Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь - Александр Мазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что ты, копченый, у нас искать хочешь? – спросили пловца не очень дружелюбно. – Смерти легкой иль работы тяжелой?
– Какой я тебе копченый! – сердито бросил пловец, убирая с лица мокрые волосы. – Из Киева я!
Дышал пловец тяжело.
Видно было, что устал.
– А докажешь чем? – поинтересовался один из тех, кто выловил его из воды.
– Пояс гридня надень, тогда и вопросы задавать будешь, – оборвал его пловец. – Старший у вас – кто?
– Я старший, – сказал другой воин.
– Да не ты, – с досадой произнес пловец. – Воеводит у вас кто? Или вы сами тут по камышам прячетесь?
– Мы не прячемся, – воин пристально разглядывал пловца, пытаясь определить, что за рыбку они поймали. Одет по-печенежски, но на печенега не похож. Молод с виду, а держится – как гридь из Старшей дружины. – Мы не прячемся. И не сами. Нас воевода послал: за рекой присмотреть. Сказывали: копченые на том берегу.
– Так и есть, – пловец усмехнулся и от этого стал выглядеть еще моложе. – Воевода у вас – кто?
– А тебе зачем знать?
– Затем, чтобы знать, с кем говорить буду.
– Ежели воевода Претич станет с тобой говорить.
– Еще как станет, если скажут ему, что сын воеводы Серегея к нему из Киева приплыл.
– Какого Серегея? Он же с великим князем на булгар ушел!
– Он ушел, а я остался. Скажи хлопцу своему, чтоб не баловался. Рука у него дрожит. Кто ж лук так долго внатяг держит!
– А я тебя признал! – старший на лодье расплылся в улыбке. – Ты – Артём, выряжский сотник. Эй, весла на воду! Кормчий, правь к берегу. Прости уж, сотник, что не сразу признали! В такой одежке да с этакой гривой.
– Без этой гривы мне копченые бы враз голову отрезали. А ежели одежку другую дашь – благодарен буду. Негоже к воеводе в засаленных тряпках идти.
– Дам, дам, – воин полез под скамью, достал кожаный тючок. – Тут рубаха моя и портки. Тебе, правда, великоваты будут…
– Ничего, подвяжу, – Артём стянул печенежскую куртку и собственную мокрую рубаху.
– С копченого снял, сотник? – льстиво поинтересовался парень, вытянувший Артёма из воды.
– Мамка сшила. Из шкуры отрока одного.
– Как это? – опешил парень.
– А так. Ходил всё вокруг, вопросы глупые задавал. Надоел.
– Артём! – Воевода черниговский Претич распахнул объятья. – Рад!
– А уж как я рад, воевода! – Артём коснулся щекой пахнущей дымом бороды.
– Здрав будь, хоробр! С той стороны?
– С той, – подтвердил Артём.
– И что там?
– Копченые, – лаконично ответил Артём. – В осаде Киев.
– Это мы знаем. Много ли степняков?
– Много. А с тобой сколько?
– Пять больших сотен.
– Мало! – огорчился Артём.
– Так сколько есть. Я как услыхал, что к Киеву печенеги подступили, так сразу всех своих наконь да на лодьи – и сюда. Что в Киеве?
– Худо. Воды мало. Еды – тоже. Матушка-княгиня хочет с княжичами печенегам отдаться, чтоб копченые от Киева отошли. Говорит: придет Святослав – выкупит.
– Вот глупость какая! – воскликнул воевода. – Вот что бывает, когда баба воями верховодит. Это всё от веры вашей христианской, слабосильной! – добавил он в сердцах. – Слыхал, слыхал я эти речи!
– Ольга – княгиня, – напомнил Артём. – И о христианах, воевода, худого не говори.
– Да я не худое говорю, а правду! Коли захотела, старая, собой от копченых откупиться, так и шла бы сама. Княжичей – зачем? А что ж Ярополк с Олегом? Неужели согласны?
– Может, и не согласны, а против воли Ольги не пойдут.
– Эх, была б хоть мать их жива…
Артём пожал плечами.
– Что ж делать? – озадачился воевода. – Эх, худые ты вести принес, сотник, худые… Голоден?
– Есть немного. К печенежскому котлу присаживаться не стал. К тебе торопился.
– Зайчатины отведаешь?
– Да уж не откажусь.
– Сейчас принесут. А ты пока расскажи, как сюда добирался. Чаю, занятная была история…
– Кому как. Слышь, воевода, надо гонцов слать к Святославу.
– А сами что ж не послали?
– Посылали, – буркнул Артём. – Наших гонцов печенеги переняли. Я первый мимо них прошел.
– Перун молниерукий! Так великий князь ничего о беде не ведает?
– Что ведает Святослав Игоревич, мы с тобой, воевода, знать не можем. А гонца послать надо.
– Гонца-то я пошлю, да что толку? Когда еще Святослав помощь пришлет. А ежели детки его с матушкой княгиней в печенежском полоне окажутся, это ж совсем беда! Что ж делать-то?
