В небе великой империи - Людвиг Гибельгаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это невозможно. Невозможно взлететь с непрогретыми двигателями!
— Тогда пусть они будут прогреты! — рявкнул Моргунов. Не хватало ему ещё сейчас технических проблем!
Летчик молча вздохнул, но не возражал. К выкрутасам сумашедших европейцев он давно привык. К тому же хозяин обещал такую сумму за этот полет…
— Да, сэр! — Пилот опять попытался встать по стойке смирно.
— Вольно — неожиданно для себя пошутил никогда не служивший в армии Василий Петрович и с удовлетворением отметил, что чувство юмора при всем напряжении ему не изменило.
Оставив пилота в глубоком недоумении и кивнув ему на прощание, Моргунов вернулся к своей машине. Верный „Таг-Хойер“ показывал 06:40 и пора было занимать исходную для начала операции позицию. Неторопливо и тщательно соблюдая все правила движения, дабы не попасться на глаза полиции в угнанной машине, Василий Петрович направился в город и запарковал „Тойоту“ таким образом, чтобы парадный вход в здание российского посольства находился в пределах его видимости. Любая более или менее явная активность теперь не могла пройти мимо его внимания. Собственно, особой необходимости в таком наблюдении не было, но любая неожиданность могла оказать самое пагубное влияние на ход операции, поэтому приходилось контролировать хотя бы то, что в какой-то степени контролю поддавалось. В конце-концов Моргунов был историком по образованию и прекрасно помнил тот случай, когда покушение ОАС на генерала де Голля сорвалось лишь оттого, что его супруга задержала отъезд президентского кортежа, укладывая в багажник продукты. Предусмотреть всё в столь сложном и многоуровнем плане было невозможно, но каждая нейтрализованная случайность повышала шансы на успех. Например, если в посольстве будет какой-нибудь важный прием, вполне возможно, что просто никто не подойдет к телефону. Зная порядки в российских учреждениях, Моргунов абсолютно бы этому не удивился.
Время тянулось крайне медленно и Василий Петрович, не обнаружив ничего необычного в происходящем вокруг посольства, разглядывал проходящих мимо людей. За месяцы своего добровольного изгнания он успел привыкнуть к ним и сознание того, что он их возможно никогда больше не увидит навевало лёгкую грусть. Как бы там ни было, это кусок его жизни, который никак оттуда не выбросишь. За время, проведенное в Мадриде у него не появилось друзей или хотя бы приятелей, просто из соображений безопасности, но к облику, речи, поведению этих добрых и неунывающих в массе своей людей, он привык и чувствовал, что ему будет нехватать их также, как не хватает тех, кто остался в Новосибирске… Однако жизнь шла собственными путями и сентиментальность зачастую плохо подстраивалась к её быстрому и твердому шагу.
К девяти часам Моргунов почувствовал, что опять здорово проголодался и в желудке появляется мерзкое сосущее ощущение. Сегодня нужно быть в прекрасной форме, а нажитый ещё в студенческие времена гастрит мог ей здорово повредить. Выскочив из машины, он быстро зашел в расположенную рядом закусочную, из которой также можно было следить за посольством. Уже вполне настало время Хореву подать сигнал, но Василий Петрович надеялся, что успеет перекусить. Однако звонок, как и следовало ожидать, раздался в самый неподходящий момент, когда он с подносом в руках приближался к окошечку кассы. Все посетители тотчас обернулись в его сторону и Моргунов потянулся за телефонам, умоляя про себя, чтобы в кафе не оказалось соотечественников из близлежащего посольства. Голос на том конце линии был прерывистым, на линию связи то и дело врывались какие-то помехи, но единственная и главнейшая фраза, пароль и сигнал одновременно, он различил отчетливо.
— У нас хорошая погода…
— У нас тоже — торопливо и невнятно ответил Моргунов и прервал связь. Всё. Теперь началось.
