Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

проверить по вахтенному журналу. Хорнблауэр упомянул устойчивый западный ветер, дувший в предыдущие несколько суток, и резкий норд-ост, поднявшийся в тот день. В таких условиях отлив мог быть непредсказуемо сильным, к тому же между скалами почти наверняка возникли встречные течения, которые невозможно учесть, поскольку их направление зачастую меняется на расстоянии кабельтова. От Черной скалы на юго-восток отходит длинный риф; если не считать самой дальней его оконечности, буруны над ним видны лишь по низкой воде в сизигийный прилив[74], а лотом его не обнаружить. Кораблю, держащемуся близко к Гуле, немудрено было наскочить на этот риф.

– Спасибо, капитан, – сказал председатель, когда Хорнблауэр закончил. Затем глянул в сторону обвиняемых. – У вас есть вопросы?

Тон его ясно подразумевал, что в вопросах нет надобности, однако Мидоус вскочил. Он казался изможденным, – может быть, впечатление усиливала одежда с чужого плеча, но глаза запали, щеки ввалились, а левая еще и подергивалась.

– Капитан, – спросил он, – ветер был северо-восточный, свежий?

– Да.

– Наиболее благоприятный для попытки французов выйти в Ла-Манш?

– Да.

– Где должен был находиться «Отчаянный» в таких условиях?

– Как можно ближе к Гуле.

Это был важный пункт, и его впрямь следовало подчеркнуть особо.

– Спасибо, капитан, – сказал Мидоус, садясь.

Хорнблауэр глянул на председателя, ожидая дозволения удалиться.

– Будьте добры ответить суду, капитан, – сказал председатель, – как долго вы командовали «Отчаянным» на блокадной службе?

– Чуть более двух лет, сэр.

На прямой вопрос можно было ответить только буквально.

– И какую часть времени вы находились вблизи Гуле? Довольно будет приблизительной оценки.

– Думаю, половину времени… может быть, треть.

Эти слова сводили на нет почти все, что Мидоус выиграл своим вопросом.

– Спасибо. Можете удалиться, капитан Хорнблауэр.

Теперь он мог глянуть на Буша и Мидоуса, но лишь мельком и не выказывая никаких чувств: всякое выражение сочувствия заставило бы судей усомниться в его непредвзятости. Хорнблауэр поклонился и вышел.

Глава четвертая

Меньше чем через полчаса после того, как Хорнблауэр вернулся на «Принцессу», Бэдлстоун уже знал вердикт; довольно много провиантских судов покачивалось на якорях в ожидании попутного ветра, и новости поразительно быстро передавались с одного на другое.

– Виновен, – сообщил Бэдлстоун.

В те минуты, когда всего важнее было изобразить невозмутимость, Хорнблауэру это удавалось хуже всего.

– Каков приговор? – спросил он. От напряжения голос приобрел хриплые нотки, которые можно было истолковать как признак сурового равнодушия.

– Выговор, – ответил Бэдлстоун, и на Хорнблауэра накатила волна облегчения.

– Какой?

– Просто выговор.

Значит, не строгий. Если не считать порицания – самый мягкий приговор, какой мог вынести трибунал после обвинительного вердикта. Однако теперь всем офицерам и уорент-офицерам «Отчаянного» предстоит искать себе новые места, и от высокого начальства зависит их дальнейшая участь. Впрочем, если оно не будет уж очень мстительным, всех куда-нибудь устроят – за исключением, может быть, Мидоуса.

Как выяснилось, Бэдлстоуну еще было что сказать. Начни он с этого, Хорнблауэр вздохнул бы с облегчением много раньше.

– Первого лейтенанта и штурмана оправдали.

Хорнблауэр не ответил, дабы не выдать своей радости.

Бэдлстоун поднял подзорную трубу, и Хорнблауэр проследил его взгляд. Корабельный баркас под двумя люгерными парусами быстро скользил по ветру в их сторону. Сразу было видно, что шлюпка с линейного корабля – вероятно, с трехпалубника, насколько можно было оценить ее длину в таком ракурсе.

– Ставлю гинею против шиллинга, – сказал Бэдлстоун, по-прежнему глядя в окуляр, – что у нас появятся еще пассажиры.

У Хорнблауэра пальцы чесались от желания заполучить подзорную трубу.

– Да, – продолжал Бэдлстоун, не отрывая ее от глаза с, возможно, неосознанной жестокостью. – Похоже на то.

Он приказал повесить на правый борт кранцы и привести баржу к ветру, чтобы баркасу удобнее было к ней подойти. Теперь подзорная труба уже не требовалась: Хорнблауэр невооруженным взглядом различил Буша – тот с непокрытой головой сидел на корме баркаса, – а затем и Мидоуса рядом с ним. На следующей банке расположились уорент-офицеры с «Отчаянного», еще дальше – люди, чьих лиц Хорнблауэр не знал.

Баркас привелся к ветру и ловко подошел к борту «Принцессы».

– Эй, на шлюпке! – крикнул Бэдлстоун.

– У нас предписания на проезд до Англии, – раздался в ответ голос Буша. – Мы поднимаемся на борт.

Он не добавил «с вашего позволения». Бэдлстоун захлебнулся от ярости, но баркас уже зацепился за баржу крюком. Тут стало заметно, как сильно мотает баржу, – в сравнении с нею баркас почти не качался. Последовала небольшая задержка, прежде чем Мидоус поднялся на борт баржи, и еще одна, прежде чем туда выбрался Буш. Хорнблауэр поспешил их встретить. Судя по всему, офицеры возвращались в Англию просить нового назначения, а матросов распределили по другим кораблям эскадры.

Хорнблауэр сделал над собой усилие, чтобы сначала приветствовать Мидоуса:

– Рад видеть вас вновь, капитан Мидоус. И вас тоже, мистер Буш.

Буш улыбнулся краем губ, Мидоус, на котором лежала тень выговора, – нет. Бэдлстоун наблюдал за прибывающими со всем злорадством, какое могло выразить его одутловатое багровое лицо.

– Быть может, джентльмены соблаговолят показать мне предписания? – сказал он.

Буш запустил руку