Жизнь и смерть Кришнамурти - Мери Латьенс

Поначалу интеллектуальный блеск Хаксли внушал К. благоговейный страх; когда он узнал, что Хаксли был способен пожертвовать своим знанием ради мистического опыта, не спровоцированного наркотиками, он понял, что может говорить с ним о том, что называл «своим духовным опытом». Называя себя в третьем лице, К. описал прогулку с Хаксли так: «Он (Хаксли) был необычным человеком. Он мог говорить о музыке, как современной, так и классической, мог подробным образом объяснять влияние науки на современную цивилизацию; он был, разумеется, начитан по философии — Дзен, Веданта и, естественно, буддизм. Гулять с ним было наслаждением. Он разговаривал о растущих вдоль тропинки цветах, и, несмотря на близорукость, где бы мы ни проходили мимо холмов в Калифорнии, мог назвать пробегавшее поблизости животное, развивая мысль о разрушительной природе современной цивилизации и насилии. Кришнамурти помогал ему пересечь поток или яму. Между ними возникло странное отношение друг к другу — привязанность, предупредительность, понимание без слов. Они часто сидели вместе, не произнося ни звука».

Последний, пятнадцатый по счету лагерь в Оммене состоялся в августе (после германской оккупации Голландии в 1940 году, он использовался как концентрационный лагерь). 1938 год был годом мюнхенского кризиса. Конечно, К. был пацифистом. В тот год Раджагопал не сопровождал К. в Индию. Его место занял старый друг по Пержину В. Патвардхан, (известный как Пат). В Бомбее, куда они прибыли 6 октября, К. узнал, что индийские друзья «погрязли в мелочных политических склоках». Некоторые из них, последователи Ганди, находились в тюрьме. К. несколько раз встречался с Ганди, но не восхищался им; К. всегда был далек от политики. Он не видел разницы между германской агрессией и британским империализмом. «Прибрав к рукам полмира, — писал он леди Эмили, — британцы могут себе позволить быть чуточку менее агрессивными; хотя в глубине души они такие же жестокие и алчные как любая другая нация». В ноябре, пребывая в Индии, он снова писал:

«Я вполне согласен, что для бедных евреев наступило ужасное и унизительное время. Безумие какое-то. То, что человеческое существо принуждают вести скотскую жизнь, отталкивающе; наиболее жестоко и бесчеловечно обращаются с каффирами; брахманы из некоторых южных мест потеряли всякую человечность в отношении неприкасаемых; белые и коричневые бюрократы — управляющие землей — не более, чем автоматы, претворяющие в жизнь грубую и глупую систему; плохое время наступает для негров американского юга; одна доминирующая раса эксплуатирует другую, примеров тому много. Нет ни причины, ни благоразумия, кроме алчной жажды власти, богатства и положения. Трудно отдельному человеку быть не втянутым в водоворот ненависти и смятения. Нужно быть личностью, здравомыслящей и уравновешенной, не принадлежащей ни к расе, ни к стране, ни к идеологии. Тогда только в мир возвратятся здравомыслие и покой».

Позже он писал:

«Легко проклинать Гитлера, Муссолини и им подобных, но эта жажда владычества и стремление к власти практически в сердце каждого; отсюда войны и классовые противоречия. Пока источник не очистится, останутся смятение и ненависть».

В добавок к поездкам по глубинкам Индии, выступлениям с беседами в конце года, К. посетил вторую основанную им школу Раджхат, вблизи Бенареса, которую официально открыли в 1934 году; отсюда в начале 1934 года он отправился в Долину Риши; одна школа на реке, другая в горах, каждая по — своему очень красива, излюбленные К. два уголка в Индии. 1 апреля он отплыл вместе с Патом из Коломбо в Австралию и Новую Зеландию. Когда он наконец вернулся в Охай, Пат вернулся в Индию, где внезапно скончался от мозгового кровоизлияния. Еще один друг ушел. Нитья, Джаду, Пат — старых друзей остается все меньше.

В 1939 году К. не покидал Америку из-за опасности войны; последующие девять лет ему пришлось провести с Раджагопалами практически безвыездно в Охай. Когда в мае 1940 года Гитлер опустошил Голландию и Бельгию, К. почти не имел вестей от многих голландских друзей; до него едва доходили новости из Индии; Франция капитулировала 22 июня. Семейству де Манциарли удалось бежать в Соединенные Штаты, а Сваресам — в Египет. К. стал давать групповые беседы, проходившие дважды в неделю в Охай и Голливуде. Он часто виделся с четой Хаксли. (Пацифизм К. смягчил вину, которую чувствовал Хаксли из-за своего прибивания в Калифорнии во время войны). Весной 1940 года К. дал 8 бесед в Дубовой Роще; когда же он стал проповедовать пацифизм, говоря: «Война внутри вас — вот война, которая должна беспокоить, а не та, что вне вас», многие из присутствующих ушли в раздражении. В конце августа он поехал в Саробюо к Логансам, организовавшим для него встречу; это было его последнее публичное выступление вплоть до 1944 года.

