Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм

Я хочу уже сказать: Но если они не пойдут с нами за компанию…, как Старик на секунду замолкает и говорит:

- Рейдовые тральщики должны в этом еще больше разбираться. Они сами избегают таких районов.

И сказав это, он нас отпускает: Старик хочет переодеться. Я же хочу забрать, тем временем, рулон с рисунками из моей комнатушки. Я подумал, что смогу легко разместить его вдоль стенки в моей койке на лодке. Когда пересекаю двор, идя к павильону, американские артбатареи начинают палить как сумасшедшие. Здания флотилии непрерывно освещаются будто прожекторами. Весь этот фейерверк, кажется, освещает только местность вокруг Бункера. Мой кубрик изменился совершенно. Я пристально всматриваюсь растерянно в помещение: все убрано: убран весь бумажный хлам, не видно ни клочка бумажки. Кровать застелена по-новому, сверху лежит одно из розовых одеял из борделя: плохой гостиничный номер для коммивояжера. Сдерживая закипающую в животе ярость, успокаиваю сам себя: Все в порядке! Меня же сняли с довольствия. И никто не мог знать, что мы снова вернемся. Должно быть, здесь все привели в порядок экстра-класса для адъютанта какого-нибудь американского генерала, который скоро захватит Брест. Даже о новом ковре подумал зампотылу, или какой-то засранец, который навел здесь такой лоск. Проклятый бордель! Ругаюсь вполголоса. Но затем силы уже покидают меня, и я падаю, не раздеваясь, вытянувшись всем телом, на койку. То, что свет в комнате все еще горит, замечаю только тогда, когда в дверь громко стучат. Мгновенно вскакиваю, испуганный до глубины души.

- Что случилось?

- Это Морхофф!

В несколько шагов я уже у двери:

- Как раз собирался вставать!

Бог мой, ну и видок у командира! Он слегка прикрыл глаза от яркого света моего плафона: выбеленная известью африканская маска!

- Ну, нам пора, – говорит он. – Шеф подъедет позже. Он все еще в офисе.

Парень чуть не падает. Поэтому вынужден прислониться к лутке двери. Кожаная одежда воняет так, хоть святых выноси.

- Я хотел забрать с собой кое-что, но..., – делаю круговое движение рукой, – Вы видите: уже навели полный марафет.

- Да уж, спешат как на пожаре! – скупо цедит Морхофф.

- Все же Вы могли бы поспать хоть немного – здесь, – предлагаю ему.

- Нет-нет, лучше нет. Давайте-ка по быстрому снова на лодке. – И затем, с вымученным смешком: – Они, должно быть, хотят избавиться от всех боеприпасов – кажется...

Мне требуется пара секунд, пока не понимаю, что он имеет в виду американские артбатареи и их фейерверки.

- Они хотят предложить нам, наверное, еще кое-что, – отвечаю, выходя за ним.

Во время обратной поездки к Бункеру, командир, сидящий рядом с водителем, говорит озабоченным голосом:

- Шеф прав: Томми сейчас расслабились, и их шпионы вокруг не берут в расчет возможность нашего нового выхода.

При этом голос его звучит так, словно он разговаривает сам с собой. Чертовски здорово, что он не сказал «Попытка выхода»!

- Возможно и так, что парни с прорывателя сболтнули что-либо. Томми знали с точностью до минуты, когда мы прибудем, – я едва слышу его слова из-за шума мотора.

Пока едем сквозь ущелья обломков, я думаю: Старик твердо решил, что все лодки должны покинуть базу. И вот теперь случится то, что должно случиться: U-730 должна снова уйти – и как можно быстрее. Опять весь этот цирк! Предвижу его жалкое повторение! Чувствую слабость в животе, когда спрашиваю себя, как же на этот раз пройдет в этом погорелом театре сцена прощания. Вероятно, в тишине и тайне… Бункер мертв как никогда прежде: Гробовая тишина. Только несколько человек из OT и несколько рабочих с верфи. Гулкое эхо сопровождает каждый наш шаг. По мне лучше всего было бы, если бы Старик вовсе не приезжал на этот раз в Бункер. Однако, так ли честен я сам с собой? Разве не искал я его глазами? Разве не радовался тайком, что он стоит у верфи на причале? И вот приходит время прощания.

- Могу только надеяться, что не увижу тебя снова, – слышу, как шепчу в шутку, и в то же время чувствую, как моя речь пробивает меня до костей: Не вызвал ли я этими своими словами чего-нибудь? Черт побери все это! Если бы уже, наконец, вышли в море!

- Вперед, за новыми впечатлениями! – говорит командир, стоя рядом со мной. Старик же только и произносит:

- Всего хорошего!

