Преступления Алисы - Гильермо Мартинес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вынужден в чем-то согласиться с Торнтоном, – признался Селдом. – Мыслительный процесс порой впадает в суеверие, и мы склонны считать сокрытое непременно имеющим ценность. Мыслитель Де Сантис назвал это «теорией зарытых сокровищ»: если что-то зарыто глубоко, значит, это: сокровище. Я тоже разбирал данную проблему в одной из глав своей книги об эстетике умозаключений. Мы склонны ценить непроясненные данные выше давно известных просто потому, что неизвестное еще не определилось: оно живет, как электрон до того, как подвергнется измерению, в лимбе неисчислимых возможностей. Вот только в данном случае я сам поддался внушению. Я достаточно знаю Кристин и могу предположить, что ее находка в самом деле значительна или неожиданна в том или ином смысле, за пределами личных интересов и желания создать себе имя. Я также согласен с Торнтоном – подумайте: дважды с кем-то согласен за одно заседание, просто личный рекорд! – в том, что мы без проблем можем голосовать, ведь у нас впереди много времени, мы успеем до публикации дневников пересмотреть все, что нуждается в пересмотре.
Сэр Ричард Ренлах обвел присутствующих взглядом, желая удостовериться, что больше никто не хочет выступить. Похоже, все боялись, что кто-то еще поднимет руку: так жених и невеста перед свадьбой опасаются, что в самый последний момент возникнет препятствие.
– Ну, раз все согласны… Можно попросить тебя, Леонард, выйти из зала на время обсуждения этого вопроса?
Издатель нехотя поднялся, а Ренлах посмотрел на меня. Я тоже встал, чувствуя себя неловко.
– Спасибо, – кивнул мне Ренлах, даже как будто извиняясь. – Согласно регламенту, при голосовании присутствуют лишь действительные члены. А тем временем Леонард может показать вам полное собрание книг издательства «Vanished Tale», там, в коридоре, в нашей библиотеке. Мы вас позовем, как только получим результаты голосования.
Глава 13
Мы вышли в коридор, и издатель нехотя, с хмурым видом показал мне четыре застекленных стеллажа высотой почти до самого потолка. Я решил из вежливости взглянуть на корешки, начиная с ближайшей полки. «Интересно, – подумал я, – найдется ли здесь какая-нибудь книга, написанная Селдомом». К счастью, тома были расставлены в алфавитном порядке, и я сразу наткнулся на тощую книжицу «Through Syllogisms, and what Carroll found there»[17]. Хотел также поискать книгу Лоры Раджио, но вдруг понял, что не знаю ее девичьей фамилии. Я обернулся к Хинчу, чтобы у него спросить, но тот был слишком погружен в себя, нервничал, ожидая результатов голосования, и не был расположен к тому, чтобы служить мне гидом. Я заметил, что он постоянно таскает из кармана конфеты и кладет их в рот. Хинч поймал мой взгляд, рука его замерла на полпути, и его вдруг прорвало.
– Получается, что вся эта библиотека ничего не стоит, – горько сетовал он, с обидой посматривая на закрытую дверь зала и на меня. – Всякий, кто бы ни накропал книжонку о Кэрролле, вприпрыжку бежал ко мне. Они просили, настаивали, умоляли. Сами посудите, сколько вышло заглавий и заглавьиц. Любой другой издатель сгорел бы со стыда: книги о пьесах для театра, которые Кэрролл писал ребенком; о его заикании, о мозолях, о проповедях, о счетах из прачечной и о каждом камушке в Оксфорде, куда ступала его нога. А потом, как водится, вторая волна: книги о книгах о Кэрролле, каталог каталогов. Я никому не отказывал. И когда наконец появляется книга, единственная, которая возместила бы мне частично то, что я на них потратил, вот она, благодарность: ступай в коридор, как лакей! Знаете ли вы, что мне пришлось заложить дом, единственное, что я приобрел за всю жизнь, посвященную этим проклятым книгам? И все для того, чтобы сравняться с тем сумасшедшим предложением. Это несправедливо: у издательства международного масштаба впереди целая вечность, чтобы оправдать вложение, а мне осталось уже не так много лет… Но в конце концов, – вздохнул он, – бывает ведь гораздо хуже. Вспомнить хотя бы ту бедную девушку. Ведь это вы ходили с Артуром в больницу, да? А после не виделись с ней? Всегда считается, будто все молодые друг друга знают.
– На самом деле я с ней едва знаком, но, да, навестил ее, когда она пришла в себя.
– Правда? – заинтересовался Хинч. – И как она? Ведь многие из наших хотели пойти, но им сказали, что она пока не может говорить и не принимает посетителей.
– Я навещал Кристин вместе с Селдомом, когда она очнулась и выразила желание с ним поговорить.
– Понятно. И что, она… в своем уме? Когда-то, много лет назад, меня сбила машина на одной из лондонских улиц. Я ударился затылком о мостовую. И, очнувшись в больнице, не мог вспомнить ничего: ни как меня сбили, ни что я перед этим делал; даже когда через несколько дней вернулся на ту улицу, ничего так и не всплыло в памяти. В те годы у меня была необыкновенная память, но данный конкретный день выпал напрочь, навсегда. Разумеется, с годами, сами увидите, почти все дни выпадают, исчезают навсегда. Но тогда это произвело на меня сильное впечатление. Я собирался основать вот это самое издательство и носился с идеей назвать его «Black Stone»[18]. Предпочтительнее было бы, конечно, назвать издательство «White Stone»[19], ведь белым камешком Кэрролл отмечал свои счастливые дни и дни, когда он знакомился с какой-нибудь новой девочкой. Но я хотел выбрать название, почти противоположное по смыслу: black out[20] памяти, дни выпавшие, утраченные безвозвратно. Наконец я остановился на «Vanished Tale», такое имя тоже в определенном роде связано с Кэрроллом, в какой-то степени отдает ему должное. Даже люди, ведущие дневники, буквально помешанные на этом, время от времени теряют дни. Мы должны смириться с тем, что ни одна человеческая жизнь не настолько интересна, даже для ее обладателя, чтобы помниться целиком. Ну, а как обстоят с этим дела у Кристин? – Он впервые отвел взгляд от двери, вперил его в меня и, ожидая ответа, снова запустил руку в карман с конфетами. – Все ли она помнит? Или только частично?
– Помнит… достаточно, – произнес я, не будучи уверен, что именно мне позволено разгласить.
В моей нерешимости Хинч, похоже, усмотрел подтверждение какой-то своей мысли и немного
