Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765 - Александр Морозов

Адмиралтейств-коллегия и Морская комиссия остались чрезвычайно недовольны безрезультатным возвращением экспедиции. Чичагова и его спутников обвиняли в том, что они не проявили «ни довольного терпения, ни нужной в таких чрезвычайных предприятиях бодрости духа», что было совершенно несправедливо.

Сановники из Морской комиссии, весьма туманно представлявшие себе Арктику и ее условия, заботились больше о своем престиже и внешнем эффекте от экспедиции. Чего от нее ждали, вполне откровенно высказывает в письме Чичагову граф Чернышев: «Буде и действительно вам невозможно путь свой проложить до желаемого места, то хотя, по последней мере, приобретет Россия сколько-нибудь чести и славы открытием по сие число неизвестных каких берегов или островов».

В. Я. Чичагов был вызван в Петербург. Так как Ломоносова не было в живых, то в качестве эксперта был приглашен академик Эпинус, физик, представлявший северные моря лишь по литературным данным и имевшимся в его распоряжении картам. Эпинус отметил, что из трех теоретически возможных «проходов» в Тихий океан два (между Сибирью и Новой Землей и между Новой Землей и Шпицбергеном) «неоднократно покушались проехать, но без успеху». «А третий из оных, между Шпицбергеном и Гренландом, никогда старательно осматривай не был, кроме как прошедшего лета». Эпинус крайне пессимистически оценивал возможность найти этот проход. Все же он считал, что приходить в отчаяние не следует, «ибо заподлинно известно, что в северной широте Шпицбергена море на довольное расстояние либо никогда не замерзает, либо каждый год открывается».

После рассмотрения представленных Чичаговым рапортов, журналов и карт, а также записки Эпинуса Адмиралтейств-коллегия постановила экспедицию возобновить по тому же маршруту, «дабы в толь славном и полезном предприятии ничего не оставить и чрез то испытать оного возможность или по крайней мере о совершенной невозможности быть уверенным». Однако никто не позаботился о том, чтобы придать экспедиции исследовательский характер, и Чичагову было лишь указано, что «слава и польза» сего предприятия ему известны.

19(30) мая 1766 года Чичагов вышел из Колы во второе плавание. Подойти к зимовке на Шпицбергене и на этот раз ему не удалось. Чтобы дать о себе знать, Чичагов приказал палить из всех пушек, но на выстрелы никто не явился.

На другой день удалось выяснить, что восемь зимовщиков умерли, а Рындин и четверо матросов (находившиеся в момент прибытия корабля на охоте) спаслись только благодаря помощи, оказанной им русскими промышленниками-груманланами.

Дальнейшие попытки Чичагова пробиться на север были безуспешны. Корабли все время подвергались страшной опасности погибнуть от сжатия льдов. Встреченные Чичаговым шкиперы голландских китоловных судов уверяли его, что на их глазах льды здесь ежегодно умножаются, и если в прежнее время многие хаживали на восточную сторону Шпицбергена, то ныне об этом ни от кого не слыхать.

Чичагов принимал всяческие меры предосторожности, чтобы не быть раздавленным льдами. В своей оправдательной записке, представленной после экспедиции, он, между прочим, рассказывает не без гордости о найденном им способе узнавать во время туманов о приближении льдов: «только надобно выпалить из пушки: буде корабль находится на обширной воде, то от оного выстрела воздух потрясется и ударится о находившуюся вблизи твердость, а то и слышно будет на корабле и уверит, в которой стороне и на какой обширности есть лед или берег».

Но и это продвижение с помощью эха было, разумеется, ненадежно. Крепкий ветер рвал снасти «с превеликим визгом», трепетали паруса, скрипели мачты, шумели и кипели волны, ударявшиеся в корабль и готовые бросить его на пловучую ледяную гору, незаметно приблизившуюся в тумане. В таких случаях командиру оставалось только «иметь неустрашимость, веселой и отважной вид, дабы подчиненные не пришли в отчаяние», и посылать матросов на шлюпках… оттаскивать льдины баграми.

Достигнув на этот раз 80°30′ северной широты и убедившись в невозможности пройти дальше на север, Чичагов 10(21) сентября возвратился в Архангельск.

Экспедиция Чичагова оказалась бесплодной и не дала научных результатов. На борт ее не был принят ни один естествоиспытатель. В течение обоих плаваний не производилось никаких гидрологических и метеорологических наблюдений, никаких специальных измерений, на чем так настаивал Ломоносов. Задуманный им план арктической экспедиции был сорван и обеспложен правительством Екатерины II и сановниками из Адмиралтейств-коллегий.

Нет никакого сомнения, что если бы был жив Ломоносов, он постарался бы добиться от экспедиции научных результатов; вероятно, настаивал бы на продолжении опытов, снова продумав и взвесив все полученные данные; скорее всего предложил бы сделать попытку в другом направлении, не дал бы заглохнуть всему делу. Однако и Ломоносову со всей его неукротимой волей и энергией было не под силу преодолеть все исторические преграды, которые ставило перед ним феодально-крепостническое государство.

Но зароненные им семена не пропали бесследно. С середины XIX века все чаще и настойчивее стали раздаваться голоса о неотложной необходимости для России разрешить проблему Северного морского пути. Горячими поборниками этой идеи выступали выдающиеся русские географы А. И. Воейков и П. А. Кропоткин, энтузиаст Севера сибирский купец М. К. Сидоров, пожертвовавший на полярные экспедиции все свое состояние, наконец, адмирал С. О. Макаров и великий русский ученый Д. И. Менделеев. Во всех проектах, статьях, докладных записках, в которых они ратовали за изучение и освоение северных берегов России и установление Северного морского пути, оживали и воскресали великие идеи Ломоносова, повторялись его доводы и соображения, оправдывались и подкреплялись новыми данными его замечательные предвидения.

Выступая в 1871 году в Географическом обществе с предложением снарядить большую морскую географическую экспедицию от Новой Земли к Берингову проливу вдоль берегов Сибири, П. А. Кропоткин указывал, что это предприятие должно возбудить у северян «дух морской и охотничьей предприимчивости», привлечь внимание к нашему Северу, к нуждам торгового мореплавания, искоренить «ложные представления о жизни на Севере и о ничтожности его промышленных сил».

Мысли Ломоносова развивал и Д. И. Менделеев в докладной записке «Об исследовании Северного полярного океана», представленной им в ноябре 1901 года: «желать истинной, то есть с помощью кораблей победы над полярными льдами Россия должна еще в большей мере, чем какое-либо другое государство, потому что ни одно не владеет столь большим протяжением берегов в Ледовитом океане, и здесь в него вливаются громадные реки, омывающие наибольшую часть империи, мало могущую развиваться не столько по условиям климата, сколько по причине отсутствия торговых выходов через Ледовитый океан».