Он взглянул на часы, заранее выверяя уговоренные полчаса паузы, за время которой Хорев успеет занять боевую позицию. Василий Петрович расплатился за стоящий на подносе завтрак и сев за крайний столик, подальше от шумной студенческой компании, попытался поесть, хотя звонок, даже подтвердивший, что всё идет прекрасно, напрочь отбил аппетит. Однако вполне возможно, что следующий прием пищи предстоит ему уже на другом континенте, и Моргунов мужественно ковырялся вилкой в салате, не отрывая глаз от часов. 09:14 Где-то далеко на Северо-Востоке, под завязку заправленный и до зубов вооруженный истребитель должен набирать высоту и ложиться на курс — совсем не тот, что определен для него планом полетов… 09:15 Интересно, как будут мыслить те, в посольстве, в Москве? Как пойдет ход их рассуждений? Очевидно, сначала не поверят, посчитав очередным психом. Но проверить информацию они обязаны хотя бы из боязни ответственности… И в зависимости от того, успеют ли они проверить её или нет, зависит реакция на его приход — либо сочтут опасным психом, либо… Либо тем, за кого он и хочет себя выдать. Моргунов не сомневался, что если посольские будут медлить с проверкой его информации, ему удастся убедить их поторопиться, но в любом случае это означает потерю драгоценного времени.
„Будьте же благоразумны, господа!“ — нервно усмехнулся Василий Петрович — „это в наших общих интересах.“
09:29 Моргунов отодвинул тарелку и решительно поднялся. Пора. Телефонная будка находилась метрах в тридцати от кафе и была пуста. Звонить прямо из закусочной было слишком рисковано, как и воспользоваться радиотелефоном. Скорее всего, все звонки, входящие в посольство, записываются на пленку. „Обычная практика в эпоху всемирного терроризма“ — поиронизировал Моргунов. Подходя к телефонной будке он увидел, что прямиком к ней направляется пожилая женщина и ускорил шаг. Терять хотя бы единственную минуту не хотелось. Захлопнув дверь перед носом старухи, он набрал номер культурного атташе, хотя раньше намеревался сделать первый звонок начальнику отдела безопасности. Но номер такового, очевидно по соображениям секретности, не был указан ни в одном справочнике и несколько лишних минут теперь уйдут на то, чтобы атташе сам поставил в известность самого высокого представителя секретных служб в посольстве. Кто это может быть? Второй секретарь, как обычно?
— Отдел культурного атташе, добрый день! — голос секретарши звучал на испанском приятно, хотя и с акцентом.
— Я хотел бы поговорить с вашим шефом. Очень важное дело, касающееся выставки в музее современного искусства — твердо и настойчиво потребовал Моргунов по-русски. Пререкаться с секретаршей в его планы не входило.
— господин Лукин сейчас занят, он сегодня утром вернулся из Москвы и ведет важные переговоры. Вы можете назвать вашу фамилию и вопрос, который хотите обсудить с атташе, тогда я назначу вас на прием.
— Я сам звоню из Москвы, девушка! Речь идет о безопасности выставки! Соедините немедленно, если что случится, вы будете отвечать!
Прием сработал безотказано. Ответственность — страх любого чиновника, особенно если ты молодая секретарша, стараниями дядюшки или любовника устроенная на теплое местечко в приличной европейской стране и, не веря своему счастью, более всего на свете опасающаяся его потерять.
В трубке что-то щелкнуло, несколько секунд слышался непонятный шорох, затем Моргунов услышал длинный гудок.
— Буэнос диас! — голос Лукина звучал несколько настороженно.
— Доброе утро! — Моргунов выговаривал слова четким голосом с металлическими нотками — моё имя Борис Матвеев. Сегодня после закрытия я заберу с выставки в музее десять полотен и вы поможете мне в этом. Если станете создавать проблемы, то будет уничтожен сегодняшний рейс „САС-3314“ Стокгольм-Токио. Истребитель, которым управляет человек, исполняющий мои приказы уже висит у него на хвосте…
— Постойте, постойте… — пытался вставить слово Лукин, но Моргунов не позволил себя перебить, он давно готовился к этому разговору и твердо знал, что должен сказать и даже каким тоном. Василий Петрович нарочито изъяснялся в повелительном, а не сослагательном наклонении, важный и действенный психологический прием, дабы у собеседника не возникло и мысли о несерьезности его намерений.
— Никакой слежки быть не должно. Когда я буду в безопасности, мой человек даст сигнал и истребитель уйдет. На проверку и осмысление этой информации — Василий Петрович невольно усмехнулся — я даю вам полчаса. Свяжитесь с вашим гэбистом, базой ПВО в Волхове и оповестите Москву. Через полчаса я лично приду к вам в посольство и мы поедем забирать картины. Всё понятно?
Моргунов понимал, что так сразу никто ему картины не выдаст, они будут пытаться организовать контригру, тянуть время. Это было ясно, но он хорошо подготовился к такому разговору и аргументы у него были неопровержимые. Через шесть с половиной, максимум семь часов он должен сидеть в своем самолете. До той поры можно и поиграть…