Кремль 2222. Северо-восток - Вадим Филоненко

– Эй, Девятый…

– Девяносто Девятый, – перебил он. – Тебе бы понравилось, если бы я звал тебя половиной имени: Богом или Даном?

– Можешь звать Даном, – разрешил я. – Иногда меня так и окликают – в бою. Богдан слишком длинно. Как и Девяносто Девятый. Пока произнесешь, язык сломаешь.

– Ну понятно. Ты только до десяти считать умеешь. А все, что больше, уже проблема. Но Девятым меня не зови. Лучше уж тогда по буквам. Они есть в моем полном имени…

– Лео, – кивнул я.

– Надо же, запомнил, – искренне удивился бывший кио.

– На память не жалуюсь, – отрезал я.

– Везет тебе, – грустно вздохнул он. – А я вот о себе того же сказать не могу.

– Провалы в памяти?

– Гораздо хуже.

– В смысле? – не понял я.

– Перестройка моей нейронной сети привела к тому, что у меня появились…

– Что? – прервал я затянувшуюся паузу.

– Эмоции, – нехотя признался Лео.

– Как так? – удивился я. – То есть раньше у тебя их не было?

– Нет. Как и у всех кио. Я, конечно, знал, что это такое, но лишь в теории. Самому раньше испытывать всю эту радость-тоску-жалость-страх и прочую хрень не доводилось.

– Ну надо же… – Я с трудом мог представить себе, как такое возможно: вообще не испытывать никаких чувств. Хотя кио по сути те же роботы. Консервные банки. А какие у банок могут быть чувства?..

– Эмоции – это слабость, а воин должен быть сильным, – отрезал бывший кио и тут же сменил тему: – Твой Кремль остался на юго-западе. Если идти вон через те холмы, то выйдешь прямо на Садовое кольцо. А оттуда до Красной площади рукой подать.

– Садовое кольцо? – переспросил я.

В школе нам рассказывали, что по Кольцу в годы Последней Войны проходил легендарный Последний Рубеж. Тут наши предки, защитники Москвы, держали оборону не на жизнь, а на смерть против полчищ иноземных захватчиков.

– Было такое дело, – откликнулся Девяносто Девятый. – Битва за Кольцо кипела страшная… Да и теперь… Садовое так и осталось во многом тем самым пресловутым Последним Рубежом.

– Это как? – не понял я.

– Видишь ли, некоторое оружие, размещенное там еще во время Последней Войны, продолжает работать до сих пор. Так что каждого, кто попробует пересечь Кольцо, ждет смерть.

Я поначалу запаниковал, а потом вспомнил кое о чем:

– Погоди, но ведь мои носильщики-нео сумели пройти сами и меня заодно пронести. Значит, безопасные проходы через Садовое все же существуют?

– Верно, – согласился бывший кио. – Имеются тайные безопасные тропы. Только…

Девяносто Девятый внезапно умолк. Я забеспокоился, окликнул его:

– Лёнька, ты чего? Ты ведь знаешь эти самые тропы, да?

– Ты опять за свое? – обозлился он. – Тебе что, доставляет удовольствие по-всякому извращать мое имя?! ЛЕО! Неужели так трудно запомнить?

– Да не по-русски как-то, – принялся оправдываться я. – Лёня намного лучше звучит. Леонид – означает сын льва. Ты же знаешь, кто такие львы?

Он помедлил с ответом. Я вдруг очень ясно ощутил его смятение.

– Ты не знаешь, кто такие львы, – я расхохотался. – Ну и кто из нас после этого балда и неуч? А?

Осьминожка весь подобрался, я бы даже сказал ощетинился, но промолчал. Наступило мое время читать ему лекцию:

– Раньше, до Войны, на Земле обитали такие хищники – львы. Очень сильные, умные и красивые животные. Нам в школе картинки показывали. Недаром их прозвали царями всех зверей.

