Молчать, чтобы выжить - Фридрих Незнанский

— Алло, Константин Дмитриевич? — закричал он в телефонную трубку, едва Меркулов приложил ее к уху.

— Да.

— Вас беспокоит Аркадий Сергеевич Сланцев!

Меркулов переложил трубку в другую руку и ответил с максимально возможным спокойствием:

— Здравствуйте, Аркадий Сергеевич.

Сланцев был в столице человеком известным и чрезвычайно влиятельным — особенно сейчас, когда он был назначен исполняющим обязанности мэра Москвы.

— День добрый! Константин Дмитриевич, вы уже слышали о нашем происшествии?

— Да. Я уже выслал к вам дежурную следственно-оперативную группу.

— Константин Дмитриевич, дорогой, поставьте на это расследование лучших ваших людей! Лучших, вы слышите!

— Слышу.

— Убийство должно быть раскрыто! Любыми средствами! Можете рассчитывать на мою личную поддержку.

— Хорошо, Аркадий Сергеевич. Мы сделаем все, что в наших силах.

Вице-мэр выдержал паузу, словно для того, чтобы успокоиться, и сказал — на этот раз твердо, спокойно и веско:

— Работайте. Не буду вам мешать.

И, попрощавшись, положил трубку.

А уже минуту спустя Меркулов разговаривал по телефону с Турецким:

— Саня, дело экстраординарное. Как ты понимаешь, Сланцев уже обзвонил все федеральное и городское руководство. С нас три шкуры спустят, если мы не раскроем это дело.

— Что требуется от меня? — сухо поинтересовался Александр Борисович.

— Дежурная группа уже выехала, отправляйся следом. Возьмешь руководство в свои руки.

— Вот с этого и надо было начинать. Буду на месте — доложу. Пока!

От Генпрокуратуры до здания Московской мэрии было всего три минуты пешего хода. Александр Борисович пришел на место преступления пешком и лишь на полчаса позже прибытия оперативно-следственной группы.

Тщательно осмотрев место происшествия, Турецкий принялся опрашивать единственного свидетеля — личного водителя погибшего вице-мэра.

Тот был расстроен и растерян. Говорил медленно, и голос его заметно подрагивал.

— Честно говоря, я даже внимания на него не обратил. Все произошло так быстро, что… — Водитель пожал плечами. — В общем, я не углядел.

— Как выглядел убийца?

— Ну как… Темная куртка, темные очки, кепка… Как они все выглядят. Черт, да я толком его и не разглядел. Помню только, что парень был крепкий.

— Высокий?

— Немаленький, — согласился шофер. Прищурился на Турецкого и добавил: — Вот примерно с вас. Только в плечах, пожалуй, пошире. И челюсть такая… знаете, как в комиксах рисуют, с квадратным подбородком. По крайней мере, мне так показалось.

— Поедете в криминалистическую лабораторию и поможете нам составить фоторобот.

— Я-то с радостью. Если, конечно, получится.

— Надо, чтобы получилось. Валерий Аркадьевич всегда ходил без охраны?

— Почти. Он не любил, чтобы у него за спиной кто-то маячил, раздражался. Считал все это бесполезным.

— Почему?

— А зачем ему охрана? Его же все любили. Золото, а не человек! Не поверите, но он даже голос на меня никогда не повышал. Кому могло прийти в голову его убивать?

— Кому-то пришло, — спокойно заметил Турецкий.

— Ну да, — печально кивнул шофер. Лицо его снова опечалилось, веки дрогнули, и он усердно потер пальцем глаз.

Больше ничего полезного шофер, как ни пытался, рассказать не смог, и Александр Борисович отправил его на Петровку, 38, заниматься составлением фоторобота.

Тощий подросток хулиганского вида, ошивавшийся поблизости, сообщил Турецкому, что видел, как «мужик в бейсболке» садился в черную «Волгу», поджидавшую его в переулке. Больше он ничего ценного (как ни пыжился) сообщить не смог.

Коллеги вице-мэра Костюрина, которых в течение двух часов опрашивал Турецкий, также не смогли пролить свет на ситуацию. Все повторяли как заведенные — «Валерий Аркадьевич был абсолютно тактичным и бесконфликтным человеком», «он всегда избегал острых углов» и так далее и тому подобное.

Из всей информации, какую удалось добыть Турецкому, заинтересовал его лишь один факт: оказывается, вице-мэр Костюрин в последние полторы недели вел не только свои дела, но и дела уехавшего в Венецию вице-мэра Камакина. «Замещал его на рабочем фронте», — как сообщила Александру Борисовичу секретарша Костюрина.

С самим Камакиным Александру Борисовичу в тот день встретиться так и не удалось. Лев Анатольевич разъезжал по делам.

