Я - судья. Божий дар - Татьяна Устинова

Соседи решили, что с такой скандалисткой, как Нинка, лучше не связываться — себе дороже выйдет. Ребенка, конечно, жалко, но что уж тут поделаешь? Пусть себе Нинка живет как знает… На том и порешили. Все, кроме Галины Викентьевны.

Несколько дней спустя она снова вызвала участкового. Толик пытался отнекиваться — мол, дело семейное, что я могу сделать. Но Галина Викентьевна была непреклонна.

— Не можешь ничего сделать сам — зови инспектора из отдела по охране детства, — настаивала она. — Пусть составляет протокол и что там еще положено. Я первая дам показания, что над ребенком измываются. Пусть в суд подают, пусть эту нерадивую мамашу пристыдят и оштрафуют. В общем, как хочешь, Анатолий, а я от тебя не отстану!

В итоге Толик прибыл на место в сопровождении инспектора из органов опеки. Это была дородная дама с обтянутым фиолетовым трикотажем необъятным бюстом и халой на голове. Звали инспектрису Тамарой Михайловной. С первого же взгляда становилось тревожно за опекаемых этой женщиной детей.

— Что здесь за семья проживает? — спросила инспектриса у Толика. — У меня по этому адресу проблемных детей не значится. У нас все учтено, но на эту квартиру сведений не поступало.

Толик объяснил, что сюда недавно въехали новые жильцы, следовательно, Тамара Михайловна об их проблемах могла и не знать.

Ребенок в квартире с новой силой заорал, и Тамара Михайловна поморщилась.

— Ладно, давайте вскрывать, — милостливо согласилась она. — Понятые у нас на месте?

Понятые — Галина Викентьевна с супругом — были на месте.

Дверь вскрыли. На сей раз ребенок обнаружился посреди прихожей. Он лежал, сунувшись головой в Нинкин зимний ботинок, и захлебывался плачем.

Тамара Михайловна, вскользь глянув на малыша, прошествовала в комнату.

— Анатолий, я должна посмотреть, соблюдаются ли санитарные нормы. Я буду говорить, а вы фиксируйте.

Галина Викентьевна возмутилась:

— Послушайте, ну вы же инспектор, вы же из опеки, детьми занимаетесь! Прежде чем санитарные нормы фиксировать, вы бы мальчика этого несчастного хоть на руки взяли, его же успокоить надо, он уж посинел весь от крика!

— Вот вы, женщина, и возьмите. А мы сейчас фиксируем, как ребенок живет, — сказала непробиваемая Тамара Михайловна и, посчитав вопрос исчерпанным, пошла по комнатам, диктуя Анатолию:

— По результатам поступившего от соседей сигнала квартиру посетили представители органов опеки и попечительства, а также сотрудник милиции… Сотрудником органов опеки семья… как фамилия мамаши?

— Калмыкова, — откликнулся Толик.

— Семья Калмыковых, — продолжила Тамара Михайловна, — посещена без предупреждения. Проверка показала, что у несовершеннолетнего Калмыкова имеется необходимая мебель…

Тамара Михайловна открыла шкаф, порылась, вытащила драные колготки и стала диктовать дальше:

— Необходимая мебель, одежда, а также игрушки… Идем на кухню, Анатолий.

На кухне инспектриса заглянула в холодильник, открыла крышку стоящей на плите кастрюли, понюхала содержимое. После чего сделала вывод, что необходимые мясные продукты питания в доме присутствуют, однако отсутствуют молочные продукты и фрукты, а первое блюдо (как именовала Тамара Михайловна стоявшие на плите щи) хранится ненадлежащим образом и не может быть рекомендовано несовершеннолетнему Калмыкову в качестве питания.

Пока Тамара Михайловна проверяла, надлежащие условия жизни у несовершеннолетнего Калмыкова или, напротив, ненадлежащие, Галина Викентьевна взяла орущего Диму на руки. Он был багровый от крика и совершенно мокрый.

Галина Викентьевна завернула ребенка в валяющееся посреди комнаты извозюканное одеяльце и, приговаривая: «Пойдем, маленький, пойдем, Димочка, я тебя накормлю сейчас, умоемся, покушаем… У меня ножка куриная есть вкусная, сейчас курочки тебе дам», двинулась в прихожую.

— Эдик! Ну не стой столбом, придержи мне дверь, у меня же ребенок на руках!

Муж Галины Викентьевны придержал дверь.

Продолжая обещать Димочке куриную ножку, Галина Викентьевна вышла на лестничную клетку и направилась к своей квартире.

— Галя, — возмутился Эдуард Альбертович, трудившийся гастроэнтерологом в пятнадцатой клинической больнице. — Ну какая ножка? Или ты обезумела? Если дать такому крошечному ребенку куриную ногу, у него немедленно случится несварение! Ты что, забыла, с какого возраста дети едят жареное мясо?!

— Ой, я с этими садистами скоро забуду, как меня зовут! — откликнулась Галина Викентьевна. — Не плачь, маленький, сейчас покушаем… Эдик, а что он покушает?

