Бронекатера Сталинграда. Волга в огне - Владимир Першанин

«Юнкерс», получив не меньше десятка попаданий, резко пошел вверх, сорвался, завалившись набок, но, взревев всей мощностью двигателя, стал стремительно набирать высоту, разворачиваясь в обратную сторону. Вслед ему вели огонь несколько пулеметов и орудие «Каспийца».

С кораблей отчетливо разглядели, как от близкого разрыва согнуло шасси и выбило колесо, которое звучно шлепнулось в воду. «Каспиец» – герой дня – продолжал вести огонь, пока самолеты не исчезли в туманной дымке над Волгой.

Немецкие самолеты было не просто сбить или даже отогнать от заданной цели, особенно бронированные, хорошо вооруженные Ю-87, с большой точностью метавшие свои бомбы. Сейчас им дали как следует: один самолет догорал, второй – неизвестно, доберется до аэродрома или нет. Лихая атака на рассвете была сорвана, хотя даже сброшенные наспех бомбы разнесли один из причалов, два человека были убиты.

Бомба едва не угодила в блиндаж командира дивизиона Кращенко, вырыв дымящуюся воронку метрах в сорока от входа.

– Кто разрешал? – кричал он, выскочив в нательной рубашке и размахивая пистолетом. – Почему вели огонь остальные суда, кроме дежурного «Каспийца»? Вы что, хотите показать фрицам нашу стоянку? Или Зайцев опять решил прославиться? Ко мне его!

В суматохе из землянки комдива выскочила полуодетая телефонистка и побежала к себе на узел связи. Суматоху усилил молодой часовой, перегородив ей дорогу и выставив штык:

– Кто такая? Пароль.

Девушка, забыв от испуга пароль, переводила взгляд с блестящего штыка в метре от лица на дымящуюся воронку. Из узелка под мышкой выпало что-то из белья. Девушка, покраснев как рак, шарила и никак не могла дотянуться до выпавшего белого комка.

– Пароль, – продолжал требовать мальчишка-часовой, контуженный близким взрывом и растерявшийся от внезапных орудийных выстрелов и пулеметных очередей.

– Ася я… с узла связи, – испуганно шептала девушка, озираясь по сторонам. – Меня товарищ капитан вызывал.

– А почему… – продолжал было допрос часовой, но его перебил начальник караула боцман Ковальчук:

– Опусти винтовку. Ася это, не видишь? Выполняла особое задание комдива. Беги, Ася, к себе.

Часовой во весь рот ухмыльнулся, но Егор Ковальчук прижал палец ко рту:

– Молчать. Ты ничего не видел.

– Так точно!

Тем временем подошли Зайцев и Морозов, козырнули Кращенко.

– Дольше не могли плестись? Вас комдив вызывает, а не Дунька с прачечной. Вы чего стрельбу открыли без команды?

– Отбивали налет вражеских бомбардировщиков, – хмуро отозвался Зайцев. – Один из «юнкерсов» сбит, второй получил значительные повреждения.

– Вы весь дивизион под удар поставили, – продолжал трясти пистолетом капитан-лейтенант. – Через полчаса здесь уже целая эскадрилья «юнкерсов» будет.

– Если появится, примем бой! – огрызнулся Зайцев. – И спрячьте наконец пистолет. Вы по нам или по самолетам стрелять собрались?

Привлеченные шумом, поодаль собрались моряки. Подошел и доложился командир только что вернувшегося «Быстрого». Ждали «Прибоя», который почему-то задерживался.

– Они и так нас обнаружили, – продолжал Зайцев. – И налет уже не первый. Если бы пропустили, то «лапти» прямо бы на ремонтную базу вышли. А там полдесятка судов стоят, в том числе один наш бронекатер и тральщик. Но если отдадите приказ огня не открывать, а вести очень скрытное наблюдение, что ж… выполним. Но оборонять свои корабли предписано уставом.

Слова «очень скрытное наблюдение» вызвали невольный смешок у командиров катеров. Кращенко не пользовался большим авторитетом, проводя почти все свое время в блиндаже, метрах в трехстах от стоянки. Он не участвовал в переправах и прикрытии гражданских судов. Даже когда выбывал из строя кто-то из капитанов, на их место он ставил обычно боцманов.

– Приказ мы хорошо поняли, – подвел итог Морозов, командир «Верного». – Фрицев не тревожить, даже если они ремзавод прилетят бомбить. На зенитной батарее еще две пушки остались, вот пусть они и расхлебываются с «юнкерсами».

– А командный пункт дивизиона с телефонисткой надо подальше в лес перенести, – с трудом сдерживаясь, резко проговорил Морозов. – Там и грибов больше, и самолеты немецкие реже летают.

Капитан «Верного» явно перехватил, нарушая субординацию. Николай Прокофьевич был дважды контужен и ранен. Еще не отошел от последней контузии, когда снаряд насквозь прошил рубку, убил рулевого, а Морозова всем телом ударило о броню перегородки. Неделю отлежал в санбате, потом убедил врача выписать его пораньше, догадываясь, как язвит в его адрес Кращенко и поддакивает комиссар Малкин.