Турецкий взял его на заметку.

7

В тот же день, двумя часами позже, Александр Борисович подходил к двери подъезда дома, в котором жила жена… вернее, уже вдова вице-мэра Костюрина. На эту встречу он шел с тяжелым сердцем. Беседуя с Турецким по телефону, женщина плакала, однако от встречи отказываться не стала. Даже сама настояла на том, чтобы Турецкий приехал как можно скорее. «Я сделаю все, что от меня зависит, лишь бы вы нашли убийцу моего мужа», — рыдая, закончила она телефонный разговор.

На скамейке возле подъезда, как это обычно водится, сидела старушка. Старое, когда-то дорогое и элегантное, а сейчас изрядно поношенное пальто, в маленькой, узловатой, морщинистой ручке изящная трость ручной работы с посеребренным набалдашником.

Старушка посмотрела на Турецкого с нескрываемым интересом.

— Добрый день, — кивнул ей, проходя мимо, Александр Борисович.

— Здравствуйте!

Александр Борисович пошел было дальше, но старушка, по всей вероятности, попалась словоохотливая.

— Вы к Костюриным? — быстро спросила она.

Турецкий кивнул:

— К ним.

Старушка прищурила маленькие, водянистые глазки и окинула Турецкого цепким взглядом:

— Из милиции?

Александр Борисович удивленно улыбнулся:

— Хм… Почему вы так решили?

— А у меня на вашего брата глаз наметанный, — улыбнулась в ответ старушка, блеснув белоснежной полоской фарфоровых зубов. — У меня мужа в семьдесят девятом за торговые махинации посадили, — добавила она, и в улыбке ее появилось нечто развязно-циничное.

— Сочувствую, — сказал Турецкий.

— Не стоит. Скотиной он был порядочной. Правда, и мне пришлось с этими вашими обысками и конфискациями горя хлебнуть. Ну да нищей я, слава богу, не стала.

— Значит, без обид?

— Без обид.

Александр Борисович приветливо махнул старушке рукой и двинулся дальше.

— Эй, милиционер! — снова окликнула его старушка. — А поговорить?

Турецкий остановился у двери подъезда. Обернулся:

— О чем, уважаемая?

— Как это — о чем? Ты ведь убийцу Костюрина ищешь, так?

— Ну допустим.

Старушка усмехнулась и покачала головой:

— Н-да, не чета вы прежним ментам. В прежние годы только заикнись я о чем-то — из меня бы тут же душу вытрясли. А ты поздоровался, махнул да пошел. Как же ты, сынок, убийцу найдешь, если на свидетелей рукой машешь.

— Так вы у нас, стало быть, свидетель?

— Стало быть, так, — энергично кивнула старушка.

Александр Борисович подошел к старушке и сел рядом на скамейку.

— Не возражаете, если я закурю? — спросил он.

— Только если угостишь сигареткой.

Турецкий достал из кармана пачку и протянул старушке.

Та посмотрела на пачку и, нахмурившись, покачала головой:

— Нет, это не для меня. Я уж лучше свои.

— Что, крепковаты? — удивился Турецкий.

— Наоборот, — ответила старушка и, хрустнув суставом, достала из кармана пальто пачку крепких французских сигарет без фильта.

Александр Борисович присвистнул.

— Неслабо, — заметил он.

Старушка вставила сигарету в морщинистый рот и прошамкала:

— Это еще что. Раньше я только самокрутки курила, из самых ядреных табаков. А как грудью слаба стала, так на эту муру перешла.

Они закурили.

— Итак, вы хотели мне что-то рассказать о Костюрине? — взял быка за рога Турецкий.

— Кое-что хотела. — Старушка стрельнула на него глазками. — А что, сынок, у вас нынче гонорар за информацию неположен?

Турецкий развел руками.

— Жаль, — сказала старушка. — Ну ничего, я и так расскажу. Тебе — польза, а мне — удовольствие. Я ведь одна живу. Бывает, что по три дня словом перекинуться не с кем.

Турецкий незаметно поморщился. «Начинается, — с тоской подумал он, уже жалея о том, что клюнул на уловку старушки и сел на скамейку. Теперь придется битых полчаса слушать ее маразматические бредни, не имеющие никакого отношения к делу.

От старушки не укрылась перемена, произошедшая в его лице.

— Зря морщишься, попусту болтать не стану, — быстро сказала она. — Да, кстати, меня Лариса Петровна зовут. А тебя как?

— Александр Борисович Турецкий.

Старушка приблизила к нему морщинистые губы и хрипло зашептала:

— Слушай меня внимательно, Турецкий. Слушай и запоминай. Костюрина убила жена. Вернее, ее хахаль.

— Хахаль? — изумился Александр Борисович.