Осада церкви Святого Спаса - Горан Петрович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лучи роились вокруг церкви Святого Вознесения. Издали вся Жича, должно быть, походила на огромный, мягко покачивающийся, светящийся стог.
Ниже полей Господних, среди кустов пепельно-серого можжевельника, которым заросли пустоты, образовавшиеся в результате вознесения, лежа на спинах, чтобы не ломать себе шеи, расположились в дозоре посты куман и болгар.
Но даже несмотря на всю темноту ночи, видинскому князю Шишману мешала ясность горних небес. Он приказал зажечь горящие мраком факелы, лучины, светящие его тенью, густой, как смола. Один за другим злоносные светильники закутали землю в удушающую тьму…
И пока что на этом остановимся.
Книга третья
Престолы
Одиннадцатый день
Обиженные губы, увядшая борода и другие неприятности– Дождя!
– Господи, даруй нам воду!
На стенах трапезной, притвора и церкви во многих местах были изображены миски, кубки, кувшины и иная трапезная посуда из обожженной глины, золота, меди или прозрачного стекла, до краев наполненная плеском воды. На той стене, где было нарисовано Крещение Христово, текла река Иордан, на некоторых других можно было видеть источники с мощными струями, с прозрачными кудряшками волн, расчесанными проворной кисточкой иконописца. Это и была вся вода, имевшаяся в монастыре на одиннадцатый день, если не считать двух скромных бадеек, зачерпнутых из колодца предыдущим вечером. И как ее ни пей, хоть быстрыми, хоть медленными глотками, одно несомненно – воды недостаточно. А нуждались в ней не только братья-монахи, защитники монастыря и многочисленные больные и немощные, нашедшие здесь приют, но и скотина, которая в хлеву ревом заявляла о своей жажде.
Игумен Григорий ввел постоянную молитву перед каждой живописной водой, в какой бы маленькой посудине она ни находилась. И это возымело действие – уже во время заутрени, освященная благородной улыбкой святой Анны, из кувшина с изображения сцены Рождества Богородицы потекла живая струя воды. Однако вытекло не более того, что кувшин мог вместить на самом деле. То есть ровно столько, чтобы успокоить плачущих младенцев, притушить огонь, сжигавший больных, и усилить желание всех остальных смочить потрескавшиеся и болевшие губы. Даже монахам, привыкшим к лишениям, под лучами раскаленного солнца стали чудиться грозди из водяных капель. Конечно, мираж ненадолго исцеляет, но зато потом мучения возобновляются с еще большей силой.
– Дождя!
– Господи, даруй нам воду!
Ничто на свете не плодит столь многочисленное потомство, как беда. Ввиду недостатка воды у многих начали, волосок за волоском, увядать бороды и волосы. Нет, дело было вовсе не в красоте или внешних знаках достоинства. Просто все испугались, что борода отца Григория, хранилище реликвии, поредеет настолько, что из нее выпадет перышко ангела. И тут Тимофей, духовник короля Милутина, прервал свою молитву Всевышнему о том, чтобы Он оградил от греха гордости душу государя сербских и поморских земель, и поднялся из храма в Савину катехумению над притвором. Действительно, борода преподобного, некогда походившая на настоящие заросли, заметно увяла. Казалось, кто угодно может раскрыть ее и взять перышко.
– Что же мне делать?! – в отчаянии спросил предстоятель Жичи. – Мое хранилище реликвии стало совсем редким. Есть ли какой способ сохранить перо ангела?!
Духовник короля был молчалив. Во всем монастыре лишь у него одного борода не стала менее густой, каждый волосок оставался на том же месте, как и в тот день, когда он прибыл из Скопье в бывшую резиденцию архиепископа за небольшим отрывком пасхального канона святого Иоанна Дамаскина. Через окно кельи, которое смотрело в наос, проникал свет свечей и лампэд, стройные звуки чтения. Еще несколько мгновений назад, думал Тимофей, я и не собирался никому открывать свою тайну, спрятанную глубоко под сердцем. Но пути человеческие кратки. Всего шаг-другой, и вот уже перекресток. Делать было нечего, и духовник заговорил:
– Брат Григорий, судя по тому, как обстоят дела, нам не приходится рассчитывать на земные источники. И те, что на небесах, испытывают нашу волю, молчат. Хотя мне и не следовало бы этого говорить, но единственное, что тебе осталось, а это труднее всего – найти источник в себе самом. Если он надежный, если ты искал с крепкой верой, твоя борода оживет, волоски снова сплетутся, а перо останется на месте, во благо и Жичи, и всех сербов!
– Источник в себе самом?! – Отец Григорий поднял ослабевший взгляд.
