобы в честь его «Скиддеров» стали тоже ставить «пра пхум чао тхи»...

По материалам иностранной печати подготовила А. Левина

Печенье по-лешуконски

В долгие зимние вечера, когда хлещет злая пурга или, наоборот, устанавливается звонкая, вымороженная до синевы тишина, лешуконские певицы собираются на репетиции. Как правило, все спевки проходят на сцене сельского Дома культуры, но иногда, если есть подходящий повод, и у кого-нибудь дома, в светлой старинной горнице с бревенчатыми стенами, вобравшими в себя вековой запах смолы, здоровой крестьянской снеди и терпких таежных трав...

Женщины смотрят друг другу в глаза, думая о чем-то своем, далеком, осторожно покашливают в кулачки, чинно складывают руки на коленях. И, не сговариваясь, разом начинают: «Потеряла девка золоты ключи, золоты ключи серебряные, со шелкова нова пояса, со застежками серебряными, со пристяжкой золоченою...»

В этой древней игровой песне все искренне, все дышит чистотой и здоровьем человеческого бытия. Проплывают нарядные лубочные образы, пестрый орнамент метафор. В этой песне все не так, как в живой природе... Простенькая березка звенит на весь лес золотым колокольцем. В красной кудрявой листве воркуют красные птицы с зелеными крыльями. По гуслям молодца «бегут струны золотые», капуста в огороде вспыхивает золотыми кочанами, а на кустах смородины полыхают «цветы алые»...

Песня длинная, узорчатая, с переливами, как Мезень-река в летнюю ночь, когда медленно тают краски северной зари. Мотив перебегает от одной исполнительницы к другой, украшается придыханиями, лебедиными взмахами кистей рук, свободно варьируется в зависимости от пришедшего образа. И если кому-то не хватает дыхания, на помощь тут же приходит другой голос, давая возможность отдохнуть на подголоске, чтобы набраться сил для продолжения песни. А после репетиции начинается обильное чаепитие. С моченой брусникой, морошкой, домашними, только что с печи, шаньгами. кренделями, с бесконечными бывальщинами и небывальщинами, которые заплетаются страхом и горем, а расплетаются правдой...

На одном из таких чаепитий, два года назад, я познакомился с Анной Николаевной Кашуниной, полной, круглолицей женщиной, недавно принятой, как я выяснил, в Лешуконский фольклорный хор. Мы были соседями по столу, разговор вышел совершенно случайно — как. что да почему, и часа полтора спустя я сидел уже у нее в гостях, в чистых духмяных покоях убранной по-праздничному избы.

Вообще в Лешуконье мне всегда везло на талантливых людей, а с Анной Николаевной повезло особенно. Из нее можно «выкроить» по крайней мере пять мастериц, и каждая будет интереснее предыдущей.

В необъятной памяти Кашуниной живут древние былины, хороводные и плясовые песни, искрометные сказки, затейливые заговоры, похоронные и свадебные причитания, загадки, пословицы, поговорки. Нет, пожалуй, ни одного жанра фольклора, которым бы не владела Анна Николаевна.

Прошлым летом этнографическая экспедиция Московского университета записала от нее около ста песен, более двухсот частушек. И некоторые из них собственного сочинения. («Я эти частушки как из пулемета вырабатываю, — говорила мне. посмеиваясь, Анна Николаевна. — От лишнего слова язык не переломится. Вот послушайте! «Мы на Марс и на Венеру очень долго ехали. Приземлилася ракета — в Лешуконск приехали…», «Прежде мы не надевали белые перчаточки, а теперь вот выступаем на шестом десяточке...»)

Одна из любимых песен Кашуниной — «Роза — цвет алый, виноград зеленый». Песня, которой, наверное, не менее трех веков от роду. Она пост ее везде — и дома, и в гостях, и на сцене; и вряд ли бы стоило говорить об этом ее пристрастии, если бы оно не было связано с пристрастием к земле, к огородничеству, к рискованным экспериментам по выращиванию диковинных для Севера растений, которых почти не встретишь на 66-й широте, где природа требует от человека слишком большого труда и не очень отзывчива на благодарность. Виноградная лоза, привезенная ею с черноморского курорта и посаженная рядом с домом, погибла в одну из суровых зим, а вот черенок розы из Гагры благополучно выдержал причуды климата, и не только выдержал, но и закустился, расцвел пышным алым цветом по соседству с гвоздиками, тюльпанами, маками, мальвами и гортензиями. И это в каких-нибудь двухстах километрах от Полярного круга!