Игра в … - Эльчин Гусейнбейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Ладно, говорю, слушай… Едешь поездом, колеса весело стучат, чечетку отбивают, трак-так-так, та-та-так-так… Эх, все это было… было, да сплыло… быльем поросло…
– Почему сплыло? – удивляется сын.
– Враги заграбастали… Пятеро братьев нас, а мать, ждавшую нас, не смогли защитить…
Говорю, и глаза наливаются слезой, и сквозь туман проступает дальний берег Аракса, и у ворот нашего дома стоит наша седая мама, не дождавшаяся сыновей… Когда-то вот также она стояла на берегу, беременная мною, и живущая ожиданием моего рождения… И я в те времена, еще до рождения, прислушивался к ее душе, думам, и обретал облик, соответствующий ее чаяньям. И потому, наверно, я пошел в маму. И любовь моя к братьям и сестрам моим согрета той пронзительной нотой, что мы все вышли из единой утробы, из материнского лона, и мама так же, как меня, носила их в себе, под сердцем, а после лелеяла и пела те же колыбельные песни, кормила молоком из той же груди, ласкала, забавила теми же руками, любила тем же маленьким и верным сердцем, – и при этой мысли я преклоняюсь с нежностью к моим братьям и сестрам. Не представляя всего этого, не додумываясь до сокровенной сути кровной общности, причастности к единой любви, породившей тебя и их на свет, наверно, нельзя проникнуться любовью к ним… Ты обречен любить их, как бы продолжая в себе родительскую любовь к ним.
– Когда я вырасту, я прогоню врагов из тамошних мест, – говорит мой сын с детской наивностью и решимостью.
– Да… и когда мы вернемся в наше село, то обязательно перевезем останки матери моей туда… чтобы похоронить рядом… с моим отцом.
Так говорю сынишке и тащу его за руку. Спешу вернуться домой. Открываю железную дверь. Вхожу во Двор.
Навстречу мне выбегают квочки пенсионного возраста. Какая там погода, у нас в селе? – думаю. – наверно, солнышко выглянуло, – заключаю сам за синоптиков. А на улице – сыро, к дождю.
На одинокие могилы, наверно, сеется дождь…
Горлица
На обоях моей квартиры была изображена Преисподняя. Не хватало только падающей с неба горящей кареты. Мы с женой купили обои на базаре поселка «8-ой км» и были счастливы так, что даже не заметили рисунок. Вот и гости диву давались нашему вкусу.
Перед глазами возникали желтые языки пламени.
Приподнимаюсь. Сидящий у меня в глотке Черт кажется заиграл хвостом, начался приступ кашля.
Ложусь. Постепенно опускаюсь на дно ущелья. Иероглифы кувыркаются в воздухе. Карабкаюсь на верх, не хватает сил. На вершине горы восседает Будда.
Сенсей Акутагава протягивает мне руку – Держись, ты сможешь!
– Будда? Откуда взялся Будда? – спрашиваю.
– Ты же сам хотел. Говорил, что выбрал буддизм, если бы это зависело от тебя. Буддизм – самая совершенная религия человечества.
– Да…припоминаю….
Пытаюсь дотянуться рукой, скольжу, совершая тройное сальто, медленно падаю вниз.
Где-то слышен голос дочери:
– Папа, тебя к телефону!
Я барахтаюсь в кипящем озере, задыхаюсь… На поверхности быстро испаряющейся воды качаются кувшинки.
– Папа, тебя к телефону…., – голос дочери теперь уже близко.
Черт в глотке опять задумал какие-то игры. Снова кашель.
– Тебя к телефону!
Я хлопаю глазами.
Некоторое время дочь постояла над моей головой затем вышла из комнаты, хлопнув дверью. Шум двери раздался в моей голове эхом звенящей кастрюли.
Неделю назад моя дочка точно так же болела. Я исполнял все ее капризы, чтобы хоть как-то облегчить ей страдания. Я готов был расплакаться, когда она звонила мне на работу.
– Доченька, тебе что-нибудь хочется? – спрашивал я.
– Ничего, – отвечала – Все равно все магазины бываю закрыты, когда ты с работы выходишь, наверное и бананов не найдешь…, – немного помолчав добавляла она.
– Найду! – говорил я дочурке, прогуливался под дождем в поисках овощных магазинов и непременно приносил домой два банана.
– Интересно, почему дети не любят своих родителей так, как родители детей? – спрашиваю я у Демона в черном плаще.
– Родители дают жизнь своим детям и всячески эту жизнь оберегают.
– А…..понятно…..
Мне подумалось, что Черт в глотке должно быть тоже в плаще.
– Доктор, отец спит…Доносится голос дочери из кухни. Дальше говорит жена: – Очень мнителен…Теперь он вбил себе в голову, что у него атипичная пневмония. Про Японию, Китай говорит…Будда…иероглифы…
После короткого молчания она рассмеялась и повесила трубку.
– Доктор говорит, что при таких заболеваниях, то есть простуде и высокой температуре человек может болтать все, что угодно, – глядя на меня сказала жена, потом добавила:
– Может хочешь что-нибудь?
Качаю головой. Она молча уходит.
Разве я все еще люблю ее? – подумал я.
Черт расхохотался, началось удушье.
– Сенсей Акутагава?
– Слово Сенсей мне не нравится. Я не святой, – Акутагава говорит.
– Почему Вы все время сомневаетесь в своей любви? – спрашиваю.
– Хочу понять свои чувства….
– Вы хотите сказать что…..
– Да-да, любовь – чувство. Когда чувство уходит, любовь исчезает….
Прямо перед окном ветер раскачивает Чинару. Горлица на ветке, то спрячет голову под крылышко, то лениво что-то склюет. Вот уже пятый день я вижу эту птицу. Нам обоим не спится. Сильный кашель и температура не дают мне уснуть. Почему же не спит Горлица…? Ей, возможно, доставляет удовольствие качаться на ветке. Поэтому и не улетает. Может быть за мной наблюдает и потешается. Поверну голову влево и она за мной повторяет, поверну вправо и она вправо. Наверное, после смерти я буду Горлицей. Реинкарнация…С трудом припоминаю это слово и лишь с четвертой попытки воспроизвожу про себя.
Когда мы только переехали в эту квартиру моя жена показала мне из окна двух Горлиц на Чинаре и сказала:
– Гляди, влюбленные! Птички ворковали и поклевывали друг дружку.
Жена принесла мне чаю. Подошла к окну и посмотрела на улицу.
– Горлица одна осталась, как думаешь, где другая? – спросил я у нее.
Мы оба пристально посмотрели на дерево.
– И правда……я даже не заметила…..
Жена перевела взгляд с Чинары на меня, потом снова посмотрела на птицу, подошла к окну и задернула шторы.
– Может быть Горлица……– она не договорила.
Я полюбил эту слегка ироничную улыбку на ее лице.
– Надо обои поменять! – бросил я вслед выходящей из комнаты жене, даже не посмотрев в ее сторону и принялся размышлять на тему произведений Акутага-вы, пьесу по мотивам которых мне заказали на днях.
Конец апреля 2003
Ахсаггал[9]
– У моего дяди есть пистолет. Поэтому армяне не посмеют придти в наше село.
Эти слова произнес мальчик, которому было не больше 10–11 лет. Голос его задрожал,
