Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Анатолий Гейнцельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ВСПЯТЬ
Из чрева матери иду я крошкиВо чрево Матери моей большой:Когда закроются души окошки,Сольюсь я снова с Вечностью душой.
Матькрошку потерял я на дорожке,Когда я был еще всему чужой,Когда искал я, как улиток рожки,След Боженькин меж звездной порошой.
Теперь, устав, ползу как раки вспять,Чтобы вернуться в крошечный мирок,Где всё как будто бы я мог понять,
Где не свирепствовал холодный рок,Где верил я еще в ПриродуМать,Где был ее малюсенький пророк.
СТЕНА
Слева джунгла, справа райский сад.Посредине белая стена.На стене гледичий палисад.Песнь змеиная из них слышна,
Скрежетанье, вопли, – сущий ад.Ты идешь по ней совсем однаИ срубаешь тернии подряд.Змеи сыпятся, как из рядна.
Долго так идешь ты, день и ночь.Нет меня, но чувствую я жуть.И хотел бы чемнибудь помочь…
Но стене пришел конец. Как ртуть,Звезды блещут... Дольше жить невмочь…Ангелы тебя в Эдем несут.
СЕСТРА
Сегодня ночью вдруг вошла сестра,В небытия исчезнувшая сад.Стройней лебяжьего она пера,Небесноголубой на ней наряд.
Шифр на груди. Вечерняя заряВ глазах, что так задумчиво глядят.– Нам лодку нашу оснастить пора,На море тысячи поют наяд…
Я так устала попусту лежать,И скоро кости выбросят мои…Сними свинцовую с меня печать,
Комочки глины мокрые сними!Я ни отца там не нашла, ни мать...Скорее парус белый подними! –
ПОДНОЖНЫЙ МИР
Люблю я неба крышку гробовую,Алмазною усеянную пылью,Люблю кладбищенскую в мраке тую,Напоминающую мне Севилью,
Люблю крылатых Ангелов статуи,Стоящие над пролетевшей былью,Но страшно мне в туманность золотуюГлядеть через метелочку ковылью.
И поневоле смотришь в лабиринтПодножный, где трудятся муравьи,Иль на вьюнка зеленый, цепкий винт,
Иль на жучка, сосущего цветы,И вместе с ним пьешь вечности абсинтИ ювелирные прядешь мечты.
СМЕРТЬ ФАВНА
Я постарел совсем недавно:С полгода лишь тому назад,Когда убил седого фавна,Испрыгавшего райский сад.
Я позабыл, что в жизни главно:Козлиный обрести наряд,И рожки вырастить забавно,И прыгать через палисад.
Когда же я присел, как идол,Скрестивши руки на груди,Себя я с головою выдал,
И жизнь исчезла впереди.Осталась смертная обидаИ глаз сурового Судьи.
ПАРЫ
В мозгу моем космический туман,Сияют звезды, мечутся кометы,И я злорадствую, как Ариман,И бесполезные даю советы
Своей душе, увидевшей обманИ жаждущей найти себе просветы.Но всюду из воды торчит кайман,В кромешной тьме жонглируют поэты
Давнымдавно увядшими словами,Не выражающими ничего.И я лежу, окутанный парами,
И всё вокруг меня мертвыммертво.И чайки бьются в паруса крылами,И распято на мачте божество.
ПОЛУНОЩНАЯ
Ночь. Над мертвыми лампадаТеплится, как звездный глаз.Спящего не видно ада:За окошком свет погас.
Вижу трепетные рукиЯ на желтом одеяле.Жизни всей умолкли звуки,Как в операционном зале.
Мы в кладбищенской капеллеБудто бы лежим давно,Только сердце в тощем телеБьется, как комар в окно.
Я молюся полатыни,Бог внимает мне в тени,Все мои со мной святыни, –И уходят в вечность дни.
Временами страх ледяныйСердце, как клешней, сожмет,Но я стих слагаю пряный, –И проходит в сердце гнет.