– Да, именно так! Но только смотри, будь осторожен! В каждом человеке слишком много разных источников. Знай, каждый из них утоляет разную жажду. Будь осторожен, выбирая, перед каким опуститься на колени и зачерпнуть воды. Вот, скажем, у нашего короля, наряду с многими богоугодными чертами, есть недостойная привычка – ради собственной забавы делать движения бородой, чтобы всех удивить. Возможно, сейчас тебе ясно, что такая слабость питается водой из его источника гордыни. Моя борода выглядит так хорошо потому, что я умею хранить тайны. Правда, после того как я тебе все рассказал, мой ручеек, текущий из родника, станет тоньше, а борода, конечно же, начнет увядать. Тем не менее я это делаю, не боюсь, не беспокоюсь даже о том, что могу стать таким же безбородым, каким был летописец наш Феодосии. Важно, чтобы хранительница реликвии опять загустела, чтобы перо ангела у нас осталось!
Вот о чем шла речь в Савиной келье. Но ведь то же самое, что происходило с человеческими волосами, происходило и с травами. Засохшие комья земли, парящие в воздухе, стали рассыпаться, некоторые полностью превратились в прах праха. Горняя поляна – заросшее травой место посреди небес, где пасся и резвился монастырский скот, – уменьшилась в размерах. Братья, пав духом, причитали:
– Ох, горе нам! Как нам здесь передвигаться, если не будет дождя?!
– Где пасти жеребят и ягнят?!
– Дождя!
– Господи, смилуйся, даруй нам воду!
Двенадцатый день
IКомочек, щепотка, горсть и сушеная тыкваВсю ту долгую суровую зиму, которая, наподобие железных тисков, вплотную прижала друг к другу 1202 и 1203 годы, в захваченный Задар приплывали многие суда, из разных стран приезжали посланники вести переговоры с дожем Энрико Дандоло и предводителями крестового похода. Каждая из этих как явных, так и тайных миссий, словно отправившись на поклонение, привозила с собой комочек, щепотку, горсть, пригоршню, миску, медный котел, кисет, мешок, шкатулку или даже полное судно обычной земли. Подарки складывали в бывшем, теперь полуразрушенном, здании Арсенала. Ту землю, что была доставлена из наиболее удаленных мест или представляла собой особую редкость, помещали в крипту ближайшей к гавани церкви Святого Шимуна. Там, аккуратно разложенные в потайных нишах, хранились: мелкий песок из бассейна Сены, тяжелый чернозем из Баварии, податливая рассыпчатая почва долины реки По, пестрая галька быстрых ручьев Уэльса, святая земля паломничеств, собранная месяцами коленопреклонений на пути от аббатства Клюни до порога кафедрального собора Сантьяго да Компостела, клейкий фламандский ил, скользкий бурый подзол из Шампани, туманная terra nostra, которая постоянно и загадочно перемещается по всем трем королевствам – Арагону, Кастилии и Леону, пахучая тяжелая плодородная земля с берегов Сицилии, авиньонская живая грязь, рассыпчатая листовая земля с Мальты, слоистый торф из окрестностей Любека, еще теплый дерн с террас в Стоне, обманчивая пыль брошенной Наварры, свежая кремнистая почва из норвежских фиордов, спокойный серый подзол из Бургундии, перемешанный с раскаленными углями краснозем с полей Мореи, и даже, в качестве долгового обязательства за одну из оказанных ранее услуг, чистейший сахарский песок, которым умывались при дворе берберского государства Алмохад…
Считалось, однако, что самый ценный из всех видов земли хранился под замком в собственном сундуке Энрико Дандоло. Говорили, что там, завернутая в черное полотно, лежала высушенная тыква. Она содержала неиссякающую мутно-желтую грязь каждого из девяти кругов дольнего мира. Рассказывали, что одной дождливой штормовой ночью эту тыкву принес сам непоминаемый, буря тогда прижимала к земле даже взгляды, а над разрушенным Задаром стлался удушливый смрад серы. Несколько крестоносцев клялось, что видели, как, несмотря на бушующие волны, косматая фигура в маленькой лодке причалила к галере командующего, как Дандоло бросил вниз смотанную клубком толстую веревку, а потом даже протянул руку, чтобы помочь нечестивому подняться на борт. Уже на следующее утро свидетелей объявили манихеями и наказали, отрубив им языки, так что вся история осталась непроверенной. Тем не менее, за всем этим нечто скрывается, считали те, кто время от времени видел в зеницах несчастных что-то неназванное и устрашающее.
IIКак у воображаемых каналов возникают реальные берегаЗамыслы дожа, сложившиеся еще в Венеции, постепенно приобретали реальные очертания. Расположение каналов, их длина и глубина, направление и сила движения воды, частота и высота волн, словом, все то, что этот хитрый властелин за коркой замороженного зрения отмерил в своей голове, незаметно перемещалось в сферу яви – уже был слышен приглушенный шум волн, уже первые барки тайком пробовали глубину, уже с наблюдательной площадки на главной мачте вырисовывалась конечная цель плаванья.