— Полагаю, можно дать творог… Или яблоко. У нас как раз есть замечательные яблоки, Алла вчера привезла с рынка.

— Вот и хорошо! Сейчас дам тебе яблочко, ты мой бедный, ты хороший… — Она снова обернулась к мужу, кипя праведным негодованием: — Нет, ты видел? Эта дама перешагнула через ребенка, она на него ни малейшего внимания не обратила, Эдик, согласись, это бесчеловечно! Эдик! Ты отопрешь дверь или мы проведем вечер на лестничной клетке?

Эдик полез в карман за ключом, и в этот момент из Нинкиной квартиры раздался трубный глас Тамары Михайловны.

— Женщина! — басила инспектриса не хуже корабельной сирены. — Что вы себе позволяете! Выносить не разрешается!

— Что выносить? — изумилась Галина Викентьевна. — Мы ничего не выносим, помилуйте!

— А это как понимать? Это вы не выносите? — Тамара Михайловна ткнула пухлым пальцем в ребенка, отчего чуть поуспокоившийся Димка снова зашелся криком и прижался к Галине Викентьевне.

— Верните ребенка по месту жительства! — потребовала Тамара Михайловна. — Выносить разрешается после того, как будет принято решение об отобрании!

— Боже мой, что вы такое говорите! — Галина Викентьевна была возмущена до глубины души. — Это же ребенок, он живой, он кушать хочет и весь мокрый! А вы говорите, выносить не разрешается! Эдик, я прошу тебя вмешаться!

Эдик, во всем послушный своей энергичной супруге, немедленно вмешался.

— Как-то действительно не по-человечески получается, — начал он увещевать Тамару Михайловну. — Я, позвольте вам заметить, видел разное, мы после войны росли. Но и в те времена дети не сидели одни, голодные и холодные! Да, мы жили в коммуналках, набитых народом, как сельди в бочке, но чтоб детей бросать — такого не было.

Анатолий, которому от всего происходящего было неловко, маялся на пороге. Он сочувствовал ребенку, про себя думал, что Галина Викентьевна права, но по долгу службы вынужден был молчать.

Тамара Михайловна строго посмотрела на Галину Викентьевну и Эдуарда Альбертовича из-под выщипанных в ниточку бровей и скомандовала:

— Довольно демагогии! У меня рабочий день не резиновый, я трачу время, а мне еще пять точек инспектировать. Где мамаша?!

Никто не знал, где мамаша. О чем все присутствующие и сообщили Тамаре Михайловне. На лице у нее отразилась напряженная умственная работа. Полминуты инспектор что-то прикидывала, почесывая нос, потом сообщила:

— Мне дожидаться некогда. Кто квартиру вскрывал, тот и должен родительницу дожидаться. Анатолий, ты мамашу предупреди, что в следующий раз мы ребенка изымем. Так и запиши: зарегистрирован факт оставления несовершеннолетнего родителями, дело взято на контроль органами опеки и попечительства, в случае повторения оставления будут приняты меры по дальнейшему жизнеустройству ребенка.

— Повторения чего? — переспросил Толик, не успевавший за Тамарой Михайловной.

— Оставления, Анатолий. Записывай в протокол!

Дав участковому указания, она повернулась к Галине Викентьевне и Эдуарду Альбертовичу:

— Граждане, покиньте помещение! Анатолий! Прими у гражданки ребенка!

Толик с детьми не очень умел обращаться. А ребенок явно не хотел, чтобы его у Галины Викентьевны «принимали». Он вцепился маленькими пальчиками с острыми, давно не стриженными ноготками в ее кофту и снова стал истошно орать.

Тамара Михайловна, досадливо цокнув языком, подошла и, ловко оторвав орущего Димку от Галины Викентьевны, сунула его в кроватку. Она держала малыша чуть на отлете, чтобы не запачкать платье.

— Да будьте же вы человеком! — снова обратилась к ней Галина Викентьевна. — Разрешите нам по крайней мере взять его ненадолго — покормить, помыть, переодеть, он же весь мокрый!

— Нет, — отвечала Тамара Михайловна, — ребенок может находиться или по месту жительства, или в детском учреждении. А поскольку мы его сегодня не изымаем, то он должен остаться на своей жилплощади. Анатолий! Проследи. И протокол гражданам дай подписать!

На этом инспектор покинула Нинкину квартиру, строго-настрого наказав Анатолию посторонних не впускать и ребенка за порог не выносить.

Толик дал Галине Викентьевне с супругом подписать протокол: такого-то числа в такой-то квартире обнаружен мальчик, на вид ему примерно два года, рост 80–85 сантиметров, среднего телосложения, волосы рыжие вьющиеся короткие, глаза карие. Одежда ребенка грязная, наружных повреждений нет, на лице красноватая сыпь, несовершеннолетний находился на время обнаружения на полу прихожей. Точных сведений о местонахождении матери нет, со слов соседей — она на работе.