Я вздохну, и Ангел спящийГлянет на меня со сна,Мир начнется настоящий,Вечность синяя видна.
Этот сумрак полуночный,Эти вещие глазаВыше жизни лоскуточной,В них бессмертия слеза.
Перед мертвыми лампадаТихо теплится в тиши,Ничего уж мне не надо,Кроме бдения души!1950
КРИК В НОЧИ
В груди моей узлы кровавых змей,В мозгу моем классический камей,В ногах моих чистилища шипы,И я считаю с мукою стопыСвоих в железо кованных стихов,Но не хватает мне уже верхов.И чаще всё ползу я по низамИ предаюсь печали и слезам.О, Ангел Божий, принеси ГраальИ утоли навек мою печаль.Я думал, что спастись могу и сам,И часто я не верил небесам:Пугали звездные меня нули,И спозаранку сжег я корабли.Я инфузория, – и океанНе слышит мой мучительный пеан!
ВИДЕНИЕ
Блестит асфальт, а на асфальте лужи,И мелкий дождь в них каплет, как алмаз,Но с лужами и с дождиком я дружен. Ведь я не только честный богомаз:Я мир люблю любовию ФранцискаИ от деталей прихожу в экстаз. Другие все без солнечного дискаПопрятались под черными зонтами,А я, в дожде косом не видя риска, Стою над лужей с тихими мечтами,Глядя на блеск, глядя на преломленья,Глядя на лик свой, как глядел Гаутами. Как хороши на луже отраженьяБезлиственных кораллов спящих лип:Как вены голубые привиденья, Как черный, притаившийся полип,Как кружево портретов древних в Прадо.И ни малейший не мешает скрип. Всё нереально, ничего не надо,Ни слов уже, ни солнца, ни кистей!Я – опьяненная теперь менада, Я – кружево задымленных ветвейВ великолепном в луже отраженьи, –И так хотелось бы до крайних дней Запечатлеться в суетном мгновеньи.
НИЛЬСКАЯ ФАНТАЗИЯ
Зыбилась рожь. Порхали мотыльки.И жаворонки пели в небесах.Синели меж колосьев васильки. И было равновесье на весахДуши: ни зла господства, ни добра,И тайны все сокрылись в камышах. Но не было и нас уже: с утраВремен мы сладко спали в пирамидеЗа изваяньем истукана Ра. И души лишь в совсем незримом видеВитали меж колосьев золотых,Как мотыльки, что спали в хризалиде. И слышался веков печальный стих...Но вдруг вблизи раздались чьито стоны,И шелест золотых колосьев стих. И косарей нагих на желтом склонеУзрели мы с цепями на ногах,Под свист бичей работавших в полоне: И выжжено тавро на их плечах.Как в пирамидное всё было время,Исчезнувшее уж давно в веках. Тисками охватило будто темяОт всколыхнувшихся внезапно дум, –И предпочли небытия мы бремя, Где никакой не страшен уж самум.
РАЗДВОЕНИЕ
Я выхожу по временам из телаИ на себя гляжу со стороны,Как в зеркало глядят, когда нет дела. И страшны мне потертые штаны,И выцветшая, смятая рубаха,И разлохмаченные седины, И облик весь, от скуки и от страхаНапоминающий засохший гриб.И кажется мне, что давно уж плаха Приять должна б того, кто так погибВ бездействии, как этот человекС глазами вяленых на солнце рыб. И он мне всех противнее калекИ торжествующих чертей Энзора:Ведь я классический по духу грек, И чужды мне Содомы и Гоморра.Но я устал от сотни хризалид,Устал от материального позора! И всё же это мне сужденный вид,И я вернусь под шутовскую маску,В объятия суровых Немезид, Чтоб досказать таинственную сказкуВ железной вязи дантовских терцин.Я заслужил лазури вечной ласку, Низверженный я Божий Серафим!
ПАСТУХ