В 1941–42 г.г. вместе с Раджагопалами К. дважды съездил в национальный парк секвой, находящийся в 250 милях от Охай на высоте 6000 футов, где, говорят, некоторые секвойи достигли возраста 3000 лет. В середине второй поездки, в сентябре 1942 года, Раджагопалы вынуждены были возвратиться в Охай, поскольку Радха приступала к занятиям в школе. Они оставили К. одного в бревенчатой хижине еще на три недели, где он сам себе готовил пищу, совершал ежедневные прогулки по десять миль, медитировал по 2–3 часа в день, видел много диких животных. Пребывание в одиночестве, которое страшно нравилось ему, столь любившему уединение, произвело на него такое впечатление, что он описал его в нескольких своих книгах, повествуя о дружбе с белкой и опасной встрече с медведицей и ее детенышами. Это было одним из его очень немногих неизгладимых воспоминаний.

Когда Америка вступила в войну (7 декабря 1941 г. японцы бомбили Перл Харбор), у К. возникли трудности с продлением американской визы. Принимая во внимание его антивоенную пропаганду, оказалось чудом, что ее продлили; в Америке не хватало еды, резко возрос прожиточный уровень, а бензин стали давать по норме. К. и Раджагопал выращивали овощи, держали пчел, цыплят и корову. В Охай К. ежедневно отправлялся на прогулку один. Он сообщал леди Эмили, что ведет «необыкновенно насыщенную внутреннюю жизнь, очень плодотворную и радостную». Но леди Эмили, для которой война отозвалась потерей двух внуков, писала к нему с горечью, обвиняя его в бегстве от всего этого ужаса. Он ответил ей 14 апреля 1942 года:

«Не думаю, что зло преодолимо жестокостью, муками и порабощением; зло преодолимо только чем-то, что не находится в сфере зла. Война порождена нашим так называемым миром, представляющим собой цепь ежедневных жестокостей, эксплуатации, узости и т.п. Без изменения ежедневной жизни мы не обретем мира, а война есть ясное проявление ежедневного поведения. Не думаю, что я бежал от ужаса, но ведь ответа, окончательного ответа в насилии нет, кто бы ни держал в руках оружие. Я нашел ответ, но не в мире, а вне его. Не быть привязанным, истинная непривязанность, которая приходит из стремления или бытия в любви и понимании. А это очень трудно и очень не легко достижимо. На уик-энд приезжали Хаксли с женой. Были длительные беседы об этом и о медитации, которой я занимаюсь в последнее время».

Проведенные вдалеке от перипетий войны годы оказались бесценными для К. как Учителя. Ему оказал помощь Хаксли, побудивший К. начать писать. К. писал лучше, чем говорил. Несмотря на многолетний опыт, он не стал хорошим оратором, хотя в его беседах сквозило много обаяния, которое очаровывало присутствующих. К. однажды записал слова Хаксли: ««Почему вы ничего не пишете?» Я попробовал и показал ему. Он сказал: «Это прекрасно, продолжайте!» Поэтому я продолжаю». С тех пор К. вел ежедневные записи. Очевидно, он показывал Хаксли начало «Комментариев к жизни», хотя книга не была опубликована вплоть до 1956 года. Она последовала за двумя другими книгами, выпущенными известными английскими и американскими издателями.

«Комментарии к жизни» — собрание коротких отрывков из личных интервью, которые даны в различных частях мира. Каждый отрывок начинается описанием человека или группы людей, которые посещали К. Для того, чтобы придать интервью анонимность, К. «смешал» их. В результате саньясины оказались в Швейцарии, а явные европейцы сидят, скрестив ноги, в Индии. Книга начинается великолепными словами: «На днях три благочестивых эгоиста посетили меня». В другом отрывке К. пишет о любви:

«Мысль неизменно отрицает любовь. Мысль основана на памяти, а память — это не любовь... мысль неизбежно порождает чувство собственности, обладания, которые сознательно или подсознательно формируют ревность. Где есть ревность, там нет любви; в то время как для многих людей ревность — показатель любви... Мысль — величайшая помеха для любви».

В другом месте он рассуждает об отношении между любовью и мыслью:

«Мы наполняем сердца понятиями рассудка, и поэтому они становятся Пустыми и выжидающими. Именно рассудок цепляется, завидует, держит и разрушает... Мы не любим, ради любви; мы молим, чтоб нас любили; мы даем, чтобы получить, что есть щедрость рассудка, а не Сердца. Рассудок стремится к определенности, безопасности; может ли Любовь определяться рассудком? Может ли рассудок, сущность которого время, ухватить Любовь, которая есть вечность?»