– Снаряд рядом пролетел, а он месяц очухиваться будет. Мимо нас тоже снаряды летают, а мы по госпиталям не отлеживаемся.

– Каждый понимает свой долг по-своему, – морщил высокий, с залысиной, лоб Матвей Борисович Малкин и делал очень задумчивое лицо. – Вы всегда на своем посту, ну а некоторые…

Комиссар лишь развел руками, мол, что с Морозова возьмешь. Согласно приказу о введении в армии и флоте единоначалия, должности комиссаров были упразднены, и Малкин стал замполитом, то есть подчиненным Кращенко. Поэтому и ловил каждое слово своего начальника.

За эти недели бронекатера все долгие осенние ночи работали под артиллерийским огнем на переправах. Каждый рейс, хоть туда, хоть обратно, мог стать последним. И для многих он уже стал – заметно выросло братское кладбище, где к каждой пирамиде был приколочен якорь, сваренный из обрезков металла на ремонтной базе или вырезанный из жести.

Катера получали повреждения, порой тяжелые. Но затонувших и сгоревших пока не было. Везение или опыт бывалых мичманов-командиров бронекатеров? Но все это до поры до времени. Каждый катер уже получил по несколько попаданий снарядов. «Прибой» спасла удача или случайность. Тяжелый снаряд не долетел до цели совсем немного, почти переломил катер пополам, а если бы упал чуть ближе, разнес бы на части со всем экипажем.

Разве отобьешься легкими горными пушками, установленными в башнях старых танков Т-26 или БТ, от тяжелых немецких орудий, укрытых в глубоких капонирах или посылающих гаубичные снаряды из-за холмов?

Башенные пушки могли оказать какую-то помощь, когда приближались к правому берегу и по катерам открывали огонь легкие пушки и пулеметы с верхушек занятых фрицами домов. Да и то старались обойтись без лишней стрельбы, перевозя на борту по сотне-полторы бойцов, боеприпасы или эвакуируя раненых, которых набивалось порой до двухсот человек и больше.

Поэтому с такой злостью, и довольно успешно, отразили катера налет «юнкерсов». А раздраженный выговор Кращенко большинство восприняло верно – боится, бережет себя капитан-лейтенант.

Кращенко, багровея, оглядел командиров катеров. Что, коллективное недовольство? Сговор, во главе которого наверняка стоят хорошо повоевавшие Зайцев и Морозов? Он еще не придумал, что предпринять, когда его позвали к телефону. Вернулся он быстро, коротко объявил:

– Меня снова вызывают в штаб фронта. Командирам «Шахтера», «Верного» и «Каспийца» начать подготовку к ночной операции. Проверить машины, оружие, загрузить полный комплект снарядов и полуторный – патронов к пулеметам. Подробности объясню позже.

И удалился в блиндаж. Побриться, переодеться. Не явишься же в штаб фронта в рубахе и наброшенной поверх куртке. Все обратили внимание, что Кращенко никого не назначил в свое отсутствие старшим. Да и, перечисляя катера, не упомянул ни одной фамилии, явно высказывая недовольство.

– Ну и черт с тобой! – сплюнул Морозов. – Комдив испарился, сами командовать будем. Степан Герасимович! – обратился он к лейтенанту Зайцеву. – Ты старший по званию. Подпиши запрос на склад насчет боеприпасов и горючего.

– Малкин подпишет, – отозвался Зайцев. – Он комиссар, официальное лицо.

– Я теперь замполит, – поправил его Малкин. – Институт комиссаров отменен. Не читали разве?

– Нам только и остается ваши писульки читать. Ночью – на переправе, днем – пробоины латаем. Так что подписывайте, больше некому.

Из штаба фронта Кращенко вернулся озабоченный. Было получено конкретное задание, разговор показался капитан-лейтенанту более жесткий. И само задание предстояло более рискованное и опасное, чем он предполагал.

Ему вручили письменный приказ за подписью заместителя командующего фронтом. Тонкая ниточка надежды, что все обойдется и пошлют кого-то другого, сразу оборвалась. Сообщили, что к вечеру на стоянку прибудет штурмовой батальон, который следовало разместить на трех бронекатерах и доставить к точке, отмеченной на карте у поселка Купоросный. Отплытие в девятнадцать ноль-ноль. По прибытии на место (не позже двадцати трех часов) прикрыть высадку огнем и забрать раненых. Все, конкретней некуда.

Вызывал озабоченность второй пункт приказа. Командиру группы катеров следовало также прикрывать орудийным и пулеметным огнем паром, который доставит с левого берега основную часть десанта. Все это усложняло ситуацию. Одно дело высадить батальон, забрать раненых и побыстрее уносить ноги, а получается, что катерам навязывают долгий бой на берегу, окруженном со всех сторон немцами.