Ты победил - Александр Зорич

Когда высокий сероглазый человек, представившийся господином Кафайралаком, уселся в плетеное кресло на веранде дома семейства окс Ханна и предложил купить у них Дайла, родители вздохнули с облегчением, в истинных причинах которого они боялись сознаваться даже самим себе.

– Сколько? – спросил отец.

– Так мало? – спросила мать.

– Что вы будете с ним делать? – спросил отец.

– Вы же не будете обращаться с ним дурно? – спросила мать.

Триста монет серебром. Это очень много. Человек, пусть даже такой смышленый и миловидный как Лагха, стоит гораздо меньше. Но господин Кафайралак не мелочился. Правда, он поставил одно условие – они не станут болтать когда и кому продали мальчика и никогда, ни за что не станут искать его. «Ну уж это как пить дать не станем», – странновато усмехнулся Саин окс Ханна.

– Мы подумаем. Ответим завтра в полдень, – подытожила Стимна, нервно теребя косу.

Господин Кафайралак, в чьем облике определенно присутствовало что-то рыбье, лишь вежливо улыбнулся. Дескать, подумайте-подумайте. Сомнений в том, что они согласятся, у него не было.

Не было их и у Лагхи, следившего за ходом переговоров из подполья. Несмотря на туман неизвестности, застивший его будущее, он был скорее обрадован, чем опечален. «Когда за тебя дают аж целых триста серебром – это большая честь. За отца вон и десяти не дали бы», – вот о чем думал будущий гнорр в день, когда река его жизни была повернута вспять Ибаларом, сыном Бадалара.

Полдень считается на Юге добрым часом. Выгодным для сделок, удачным для переговоров и торга. Решение было принято загодя – в этот полдень Лагху должны были отдать в пожизненное владение господину Кафайралаку. Мать увязывала жалкие пожитки Лагхи в узел и зашивала его немногочисленную одежонку. В глубине души она была уверена в том, что господин Кафайралак не пожалеет на своего нового раба (или наложницу?) двух серебряных монет и купит ему сносное платье. И все-таки она штопала дыры на варварских штанах Лагхи усердно, даже с нездоровым рвением. Чтобы как-то занять руки в ожидании покупателя.

По этому же поводу отец Лагхи решил отложить поход «на службу» до вечера. Не каждый день, в самом деле, заключаешь такие выгодные сделки. Дочери мели комнаты, сыновья обновляли ограду. А Лагха, предоставленный (опять же ради такого случая) самому себе, отправился на Игральную площадь, лелея в кармане свои сбережения в числе одного серебряного авра.

– Я Дайл, сын Саина, – отрекомендовался Лагха, причалив к крайнему столику из числа тех, за которыми баловались костями богатые горожане. – У меня есть «серебряник» и я хочу сыграть с вами в кости.

– Какого Саина? – недоумевающе пробурчал главный за столом, хозяин самого шикарного веселого дома во всей Северо-Восточной провинции.

– Да того придурка, что за «длинной рукой» обычно бегает, – незлобиво пояснил ему владелец Глухих Верфей.

– Ну сыграй, малец, сыграй, – заключил не слишком удачливый, но с виду ушлый купчина.

Он был уверен, что спустя минуту авр Лагхи перекочует в его карман. Или, на худой конец, в карман одного из его приятелей, чем дело и закончится. Он похлопает мальчишку по плечу и скажет «Не унывай, дурачок, игра – дело тонкое, когда-нибудь научишься».

Но он просчитался.

– «Белое озеро» и «грютская большая», – с удивлением сообщил игрокам хозяин веселого дома, когда Лагха, поставив свой авр на кон, первым бросил кости.

Лучший результат из возможных в первом коне магдорнского «старого» варианта.

Следом за Лагхой бросили все остальные. Ничего отдаленно похожего на успех. С презрительными улыбочками, мол, новичкам всегда везет, каждый игрок отдал Лагхе по «серебрянику».

– Еще, – не попросил, но скорее потребовал Лагха, и поставил на кон четыре монеты.

– Да ты рисковый парень, я таких люблю, – купчина потрепал Лагху по щеке. – Бросай.

Невозмутимый Лагха закрыл глаза, вложил кости в кожаный конус, легко встряхнул его и уверенно хлопнул им о стол. Стукнули кости. Чужая рука подняла конус.

– Гиазиры, вы не поверите… два «белых озера», – вздернув брови, сообщил хозяин скобяной лавки.

Это уже из разряда чудес. Разумеется, никаких чудес у других игроков на этот раз не предвиделось. Самое большее – «две виноградины» и «малый магдорнский».

– Играем дальше, – потребовал папаша всех лучших сладких девочек Багряного Порта.

Денег ему было не жаль, у него их было много. Он был пьян еще с утра и приветствовал любое приятное разнообразие.

Лагха поднял глаза на небо. До полудня оставалось еще достаточно времени. Лагха взялся за конус, не глядя ни на игроков, ни на кости, ни на стол.

За время, оставшееся до полудня, Лагха выигрывал девять раз. Три раза крупно проигрывал – нарочно, чтобы его компаньоны не охладели к игре. И ни разу не устроил ни одной ничьей – ведь не было на площади его отца, несчастного и бессовестного Саина окс Ханны, чтобы сбегать за «длинной рукой».

Триста монет серебром – таков был улов Лагхи Коалары в первой и последней в его жизни партии в кости. Еще выходя из дома он знал, что все произойдет именно так, как произошло. Он ждал этого момента уже не один месяц. Не один год. С того самого дня, как увидел отца, преследующего скачущие по пыльным булыжникам кости. И вот, благодаря господину Кафайралаку, его мечта исполнилась, его уверенность нашла себе подтверждение. Ведь, главное, свершив свой маленький подвиг, Лагха останется безнаказанным. Его отец будет кусать локти, а его новый хозяин никогда и не узнает о его триумфе.

Став старше, гнорр Свода Равновесия никогда не играл в кости. Лагха отдавал предпочтение изменчивому, пестроцветному Хаместиру. Или, на худой конец, ламу – игре мелких магических жуликов, гвардейских офицеров и чокнутых стихопевцев.

Лагха покинул площадь так же стремительно, как на ней появился. На одной из улиц близ порта он обменял серебро на золото, а семь золотых авров старой ре-тарской чеканки положил в потайной карман, приторочений к исподу его латаных-перелатанных штанов. И отправился домой.

Он немного опоздал. Господин Кафайралак уже пил молодую бражку, развалившись в плетеном кресле, а домашние составляли вокруг него подкову, застыв в самых что ни на есть пришибленных и принужденных позах. Появление Лагхи было встречено всеобщим оживлением – Саин окс Ханна, конечно, с радостью прибил бы Лагху оглоблей, но при господине Кафайралаке ему любо было представлять себя понимающим, снисходительным, хотя и угнетенным беспросветной нищетой отцом.

Мать сунула Лагхе узел с его пожитками. Сестры поцеловали его в лоб. Каждая из них завидовала густым черным кудрям, правильным чертам лица и гладкости кожи своего брата и втайне корила родителей за то, что те разделили свою красоту между детьми на такие несоизмеримые доли. Лагха обнялся с братьями – старший (тот, что стал старшим после смерти сгинувшего в столице) процедил сквозь зубы что-то насчет удачи, а средний прыснул со смеху. Они не сомневались в том, что симпатичного и стройного Лагху покупают с самыми что ни на есть грязными целями, а потому показно гордились своей мнимой чистотой и независимостью. Мол, бедные, но гордые.