Мгновение длиною в бездну. Рождение Топаз. Книга 1 - Надежда Башлакова

в руках у вожака разбойников был деревянный меч, который тоже вполне мог стать причиной смерти, хотя пока ещё ему убивать не разу не приходилось, и жертвенную дань кровью он пока ещё не вкушал. Но у человека державшего его, не было стремления убить девушку или хотя бы покалечить её. У него на неё были совершенно другие планы, менее зверские и более заманчивые, ведь она могла ему ещё пригодиться.

Но как разбойник не старался достать её, как не пыхтел от натуги, Топаз непременно ускользала от его меча, казалось бы из такой ситуации, когда ускользнуть не было никакой возможности. Её гибкости, быстроте и грации могла позавидовать любая кошка.

Гелео довольна урчала. Словно она была учительницей, а Топаз всего лишь прилежной ученицей.

И каждый раз, когда Топаз уходила от удара, оказываясь то сзади противника, то сбоку от него, она награждала разбойника лёгким, но метким и вполне ощутимым шлепком своей палки, и каждый раз аккурат по мягкому местечку чуть пониже поясницы, чем вызывала взрыв всеобщего хохота. Эта сцена так заинтересовала присутствующих, что все уже успели позабыть при каких таких обстоятельствах им, собственно, и довелось познакомиться. Они не слышали ржания раненых лошадей и забыли про свои собственные раны, и даже прореха с обеих сторон парды незаметно уменьшилась.

Быстроте своей, Топаз выучилась не в храме, это свойство появились у неё как–то само собой сразу после того, как она пришла в себя после неудавшегося самоубийства, а точнее, когда у неё вновь появилась полноценная способность двигаться и ходить. В то самое время к ней принесли раненого котёнка парды, которого впоследствии она и назвала Гелео. Котёнка она выходила вместе с Почтеннейшим, и, как не странно, но это возымело желанное действие, не закончившись обычными бессмысленными попытками. И впоследствии, он, то есть она, стала её верной подругой на долгие и долгие года, какие именно никто толком сказать не мог, так как никто точно не знал, сколько в действительности живут парды, будь то на воле или в неволе, где они так вообще проживали считанные дни. Но в то же время Гелео находилась с Топаз в одной упряжке уже почти пять лет. Что это? Чудо?

Заметно запыхавшись, в то время как Топаз дышала ровно и слажено, разбойник резко остановился.

— Всё, хватит. Достаточно ломать эту комедию. — Он примирительно поднял руки вверх, предварительно кинув меч на землю.

— Что бабы испугался? — Выкрикнул кто–то из толпы.

Их предводитель, по–видимому, уже бывший, злобно сверкнул глазами в толпу, выискивая оратора с чувством юмора и тяжело дыша от быстроты движения и напряжения.

— Ну, и чья Правда взяла? — Ухмыляясь, поинтересовалась Топаз, опираясь на свою палку и слегка согнув правую ногу в колене. Спокойная и невозмутимая.

Гелео уже во всю тёрлась о её ноги, победно мурлыкая. Зрелище было то ещё.

— Твоя Правда, красавица. — Ему, что вполне естественно, было неприятно это признавать, но, несмотря на все свои разбойничьи замашки, по натуре своей он был парень честный и не плохой. Но жизнь, она ещё и не такому научит, если злая судьба мачеха лишит родителей в младенчестве и выкинет крохой в лес на произвол судьбы. Вот там–то, если повезёт, конечно, и тебя не растерзают дикие звери, тебя подберут лесные разбойники и воспитают из тебя настоящего разбойника с большой дороги, главаря бандитской шайки, коим ты возможно и станешь в скором будущем.

— Так что же ты стоишь, на меня уставившись, поклонися дереву и испроси прощения у древесного духа, как и положено по Правде лесной. Ведь кому закон не закон, так не светить ему — палить его станет Солнце, не греть — сожигать преступившего станет Огонь! То были слова Отца Неба Сварога, и не дело нам смертным нарушать его Правду.

Разбойник ухмыльнулся, вытер тыльной стороной ладони залихватские усы и, развернувшись, направился к поверженному дереву.

Но по пути он свернул и вначале подошёл к своему коню, достал что–то из седельной сумки, а затем и к дереву направился, снял шапку, поклонился в самую землю.

— Прости меня, доброе дерево, и людей моих прости. Не по нужде тебя свалили, по злой прихоти. Не на добрую службу твой ладный ствол взяли, а на злую. Но не ведали мы, что творили, и теперь доказана нам истинная Правда. Не держи зла на нас, непутёвых. Коли жив ещё твой дух древесный, не ропщи и не покрывайся суконкой. Выйди, прими моё приношение, да даруй мне прощение. Впредь же обещаю твою поросль не мять, не топтать, детишек твоих не обижать. Да и родню твою, хоть ближнюю, хоть дальнюю, впредь обижать не стану, подрубить будет надобно, перво–наперво испрошу позволения.

Сказав так, положил в сторонке добрый ломоть свежего хлеба с лихвой мазанного маслом и стал ждать.

Да и не только он, все глаза были устремлены на него, да на поваленное дерево. Вот только, если Топаз смотрела на это с чувством исполненного долга, а Джордан непреодолимой веры, то разбойники взирали с любопытством, недоверием и ехидством.

Знать не совсем ещё стёрлись из памяти заветы старших богов, коли всё так по Правде произнесено было, думали Джордан и Топаз одновременно, при том не ведая даже, что каждый из них думает об одном и том же.

И вот, когда люди уже устали от ожидания, потеряли окончательный интерес и частичку веры, произошло не бывалое. Вышла, а не смело выбежала, как бывало в рассказах стариков, из лежачего дерева древесная душа, хромая, болезненная и уставшая, знать не впустую прошло для неё лишение живого ствола. Подковыляла к предложенному угощению, взяла трясущимися старческими руками и не смело уселась полакомиться.

Все, разинув рты, смотрели на это диво дивное, давно не виданное чудо и даже жрец с будущей жрицей рты от удивления раскрыли.

— То предзнаменование Богов. — Дрожащими губами громко прошептала Топаз.

И эти слово словно вывели людей из оцепенения. Люди разом зашевелись, зашептались, а один из разбойников даже вскинул лук, целясь в дух честного дерева. И тут раньше всех среагировала парда. С грозным рыком бросилась она на обидчика слабого, и выпал лук из его обессиленных рук, пустив холостую стрелу в растерявшиеся небеса. Человек же, мёртвым грузом стукнулся оземь.

— Свершилась Правда, взята своя жертва. — Тихо произнёс Джордан.

Глаза всех присутствующих вновь вернулись к древесному духу. А он между тем, с каждым последующим куском лакомства, становился всё крепче, и распрямлялась его горделивая осанка. И вот он доел последний кусок, поднялся, выпрямился и, подняв вверх руки–ветви, слегка приподнялся над землёй и совсем растаял, отправившись в светлый ирий, на небесный остров Буян, на временное пребывание в кроне вечного мирового дерева.