Три ступени вверх - Олег Юрьевич Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мия знала, что вообще-то Алик вовсе не медик, из медицинского его выперли (а может, сам ушел), но совет звучал интересно. И уж точно ничем опасным не грозил – подумаешь, воды попить! С тех пор, как только на Мию накатывало беспричинное уныние или в голове начиналось такое же беспричинное гудение, она первым делом покупала себе бутылочку минералки без газа (не сладкой газировки, боже упаси!) – и в большинстве случаев это помогало лучше всяких таблеток.
Янка в «водную терапию» не верила, но чайку зверобойного попьет, никуда не денется. Что-что, а уговаривать «пациентов» Мия умела виртуозно: отчим, когда утратил возможность куражиться перед собутыльниками и прочими посторонними, демонстрировал характер в узком семейном кругу, доказывая «кто в доме хозяин» через бесчисленные капризы. Тут, пожалуй, выучишься дипломатии! Подумав, Мия добавила в настой еще и мелиссы с пустырником. Мелиссы побольше – она вкусненькая и пахнет приятно, пустырника совсем чуть-чуть, все-таки он на вкус не подарок. Но – не повредит.
Чайник у Янки был хорош – стеклянный цилиндр (что в высоту, что в ширину одно и то же) с плоской черной крышкой. Торжество минимализма в полтора литра объемом. Сама Янка им почти не пользовалась – великоват, однако для заваривания «травок» было самое то. Зверобой полагалось томить на водяной бане, но большой объем остывал медленно, поэтому – сойдет.
Янка все так же сидела в кресле, навалившись на подоконник и бессмысленно пялясь в окно. Вид был вполне ничего себе: затянутые бледным, чуть лиловым туманцем бесконечные крыши, сейчас белые от недавнего снега, низкое блеклое небо, тоже лиловатое почему-то – вполне умиротворяющая картина. Чистый Крамской, только кареты с незнакомкой не хватает. Но Янка не любовалась – просто пялилась. В кресло забралась с ногами, коленки к груди прижала, руками обхватила, подбородок в скрещенные кулачки уткнула – средоточие мировой скорби.
Вот и ладушки. Пока в кресле сидит, эмбрионом свернувшись, это еще ничего. Ален, тот однажды страшно перепугался, застав дочь практически лежащей на подоконнике и остановившимися глазами вперившейся в заоконное пространство. Сам рассказывал. Решил тогда, что она к «последнему шагу» готовится. В смысле, встать на подоконник – и в полет! Ну да, с третьего этажа, кризисы кризисами, но Янка все-таки не идиотка.
Однако он – испугался.
Мия не совсем верила, что он боится за Янку искренне.
Впрочем, и она в Янкины срывы не так чтобы верила. С жиру подруга бесится, вот что. Ни тебе несчастной любви, ни жилищно-финансовых проблем, ни с учебой затыков. Ведь умная же девка! Преподы ее чуть не звездой курса считают. Но вдруг как будто щелкает что-то – и нате вам, «все плохо, мы все умрем».
На первом курсе Янка пыталась перебороть уныние самостоятельно – с помощью ночных клубов. Тоже картина та еще была, Мия помнила: пять минут повыгибается с тусклым лицом в подобии танца, вся в пестрых бликах от психоделической цветомузыки, а после забурится в уголок и сидит полночи, уткнувшись в один-разъединственный коктейль. Скучно, говорит. Ну скучно, не ходи, на аркане не тянут.
Ладно хоть убить себя не пытается (что бы там Ален себе ни придумывал), а вот так – растекается дохлой медузой. Сил нет, желаний тоже, ничего не хочу, ничего не буду. Типа, на фига все эти телодвижения. Красота!
Скепсиса своего Мия Янке, разумеется, не показывала. Отчасти из соображений сугубо практических: какой смысл? Если подруга от случайно подслушанной фразы (может, и не к ней относящейся) съеживалась мимозой, то уж от прямого «ты просто дурью маешься» вовсе в пучины отчаянья впадет. И потом, если уж нянчишься, говорить, что считаешь все это «дурью», как-то странно. А она – нянчилась, травки успокоительные заваривала, по плечику подругу гладила, и ведь вполне искренне, вот в чем штука! Несмотря на злые, в общем-то, мысли про жир, с которого Янка бесится, ни разу, ни на миг не возникало желание развернуться и уйти – пусть сама о себе заботится. Ну да, ясно было, что позаботиться о себе сама та не то чтобы не сможет – не захочет. Пока не вынырнет из очередного срыва, так и будет тупо пялиться в окошко. Казалось бы, Мии-то что с того? Но бросить Янку наедине с ее «монстрами» было совершенно невозможно. Неправильно. Мама сколько лет за отчимом ходила? Мыла, уколы делала, памперсы меняла. Недосыпала, недоедала – не до того ей было. Из любви? Да ладно вам! Просто по-другому она не смогла бы. Отчима вполне можно было сдать в соответствующее заведение, с мамиными медицинскими связями и место нашлось бы (Мия знает, слышала, как предлагали). Но мама – не могла.
Чувство долга? Ну… может быть, соседки не зря называли маму «надежной». Только вот у Мии-то никакого чувства долга нет. Совсем. Никому она ничего не должна: ни людям, ни Вселенной. С какой стати?
Но вот Янку бросить в ее унынии – не могла.
И, разумеется, Ален тут был вовсе ни при чем. Более того. Все оказалось бы гораздо проще, не будь Янка его дочерью.
Потому что, если все так и будет продолжаться в том же духе, надо всю эту историю сворачивать к черту. И подыскивать другой вариант. Вот только… не хотелось. Слишком много уже вложено в этот. Жалко. И главное – Мия не признавалась в этом даже сама себе – Ален… он… не просто «вариант», вот беда какая. Смешно сказать, но она к нему… привязалась.
Повезло… Да, именно так она и думала в первые дни и недели: повезло! Да еще как! Не толстый старый «папик», которого пришлось бы терпеть, нет! Ей достался обворожительно чудесный Ален! Какое там «терпеть»! В него совсем не трудно было бы даже и влюбиться! Вполне искренне, честное слово!
И чего уж там, без всяких «бы» и «даже». Она действительно в него влюбилась. Вот ведь какая штука.
И действительно считала, что ей повезло. Дурочка.
Янка уже спала, и по памяти предыдущих срывов можно было почти уверенно сказать: на сегодня – все. А если повезет, то утром от сегодняшнего уныния останется лишь слабая апатия, с которой уже вполне можно жить. Все как всегда, короче.
Словно бы убеждая себя в чем-то, Мия разбудила телефон, полюбовалась на
