Стихотворения. Проза - Мацуо Басё

<1691>

ВСТУПЛЕНИЕ К «ЗАБЫТОЙ СЛИВЕ»461

Характер вака462 изменили Тэйка463 и Сайгё, порядок же нанизывания строф был определен правилами годов Оан.464 Поэзии хайкай вот-вот исполнится сто лет. Но настоящего расцвета она достигла, пожалуй, в последнее десятилетье. Так кого же назовем «древним поэтом», какой стиль почитать станем как «древний»?

Вот Сехаку из рода Эса, он присоединился к нашему учителю Басё, поэтический стиль учителя проник в его поры, капля за каплей просочился в его сердце и кости, и в конце концов, став на путь поисков сокровенного, он достиг священных пределов. Вместе с тем, стихотворчество не стало его основным делом. Идя по стезе предков, Сехаку собирает абрикосы,465 взращивает в саду своем целебные травы и, в том преуспевая весьма, «исцеляет страну».466 Однако, сам не избежав недуга, заболел он горными ключами и скалами,467 дымкой и туманами, захворал болезнью ветра и туч, от которой язык его распух, рот искривился, возникли родимые пятна и шишки,468 лечился же он тем же прекрасным снадобьем, что и Мэйцзу.469 В нынешнем году собрал он им сочиненное воедино и, памятуя о начале, положенном одинокой сосной из Карасаки,470 назвал собрание «Забытая слива». Цюй Юань забыл сливу у реки Мило,471 я же, обретя ее на южном берегу472 озера Бива, старался донести чудесное благоухание до далекой равнины Мусаси,473 и вот однажды принесли мне от человека по имени Кикаку474 такое послание:

«Забытая слива».О человеке, не позабывшем,Весточка.

Истинно, эта слива, сохранив имена как совершенно чужих, так и дорогих сердцу людей,475 открыла чувства тех, кто не забыл,476 и в этом, пожалуй, нет ей равных!

Сэнна477

<1691>

К КАРТИНЕ, ИЗОБРАЖАЮЩЕЙ КОМАТИ478

Благороден, о как благороден вид ее, благородна и дорожная шляпа, благороден и соломенный плащ! Кто же донес до нас предание давних времен, кто запечатлел на бумаге сей образ? Из глубины веков призрачное видение — вот оно, перед нашими глазами… Именно в таком обличье пребывает, верно, душа. Благороден и соломенный плащ, благородна и дорожная шляпа.

Как благородна!На ней и в бесснежный день —Шляпа и плащ.

Написано по просьбе монаха Одзу Дзеко.

<1690 или 1691>

МИСКАНТ В СНЕГУ

Не находя себе постоянного прибежища в этом мире, последние шесть или семь лет много странствовал, ночлег обретая то там, то здесь, однако затем, сумев превозмочь страдания, многочисленными недугами вызванные, и стосковавшись по теплому участию старых друзей и учеников, с которыми меня связывали долгие годы взаимной приязни, я снова вернулся в Мусаси, и теперь люди ежеденно приходят в мою травяную хижину, желая осведомиться о моем здоровье, и среди стихотворений, коими я отвечал им, было и такое:

Худо ли, бедно ли,Но стоит посреди сугробовЗасохший мискант.

<1691>

О ТОМ, КАК ПОКИДАЮТ ЖИЛИЩЕ

Бродил, то там, то здесь находя приют, а на зиму затворился в доме на улице Татибана,479 и вот уже позади луны Муцуки и Кисараги.480 О хайкай решив позабыть отныне — мол, довольно с меня, — крепко замкнул уста, но неясные чувства будоражили мою душу, что-то, искрясь, мелькало перед глазами — похоже, сердцем моим овладел демон поэзии. И вот, все бросив, я снова покидаю жилище и, припрятав за поясом около сотни сэнов, вверяю жизнь свою посоху да плошке. Изящным чувствам в конце концов суждено облачиться в рубище нищего, — вот в чем я убедился.

<1692>

СЛОВО О ПЕРЕСАДКЕ БАНАНА

Хризантемы пышнее цветут у восточной ограды,481 бамбук — дружит с северным окном.482 Что касается пионов, то их алость и белизна стали предметом споров, и пылью этого мира осквернены их лепестки. Лотос не растет из обычной земли, и если вода нечиста, цветы не расцветают. Не помню, в каком году перенес я жилище свое в здешние пределы, тогда же и посадил в саду отросток банановой пальмы.483 Очевидно, местные условия пришлись ему по душе — во всяком случае, росток дал несколько побегов, листья его, разросшись, заглушили сад и даже заслонили стреху, крытую китайским мискантом. И стали люди называть мою хижину Банановой. Старым друзьям моим, да и ученикам тоже, банан полюбился, поэтому, ростки отсекая и корешки отделяя, то одному их посылал, то другому, и так шли годы.