– А я на роль звериного царя не претендую, – парировал Девяносто Девятый.

– Да, царь из тебя не очень. На тебя же посильнее чихнешь, ты и окочуришься… – Я закончил оплетку рукояти, примерил штык к руке. Нельзя сказать, что сидит как влитая, но на первое время сойдет. Как только представится случай, сделаю нормальную рукоять. – Ладно, Лёня, хватит лясы точить. Надо идти к Садовому. Ты ведь знаешь, как миновать его? Да?

– Нет, – очень тихо ответил он. – Часть моей памяти утеряна безвозвратно. Я не помню про львов. И как миновать Кольцо, тоже забыл.

Я постарался справиться с разочарованием. Нет так нет. Никто и не обещал, что будет легко. Разберемся с этим Кольцом на месте. Как любит повторять Кирилл: «Ввяжемся в бой, а там посмотрим».

Некстати я вспомнил брата. Беспокойство за него тревожно сжало сердце: жив – нет? Сумели ли они добраться до Кремля? И смогут ли наши лекари исправить то, что сделал с Кирюхой шам?..

Усилием воли я прогнал прочь ненужные сейчас мысли. Нельзя расслабляться. Подумаю об этом потом, когда доберусь до Кремля. А сейчас хорошо бы решить насущную проблему – к примеру, как найти воду.

– Колодец есть возле Музея, – отозвался Лёнька. – Только надо пройти мимо Екатерининского Сада.

Я посмотрел в ту сторону, куда указывало щупальце осьминога. Там плотной стеной росли разные деревья и кустарники. Некоторые из них могли оказаться ядовитыми или вообще плотоядными. Превратиться в обед для какого-нибудь прожорливого репейника совсем не хотелось.

– Если не будешь тормозить над каждым валуном и в носу ковырять, то проскочим, – ехидно проскрипел голос у меня в мозгу.

– Лёня, ты лучше не нарывайся, а то пришибу, – всерьез пообещал я.

Не знаю, кио он там или нет, но терпеть борзую тварь, у которой вместо башки задница, я не намерен. Ведь думает осьминог аккурат тем местом, откуда у него ноги растут.

– Потерпишь, – мысленный голос Лёньки стал еще противнее. – Я же тебя терплю. Мы, к сожалению, нужны друг другу. Ты без меня до Кремля не доберешься. В руинах заблудишься.

– А ты без меня подохнешь, – безжалостно парировал я. – Первая же крысособака тебя с огромным удовольствием на зуб возьмет. Ты ведь поэтому и торчал возле Поля. Не вылезал наружу. Хищников боялся. Небось перетрусил до усрачки. А Поле тебя не трогало – маленький больно, что с тебя взять. Вот ты и торчал в этом… как его… «Олимпийском». Чем только питался там? Дерьмо крысособачье жрал или объедки за Полем подбирал?

Меня явно занесло. Но уж больно накипело. Достали его гонор и хамство.

Лёнька молчал, но через объединяющую нас ментальную связь я четко почувствовал, как его душит тяжелая злая обида.

Я ведь все правильно сказал – боялся он и сам себя презирал за этот страх. Для гордого воинственного кио очутиться в теле слабого, трусливого существа хуже смерти. Сознание киборга-мутанта предпочло бы отчаянно броситься в безнадежный бой и погибнуть, но осьминожьи инстинкты самосохранения оказались сильнее, заставляя изо всех сил цепляться за жизнь.

Я вдруг представил себя на его месте, и меня царапнула жалость.

– Не смей!.. Слышишь? Не смей… – прошипел он. – Не вздумай меня жалеть, понял? Иначе брошу тебя прямо тут, и будешь сам свой Кремль искать!

– Да ладно, чего ты, – примирительно сказал я. Он прав, без его памяти, пусть и ущербной, дорогу домой мне удастся разыскать разве что чудом. Да что там дорогу домой – я даже воду без его помощи хрен найду.