Рассказы - Уильям Тревор

- Забудь об этой чепухе с разводом, - как бы между прочим сказала Хилда за завтраком. - Не желаю ничего об этом слышать. Я не могу допустить, дорогой, чтобы из-за меня ты разорился.

В тот день ему не захотелось видеть Мари, но они заранее условились о встрече. Она знала, что накануне вечером он собирался разговаривать с женой. Теперь Мари ждала решения своей судьбы.

- Ну? - спросила она в "Барабанщике". Норман пожал плечами, покачал головой и выдавил из себя:

- Я говорил с ней.

- Ну и что она, Норман? Что сказала Хилда?

- Что я рехнулся, если вздумал разводиться. Она повторила то, что я уже говорил тебе: мы не потянем алименты.

Они помолчали. Вдруг Мари сказала:

- А может быть, тебе просто уйти от нее? Взять и не вернуться однажды домой? Мы найдем где-нибудь квартиру. С детьми можно подождать, дорогой. Давай попробуем.

- Нас найдут. Заставят платить.

- Как-нибудь приспособимся, я буду работать, и ты сможешь платить, сколько нужно.

- Ничего не выйдет, Мари.

- Милый, тебе нужно уйти от нее.

К удивлению Хилды, он так и поступил. Однажды вечером, когда она была в клубе, Норман собрал веши и ушел к Мари, в двухкомнатную квартирку в Килберне, которую они сняли заранее. Он не сообщил Хилде, куда ушел, только оставил записку, что больше не вернется.

В Килберне они жили как супруги в доме, где на пятнадцать человек был один туалет и одна ванная. Время от времени Нормана вызывали в суд и объясняли, что он ведет себя недостойно по отношению к женщине, на которой женат. Наконец он согласился платить алименты.

Квартира в Килберне была грязная и неудобная, и жизнь их в ней не имела ничего общего с тем, как они жили прежде, когда ходили в "Барабанщик" и "Западный гранд-отель". Они думали подыскать что-нибудь получше, но снять приличную квартиру за скромную плату было нелегко. Они совсем пали духом; теперь, когда они были вместе, все их мечты о собственном домике, детях, о спокойной, налаженной жизни казались как никогда далеки от воплощения.

- Мы могли бы переехать в Рединг, - в конце концов предложила Мари.

- В Рединг?

- К моей маме.

- Но она же отреклась от тебя. Ты сама говорила, что она не может тебе простить.

- Люди меняются.

Все так и получилось. В воскресенье они отправились в Рединг и там пили чай с матерью Мари и миссис Драк. Обе они демонстративно не замечали Нормана, а когда он вышел на кухню, то слышал, как миссис Драк возмущалась, что по возрасту он Мари в отцы годится. "Да что о нем говорить, - ответила мать. - Ничтожество, и только".

Тем не менее матери явно не хватало вклада Мари в домашний бюджет, и в тот же вечер, когда они уже собирались возвращаться в Лондон, было решено, что в ближайшее время Мари и Норман переедут к ним, при условии, что они поженятся сразу же, как только позволят обстоятельства. "Запомни, в нашем доме он только жилец и больше никто", - предупредила мать Мари. "Не надо забывать о соседях", - добавила миссис Драк.

В Рединге оказалось еще хуже, чем в Килберне. Мать Мари постоянно делала Норману унизительные замечания по любому поводу - то он не так вышел из туалета, то шаркал ногами по ковру на лестнице, то его грязные пальцы оставили пятна на выключателе. Мари возмущалась, разражался скандал, в него тут же вступала миссис Драк, она обожала скандалы, мать Мари начинала рыдать, а за ней и Мари заливалась слезами. Норман консультировался с адвокатом, можно ли развестись с Хилдой на том основании, что она изменяла ему с почтальоном и Фаулером. "У вас есть доказательства, мистер Бритт?" спросил адвокат и поджал губы, когда услышал, что доказательств у Нормана нет.

Он понимал, что скоро станет совсем невыносимо. Предчувствия не обманули его: нельзя было рассказывать Хилде и уходить из дома. С самого начала он вел себя непорядочно по отношению к Мари, да оно и не бывает иначе, когда девушка сходится с женатым мужчиной. "Раньше надо было об этом думать", - громко заявляла ее мать всякий раз, когда он проходил мимо открытой двери. "Какой же он эгоист", - так же громко вторила ей миссис Драк.

Когда Норман сказал, что им уже не на что надеяться, Мари принялась было возражать. Но сердце ее уже не так разрывалось, как было бы год назад. Постоянное напряжение сломило Мари, особенно скандалы в Рединге. Она, конечно, заплакала, когда Норман сказал, что они проиграли, он и сам уронил слезу. Он попросил перевести его в другое отделение бюро путешествий "Вокруг света" и уехал в Илинг, подальше от "Западного гранд-отеля".

