Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По крайней мере, у нас есть надежда, – сказал Хорнблауэр. – Гляньте на облака – их все больше и больше. Мы не видели ничего подобного уже несколько дней.
– Надежда очень слабая, сэр, – ответил Проуз все так же мрачно.
Хорнблауэр глянул на Мидоуса у грот-мачты. Его лицо сохраняло все то же угрюмое выражение, но даже он наблюдал за парусами, рулем и кильватерной струей, пока не почувствовал на себе взгляд Хорнблауэра и не поднял на других офицеров невидящие глаза.
– Много бы я дал, чтобы посмотреть сейчас на барометр, – сказал Буш. – Возможно, он падает, сэр.
– Вполне вероятно, – ответил Хорнблауэр.
Он отчетливо помнил, как в ревущий шторм несся к Торскому заливу. Мария ждет в Плимуте, и она снова беременна.
Проуз прочистил горло и нехотя – поскольку предстояло сообщить нечто обнадеживающее – заметил:
– Ветер по-прежнему отходит, сэр.
– И вроде бы немного крепчает, – сказал Хорнблауэр. – Может, из этого что и выйдет.
В здешних широтах, когда ветер меняется с северо-восточного на южный и одновременно крепчает (в чем не было никаких сомнений), а небо, как сейчас, затягивают тучи, это верное предвестие шторма. Помощник сделал отметку на вахтенной доске.
– Какой курс, мистер? – спросил Хорнблауэр.
– Норд-тень-ост и полрумба к норду.
– Нам бы всего-то еще румб-другой, – заметил Буш.
– По крайней мере, Уэссан обойдем с хорошим запасом, – заметил Проуз.
Идя этим курсом, они уже приближались к Плимуту – незначительно, и все же сама эта мысль согревала. Небо затягивалось все сильнее, горизонт сжимался. По-прежнему можно было различить один или два паруса – далеко на востоке, поскольку ни одно судно не сносило так далеко, как «Принцессу». То, что они видели так мало кораблей, хоть и находились в непосредственной близости от Ла-Маншского флота, лишний раз свидетельствовало об огромности океанских просторов.
Налетел более сильный порыв ветра, накренив «Принцессу» на подветренный борт, так что люди и незакрепленные вещи полетели вниз, прежде чем рулевой дал ей немного увалиться.
– Ее мотает, как телегу, – заметил Буш.
– Как деревянную миску, – согласился Хорнблауэр. – Ей что вперед идти, что вбок.
Ветер по-прежнему отходил, так что баржа шла все лучше и лучше, и наконец наступил момент, когда Буш стукнул кулаком в раскрытую ладонь и воскликнул:
– Мы идем на румб от ветра!
Это решительно все меняло: они двигались уже не компромиссным курсом, при котором выигрыш и потери почти равны, а прямо к Плимуту (в той мере, в какой расчеты Бэдлстоуна были верны), так что теперь даже ветровой снос был им на руку. Ветер дул почти в корму – лучший курсовой угол для «Принцессы». Они наконец-то отдалялись от французского побережья и вскоре должны были войти в Ла-Манш, имея достаточную свободу маневра. А главное, они неслись с полным ветром – дивная, фантастическая перемена после стольких дней, когда «Принцесса» то ползла в бейдевинд, то ложилась в дрейф.
Рядом кто-то возвысил голос – Хорнблауэр понял, что он не окликает кого-нибудь, не бранится, а поет – выполняет сложное и бессмысленное упражнение, которое большинству почему-то нравится. «Меж Силли и Ушантом[75] тридцать пять лиг!» Песня сообщала неоспоримый факт; Хорнблауэр стоически приготовился вытерпеть ее до конца, а остальные тем временем подхватили: «Прощайте, адьё, дорогие испанки, прощайте, адьё, сеньориты мои!» Было очень заметно, что атмосфера изменилась разом метафорически и буквально: падение барометра вызвало общий душевный подъем. Все широко улыбались. Ветер повернул еще на два румба, – это означало, что к завтрашнему вечеру они, скорее всего, будут в Плимуте. «Принцесса», словно заразившись общим весельем, скакала по волнам. В этом было даже что-то не совсем пристойное, будто старая толстуха спьяну пустилась в пляс и задирает ноги.
И только Мидоус оставался все таким же угрюмым и одиноким. Его ближайшие подчиненные с «Отчаянного», штурман и первый лейтенант, весело болтали с Хорнблауэром, вместо того чтобы составить компанию бывшему командиру. Хорнблауэр двинулся к нему, но тут налетел дождевой шквал и наступила сумятица: самые нестойкие спешили укрыться на баке или на юте.
– Завтра будем в Плимуте, сэр, – сказал Хорнблауэр, подходя к Мидоусу.
– Без сомнения, сэр, – ответил тот.
– Думаю, к вечеру заштормит, – продолжал Хорнблауэр, вглядываясь в дождливое небо. Он чувствовал, что пережимает, стараясь изобразить тон светской беседы, но поделать ничего не мог.
– Возможно, – ответил Мидоус.
– Не исключено, что придется вместо Плимута идти в Торский залив.
– Не исключено, – согласился Мидоус, хотя «согласие» – слишком громкое слово для того каменного безразличия, с каким это прозвучало.
Хорнблауэр еще не готов был сдаться. Он придумывал новую тему, слегка, и даже чуть более, чем слегка, гордясь своим благородством: вот он мокнет под дождем, поддерживая ближнего в трудную минуту. Стало чуть легче, когда дождевой шквал умчался прочь, но еще большее облегчение Хорнблауэру принес крик одного из матросов на баке:
– Вижу парус! Два румба с наветренной скулы!
Мидоус отчасти вышел из своей апатии и вместе с Хорнблауэром повернулся глянуть в указанную сторону. Из-за дождя корабль заметили довольно поздно, и теперь они видели его целиком милях в пяти-шести от себя. Он шел в бейдевинд на правом галсе, так что с баржей ему предстояло встретиться меньше чем через час.
– Бриг, – заметил Хорнблауэр, чтобы поддержать разговор, но тут же осекся.
Грот- и фок-мачта одинаковой высоты, белизна парусов и даже что-то в расстоянии между мачтами – все говорило об опасности. Влажная
