Связанные звездами - Минни Дарк

Крючки для картин (самоклеящиеся)

Сушилка для одежды (маленькая)

Пробка для слива (55 мм)

Лампочки (свечки)

Занавеска для ванной

Ник Джордан, едущий в хозяйственный магазин на велосипеде, пытался представить, что разумный человек подумал бы про его список, если бы вдруг тот выпал и его нашли бы на улице или в автобусе. Может быть, его приняли бы за образчик экспериментальной поэзии? Или, если бы в списке узнали список, можно было бы по нему представить себе жизнь написавшего его человека?

Сможет ли тот, кто найдет список, догадаться, что составивший его человек только что переехал в съемную квартиру, в которой – как и в любом другом таком жилье – на стенах нет ни одного крючка для картин? Сможет ли он представить себе сбивающий с ног запах свежей белой краски? А легкую примесь плесени? Сможет ли вообразить гостиную с мрачным зеленым ковром, все еще слегка влажным после химчистки, и все его постеры, выстроившиеся вдоль стен на высоте колен? Представит ли себе стопки книг и дисков, которые некуда ставить? А также банковский счет составителя списка, размер которого намекает, что кирпичам и доскам придется в очередной раз играть роль полок.

«Балкон» – говорилось в объявлении о сдаче. Но это нельзя было назвать настоящим балконом. Это был бетонный выступ, обнесенный ржавыми железными перилами, на котором мог поместиться либо ящик с помидорной рассадой, либо сушилка для вещей, которую Ник собирался купить, но никак не то и другое вместе. Трудно было понять, почему архитектору вообще пришло в голову возиться с балконами, если, конечно, архитектор – верное определение для того, кто спроектировал ужасную многоэтажку, в которой Ник сейчас жил. Здание построили так близко к жилому комплексу в стиле ар-деко, что Ник легко мог бы доплюнуть вишневой косточкой до окна соседней квартиры.

В объявлении было написано «кухня в стиле лофт», что, как теперь понял Ник, значило: она просто крошечная. Печь старая и грязная, с конфорками, которые наверняка грелись целую вечность; спальня больше походила на шкаф, а о ванной, решил Ник, лучше вообще не вспоминать, ведь ее проектировали в тот короткий период истории человечества, когда ковер на полу ванной считался отличной идеей.

Ник миновал перекресток, объехав похожую на многоглавую гидру стайку такс, выбежавших на прогулку. На другой стороне улицы он остановился, чтобы вставить наушники в уши и набрать номер на телефоне. Теперь, после перехода на летнее время, разница во времени с родителями снова составляла всего два часа, и он вполне мог поболтать с мамой по дороге в магазин ранним воскресным утром. Гудок в трубке прозвучал четырежды. Ник представил, как Джо Джордан берет мобильный с кухонного стола на другом конце страны и открывает дорогой кожаный чехол. До него почти донесся соленый ветер, а перед глазами встал вид из окна родительской кухни – холмистое побережье и пронзительная синева Индийского океана.

– Сынок! – воскликнула мама.

– Привет, мам. Извини, ветер шумит.

– Ты где?

– Еду на велике.

– Я бы очень хотела, чтобы ты не болтал по телефону за рулем.

– Ма-а-ам.

– Ладно, ладно. Как новая квартира?

– Печально. Противно. Пакостно. И множество других слов на «п». Кстати, о «п», – выпалил Ник и глубоко вдохнул, будто готовился нырнуть. – Подруга.

– О, ты с кем-то встречаешься, – обрадовалась мама. – Как здорово!

– Вообще-то, не думаю, что тебя это обрадует.

Он ощутил внезапное падение температуры, словно кто-то вылил жидкий азот на телефонную линию. Но все равно продолжил.

– Мы с Лаурой решили попробовать еще раз.

В последовавшем за этими словами молчании он легко мог представить выражение лица матери. Ему, казалось, было слышно, как она прикусила нижнюю губу.

– Я хочу сказать, – продолжил он, – что мы не собираемся жить вместе, не так сразу. Мы будем двигаться постепенно. С самого начала. Ну, знаешь, сперва свидания. Шаг за шагом.

Мать по-прежнему молчала.

– Она согласилась не давить на меня. А я согласился как следует подумать о том, как развивается моя карьера. Это компромисс. Я хочу сказать, может, пришло время мне начать… То есть, понимаешь, папа всегда говорил… Даже ты иногда говорила… Я никогда не думал, что быть актером легко, но и не представлял, что это так сложно. Наверное, я не смогу быть на мели постоянно. Мам?

Он слышал, как она дышит. Подбирает слова.

– Мам?

– Ты сам выбираешь свой путь, Нико. Подругу, карьеру. И все прочее. Все это ты должен выбрать сам. Не я.

– Она…

– Я знаю, дорогой. Знаю. Три года – немалый срок, и ты много вложил в эти отношения. Я могу понять твое желание все взвесить. Но если отношения не удались один раз… Я хочу сказать, что ты взрослеешь, и жизнь ставит перед тобой новые препятствия, Ник. И нужно быть уверенным, что человек, который рядом с тобой, действительно тот самый. А ведь всякий раз, когда мы с тобой разговаривали за последние месяцы, ты, по-моему, был абсолютно уверен, что ваш разрыв – к лучшему. Что случилось?

Теперь пришла очередь Ника подбирать слова.

Чувство правильности и своевременности, писал Лео, и на первый взгляд случайные встречи и события. Пытался ли бог анонимно помочь ему, когда размещал лицо Лауры везде, куда бы Ник ни посмотрел? Казалось, что всякий раз, как он поворачивал за угол, его ждал рекламный щит или витрина, с которой на него смотрела она.

Сейчас ее портрет, в разы больше реального, украшал витрину «Кантри Роуд»[31]: сплошь длинные ноги, дымчатый макияж, летящие бронзовые шелка. Ее длинные и прямые темные волосы сияли, а лицо было… каким? Ник полагал, что в «Кантри Роуд» хотели, чтобы она выглядела изысканно и недостижимо, так, словно одежда этого бренда служит пропуском в место, где никакие заботы не отразятся на твоих мыслях, лице или внешности. Она демонстрировала не только одежду от «Кантри Роуд», но и очки бренда «Офелия». На доброй половине городских автобусов разместили ее изображение в пурпурных очках, с вьющимися волосами, слегка растрепанными тщательно срежиссированным бризом.

Даже в «Звезде Александрия Парк» через страницу от гороскопа Лео появилась реклама игристых вин «Шанс», и в ней, на фоне деревянных винных бочек, в джинсах, подчеркивающих ее стройные ноги и невероятно тонкую талию, красовалась она, Лаура Митчелл. Блузка цвета розы была целомудренно застегнута на все пуговицы, но при этом тесно ее облегала. Нежные, идеальной формы губы изгибались в манящей улыбке, а наманикюренные пальчики небрежно держали высокий бокал с шампанским. Золотистое вино в бокале мерцало, маня обещанием свадебных колоколов, и на его поверхности вспыхивали искры