Через полтора года Мари вышла замуж за пивовара. До Хилды дошли слухи, что Норман живет один, и она написала ему - мол, что было, то прошло. Норман, настрадавшись от одиночества в своей комнате в Илинге, согласился встретиться с Хилдой и в конце концов вернулся в их старую квартиру. "Зла не держать, - сказала Хилда. - Но и без обмана. У меня бывал один тип из клуба, управляющий "Вулвортом". Что ж, зла не держать, согласился он.

Для Нормана Бритта уходившие шестидесятые были неотделимы от чуда его любви к Мари. Ничто не могло опошлить эту любовь - ни презрение, с каким Хилда встретила тогда его признание, ни грязная квартира в Килберне, ни его унизительное положение в Рединге. Все, что было с ними, как они шли к отелю, а потом - непозволительная роскошь - сидели в баре, как с деланной непринужденностью поднимались поодиночке наверх, - все это казалось сказкой, словно по волшебству ставшей реальностью. И самым фантастическим в этой сказке была ванная на втором этаже, ванная, где они шептались, лаская друг друга, и где дальние страны, такие будничные для него на службе, манили к себе, как загадочные края, когда он рассказывал о них девушке, соблазнительной, точно подружки Джеймса Бонда. Теперь ему не осталось ничего, кроме воспоминаний. Иногда в метро он закрывал глаза и с пронзительной ясностью видел мрамор с нежными прожилками, огромные медные краны, ванну, в которой свободно помещались двое. А иногда ему слышалось журчание далекой музыки и голоса "Биттлз", распевающих о любви в ванной комнате, как некогда они пели об Элеоноре Ригби и о других.

За чертой

Перевод Н. Васильевой

Мы любили ездить в Ирландию в июне.

Впервые мы отправились туда вчетвером, если не ошибаюсь, в 1965 году, и с тех пор каждый год проводили две недели июня в Гленкорн-Лодже, в графстве Антрим. Рай земной, сказал как-то Декко, и с ним нельзя было не согласиться. Недалеко от городка Ардбиг, почти у самого моря, стоит усадьба времен Георгов. При всей величественности архитектуры здание не кажется тяжеловесным, к прибрежным скалам спускается парк, через заросли рододендронов ведет к дому длинная дорога - в Ирландии такие дороги называют аллеями. В начале шестидесятых Гленкорн-Лодж приобрела английская семья, супруги Мэлсид, они много перестраивали и достраивали, но георгианский стиль усадьбы удалось сохранить. В укрытом от ветров саду растет инжир, а в оранжереях под заботливым присмотром отца миссис Мэлсид, старого мистера Секстона, зреют абрикосы и персики. Мэлсиды привезли старика из Суррея, так же как и далматских догов Чарджера и Снуза.

Это Стрейф раскопал для нас Гленкорн, наткнувшись на рекламное объявление в журнале "Леди", в ту пору Мэлсиды еще нуждались в рекламе. "Что вы на это скажете?" - спросил Стрейф как-то вечером после второго роббера и прочитал объявление вслух. Мы раз уже съездили на Коста дель Соль, доверившись рекламе, и ничего хорошего из этого не получилось, кормили там отвратительно. "Давайте попробуем ирландский вариант", - осторожно предложил Декко. И мы решили попробовать.

Мы - это Декко, Стрейф, Синтия и я, старые партнеры по бриджу. Друзья зовут меня Милли, хотя мое настоящее имя Дороти Милсон. Декко получил свое прозвище еще в школе, и Декко Дикин, пожалуй, звучит недурно. Он и Стрейф вместе учились, поэтому мы зовем Стрейфа по фамилии: он майор Р. Б. Стрейф, а его полное имя Роберт Бьюченен Стрейф. Все мы почти ровесники, нам не так давно перевалило за пятьдесят - лучшая пора жизни, как утверждает Декко. Живем мы в окрестностях Летерхеда, где жили Мэлсиды до того, как уехали из Суррея в Антрим. Удивительные бывают в жизни совпадения.

- Рада видеть вас снова, - с улыбкой встретила нас миссис Мэлсид. Ей будто чутье подсказывало, когда ждать гостей, и она всегда выходила к ним в просторный, с низкими потолками холл, полный ароматов цветов. Одевалась миссис Мэлсид элегантно, каждый день в новом и обязательно меняла туалет к обеду. В тот раз на ней была блузка в ярко-красную и серебряную полоску и черная юбка. Такой яркий костюм вполне соответствовал ее стилю энергичной хозяйки большого дома, у которой хлопот полон рот. У миссис Мэлсид гладкие седые волосы, она как-то сказала мне, что всегда сама укладывает их, в волосах неизменная ленточка из черного бархата. Лицо умело подкрашено, руки на удивление ухожены, особенно для женщины, которой приходится столько возиться с цветами, составлять букеты и вообще работать. На ногтях бледно-розовый лак, а правое запястье украшает узкий золотой браслет, свадебный подарок мужа.