– У меня спрашиваешь, воевода?
Претич не ответил. Думал. Артём не торопил. Ему как раз принесли зайчатину на пшеничной лепехе и кувшинчик меда.
Пока он ел, Претич кликнул одного из своих сотников, солидного варяга с синими усами, пошептал ему на ухо, спросил:
– Всё понял?
– Всё, батька!
– Тогда бегом исполняй!
И сотник бросился исполнять. Бегом, позабыв о солидности.
Артём покончил с зайчатиной и почувствовал себя значительно бодрее. И мысли в голове забегали проворней.
– Слышь, воевода, а сколько у тебя лодий? – спросил он.
– Шесть больших и две дюжины малых.
– А холста белого локтей триста найдется?
– Можно поискать. А зачем тебе?
– А краски есть?
– С этим труднее. Но могу послать отрока в соседний городок. Что ты задумал, сотник?
Артём загадочно улыбнулся.
– Вот доставят краски и холст – тогда увидишь. А пока отбери из своих пяти сотен двести молодцов видом погрознее. И еще знаешь что, пошли-ка ты гонцов в Смоленск и иные ближние города. Пусть собирают воинов…
– Ты, Серегеич, никак меня совсем за дурня держишь, – оборвал Артёма Претич. – Гонцы уже в пути.
– Прости, – извинился Артём.
– Прощаю, – кивнул Претич. – А теперь говори, что задумал. Нечего тут со мной в догадайки играть.
Артём не стал спорить и выложил свой план.
– Хитро… – пробормотал воевода, выслушав. – И опасно. Ну как догадаются копченые? Тогда что делать?
– Тогда умрем с честью, – ответил Артём. – Есть другие предложения?
– Нету, – вздохнул Претич. – Делаем, как ты придумал.
Глава четвертая
Военный совет в Доростоле
Большой, персидской работы, шатер воеводы Серегея стоял посреди учебного лагеря примерно в пяти километрах от стен Доростола. Духарев мог бы, как сам князь и прочие воеводы, обосноваться в городе, но предпочел свежий воздух жаре, духоте и вони. В булгарских городах, как, впрочем, и в большинстве здешних цивилизованных поселений, канализация была «ливневого типа». То есть – в канаву под окном или прямо на улицу. Смывало нечистоты дождиком. А если не было дождика, то… не смывало.
Конечно, Духарев мог бы поселиться в здешнем дворце кесаря или даже в резиденции патриарха (тот был бы не против), но предпочел поле. Воздух почище, и к дружине поближе. Сергей бы и без шатра обошелся, но положение обязывало.
Ранним и свежим июньским утром к Духареву прибежал гонец от князя.
Запыхался гонец. Быстро бежал.
Гонца приняли гридни Стемида, выслушали сообщение, налили гонцу чашку «межицкого красного» – горло промочить – и отправили восвояси. Будить заспавшегося воеводу Стемид отправился сам.
Воевода, впрочем, уже не спал.
– Ну чего? – спросил он, закрыв за спиной двери в спальню.
– Святослав зовет. Собирает ближников на совет.
– Угу, – Духарев зевнул, потянулся. – Сейчас позавтракаем и поедем.
– Князь ждет, – напомнил Стемид.
– Гонец как сказал: с дружиной мне идти или одному? – уточнил Духарев.
– Про дружину ничего не говорил.
– Значит, не драться зовет, а думать. А думать, Стемид, надо не спеша. Так что сначала позавтракаем. Тем более я на голодный желудок соображаю плохо.
Царский дворец в Доростоле невелик, поменьше патриаршьего. Но обустроен по всем правилам. Вокруг стена, за стеной – парк, казармы, площадь… Словом, все необходимое. Тронный зал, царские покои, трапезная на полтысячи мест…
Велев охранной полусотне ждать его внизу, в парке, Духарев беспрепятственно миновал оба кордона и поднялся наверх, в «Зал совета».
Князь уже был там. И большинство княжьих ближников. Но Духарев пришел не последним. Не было еще Тотоша. Не было Свенельда и Бранеслава полоцкого. Зато приехал из Преславы воевода Щенкель – из смоленских варягов. И бывший свейский ярл, а ныне Святославов тысячник Гуннар Волк. Гуннара великий князь весьма ценил за ум и личную преданность, Духарев, напротив, недолюбливал – за хитрость и чрезмерную даже для свея кровожадность. Тем не менее Сергей вынужден был признать, что Гуннар отменно храбр и о своей дружине заботится, как о себе.
Обстановка в зале была неофициальная. Байки травили. Рассказывал Гуннар.
– …Вот, значит, идет этот трель на голос и видит: яма. Заглянул он в яму, а там его, треля, хозяин, хирдман Елдер Волосатый. Как он в яму попал, непонятно, но самому не выбраться.
«Ты что тут делаешь? – кричит снизу Елдер. – Почему не работаешь?»
Трель молчит. Смотрит.
«Чего выпучился? – орет Елдер. – Бросай мне веревку. Ух и отхожу я тебя палкой, скотина ленивая, когда вылезу!»