За шумом дизелей эти его слова едва слышны. Протягиваю ему руку. Старик твердо сжимает ее. Затем, почти одновременно, мы салютуем друг другу. Несколькими большими шагами проскакиваю трап. И в следующий миг по скобам забираюсь на мостик. Слава Богу! Ощущаю вибрацию лодки подошвами сапог и всей кожей, и чувствую себя внезапно так, словно получил новые силы. Когда направляю взгляд на корму, вижу расплывающийся сине-молочный дым дизеля. Но вот звучит команда «Стоп дизель!», и вибрация стихает. Это меня не приводит больше в замешательство: Я теперь знаю, что мы начнем движение на электродвигателях. Словно ее тянет скрытый магнит, лодка удаляется от причала. Я зачаровано смотрю, как промежуток черной воды между нашим округлым бортом и пристанью Бункера увеличивается все больше и больше… ЧАСТЬ IV Under the gun Артобстрел внезапно стихает. Тишина кажется торжественной. Только тихое пение наших электродвигателей и шипение моря рассекаемого носом лодки. Теперь я слышу при этом еще и слабый воющий звук. Это тихий ветер, раскачивающий трос сетеотвода! Стою как на иголках. Приходится следить за тем, чтобы аккуратно и глубоко дышать: Мое дыхание то и дело сбивается. Нигде никакого движения. Не получили ли господа известие, что мы снова выходим? Или еще не успели подойти? Перед нами в темноте различаю силуэты двух минных тральщиков, обеспечивающих нам сопровождение и охрану. Когда мы нырнем в этот раз? Слышу, как командир бормочет:

- Слишком много людей на мостике...

Это однозначно касается меня. Значит, вниз в лодку. Едва слезаю с алюминиевой лесенки, слышу крик командира лодки «Тревога!». Команда повторяется в лодке многократным эхом. Короткие ревущие органные звуки, ясный треск взрыва, и наступает темнота. Сразу понимаю: Авиабомба – очень близко – в районе кормы. Один за другим люди с мостика прыгают в люк, и последним, наконец, появляется командир, задраивает люк, быстро, насколько возможно, сползает по лесенке. Лодка слегка наклоняется. Снова сильнее, чем обычно? Всевозможные шмотки скользят в направлении носа. Люди вокруг меня хватаются за что возможно, и пытаются оставаться на ногах. В моей голове роятся мысли: Сколько воды у нас сейчас под килем? Насколько глубоко сейчас в узости этого канала? Вообще находимся ли мы непосредственно в нем? Почему в лодку все же еще не попали? И наряду с этим: А почему мы не стреляли? – Вероятно, слишком темно, для этих собак летать на бреющем...

В темноте слышу, как кто-то орет:

- Заткни там пасть! Парень, никакого шума!

Затем голос командира:

- Я требую точных докладов! Проклятье, когда я получу точные доклады?

С кормы доносятся голоса из полумрака:

- Поступление воды в дизельный отсек!

- Поступление воды в машинный отсек!

Слышу шипение сжатого воздуха, устремляющегося в цистерны. На какой-то момент оно заглушает панические возгласы.

Командир кричит:

- Продувка! Инженер, когда Вы будете продувать?

Становится светло: включилось аварийное освещение.

Инженер-механик сообщает:

- Приказал закрыть клапаны вентиляции, господин обер-лейтенант, и уже подаем сжатый воздух. Все клапаны вентиляции закрыты!

Кто-то шепчет:

- Ах, моя милая...

Теперь вахтенный инженер-механик приказывает:

- Оба мотора полный вперед – оба руля глубины круто вверх! Главную помпу включить!

Смотрю, как вахтенные на рулях глубины нажимают на свои кнопки, затем перевожу взгляд на манометр глубины: стрелка продолжает быстро двигаться по цифрам, вместо того чтобы замедлиться и остановиться.

Централмаат сообщает:

- Главная помпа неисправна!

И с кормы приходит доклад:

- Оба мотора не выходят на полное число оборотов!

Стрелка манометра глубины все еще не останавливается. Так мы скоро свалимся на грунт.

Вахтенный инженер приказывает:

- Принять 300 литров в кормовую цистерну! Давай! Давай!

С носа и кормы поступают новые доклады – едва различаемые и непонятные.

Наконец лодка стоит на ровном киле. Но постепенно, кажется, смещается на корму.

Вахтенный центрального поста шепчет:

- Более чисто выровняться не получится...

Аварийное освещение гаснет, затем вспыхивает вновь. Полутени скользят из темноты наружу и снова внутрь. Проклятье! Был бы здесь хотя бы приличный свет! Но, по крайней мере, мы более не опускаемся.

Два взрыва раздаются в непосредственной близости.

Спины обоих рулевых остаются неподвижными как скала. Хорошие парни! Они не поворачивают головы, они видят только свои манометры и измерительные инструменты. И это правильно.