Однажды вздумалось мне отправиться в Митиноку, и вот, опасаясь, что за время моего отсутствия Банановая хижина придет в полное запустение, пересадил я банан по другую сторону ограды и замучил живших по соседству людей просьбами стряхивать с его листьев иней и оберегать от порывов ветра, даже оставил им о том какие-то глупые записки, когда же бродил по далеким краям, неспокойно было на душе — ведь так одиноко теперь сосне,484 и в конце концов горечь разлуки с друзьями, тоска по банановой пальме и непосильные дорожные тяготы привели к тому, что по прошествии пяти весен и пяти осеней я снова окропил листья банана слезами. В нынешнем году к середине пятой луны и аромат померанцев улавливался уже где-то совсем рядом,485 и узы, связывавшие людей, были по-прежнему крепки. Вот и я, не желая более покидать здешних пределов, неподалеку от прежней хижины своей соорудил достойную моего существования лачугу в три пролета с крышей из китайского мисканта, криптомериевые столбы тщательно обстрогал, из бамбуковых веток сделал надежную дверцу, обнес прочной тростниковой оградой — вот вам и береговая усадьба с видом на пруд, обращенная к югу. Напротив — гора Фудзи, потому и ворота навесил «не прямо», сообразуясь с пейзажем.486 Оттуда, где поток реки Чжэцзян разделяется на три,487 хорошо любоваться луной, поэтому, как только народится месяц, начинаю сердиться на тучи и страдать от дождей. Желая достойно встретить ночь осеннего полнолуния, прежде всего пересадил банан. Его листья так сделались широки, что могут полностью прикрыть цитрукото. Некоторые надорваны до середины, и кажется, словно птице фэнхуан повредили хвост, словно зеленый веер, порвавшись, досадует на ветер. Хоть и расцветают иногда на банане цветы, лишены они яркости, хоть и толст его ствол, топор никогда его не коснется. Подобен он негодным деревьям,488 выросшим в горной глуши, и дух его возвышенно-благороден. Монах Хуай Су489 на листьях банана упражнял свою кисть. Чжан Ханцюй,490 глядя на новые листья, обретал силу, помогавшую ему совершенствоваться в учении. Я не собираюсь следовать примеру ни того, ни другого, просто люблю отдыхать в тени банана, люблю его беззащитность перед ветром и дождем.

<1692>

СЛОВО О РАССТАВАНИИ С МОНАХОМ СЭНГИНОМ

Привязав к посоху сандалии, на шляпе начертал свое имя.491 В начале месяца Яеи Шестого года эры Гэнроку492 монах Сэнгин открыл дверь моей травяной хижины в Фукагаве в восточных предместьях Эдо и написал: «Сим делаю первый шаг».493 Этот монах имеет склонность к прекрасному, он бежит городской суеты и годами бродит по свету, кормясь подаянием. В нынешнем году намеревается он совершить паломничество в Исэ и Кумано.494 Монах Сэнгин подобен белому журавлю, парящему над облаками: он полощет клюв в потоках речных,495 на холме в тысячу сюней высотой расправляет крылья, ищет отдыха в лугах, ночлега — в тучах, душа его не омрачена ни единой пылинкой. Я же давно сроднился с зарослями хмеля. И вот, за миг до разлуки вместе стоим на берегу, а перед нами вдали — горы Хаконэ. «Видишь, вон там, где клубятся белые тучи — там, должно быть, самое погибельное, самое страшное для бедного путника место. Обязательно оглянись в мою сторону. Я же буду стоять на этом берегу», — сказал я, и розняли мы рукава.

Темное платьеИз журавлиных перьев.Цветочные облака.

<1693>

СЛОВО О ПРОЩАНИИ С КЕРИКУ496 I

Прошлой осенью сошлись ненадолго, но вот наступила пятая луна нового года, и сердца полнятся печалью при мысли о скорой разлуке. Однажды, предвидя близкое прощанье, он постучал в дверь моей хижины, и весь день провели мы в тихой беседе. Это вместилище дарований любит живопись и питает слабость к изящным речам.497 Однажды попытался я выяснить: «За что любят живопись?»498 — и он ответил: «За изящные речи». Спросил тогда: «А чем привлекают изящные речи?» Ответил: «Живописью». Получается — два дела освоив, применить их в одном. В самом деле, раз говорят: «Слишком многих талантов благородный человек стыдится»,499 — наверное, тот и достоин восхищения, кто, совершенствуясь в двух умениях, находит им одно применение! Если говорить о живописи, то в ней он — мой учитель. Если об изящных речах — то здесь он мой ученик. Однако в живописи учителя дух проникает в сокровенное, кончик кисти творит чудеса. Глубина и беспредельность этой живописи мне недоступны.