Вожак - Генри Олди

«Мы нашли расу, которую безжалостная эволюция вынудила убивать друг друга. Это вызов гуманизму Ойкумены, перчатка, брошенная в лицо нашей способности объединяться для решения глобальных проблем. Оставить несчастных на произвол судьбы, закрыв их в планетарном гетто, как крыс в вольере? Уничтожить братьев по разуму, которых извилистый путь природы завел в кровавый тупик? Нет! Мы спасем астлан от них самих! Минимум крови, максимум пользы! И еще один народ вольётся в братскую семью… Смеётесь? Шепчетесь? Старик Тит заговорил на манер проповедника? Записывайте, судари мои, запоминайте, делайте конспекты: завтра вам пригодятся мои слова. Как полагаете, такая версия понравится средствам массовой информации? Избирателям? Вашим правительствам? То-то же! Старик Тит дурного не посоветует…»

Председатель Совета объявил, что ждёт всех желающих у себя для консультаций, и закрыл заседание.

– Понравилось?

Бруно отсалютовал маркизу бокалом, словно произнеся тост.

– Нет, – вздохнул Белый Страус.

– Почему?

Спросил не Бруно. Вопрос был задан третьим участником совещания: Яном Бреслау, экспертом при представителе Ларгитаса. Ранее маркиз Ван дер Меер не сталкивался с Бреслау лично и почти ничего не знал об этом человеке. Бреслау, если верить слухам, носил прозвище Тиран и в своё время курировал проект «Шадруван» – величайший провал внешней, а вернее сказать, секретной политики Ларгитаса. Белый Страус не спрашивал у Бруно Трааверна, в какой области помогает ему этот своеобразный эксперт. Опыт подсказывал маркизу: в густой траве прячутся змеи.

– Мне не нравятся все три предложения, – вежливо ответил Белый Страус, хотя ему гораздо больше не нравился сам Тиран. – А вам, господин Бреслау, придётся не по вкусу моё мнение.

– Я бы хотел его услышать, – Тиран вертел в пальцах сухое печенье, превращая лакомство в крошки. – Прошу вас, маркиз.

– Астлантида – печенье…

Гримаса, исказившая породистое лицо Тирана, подняла маркизу настроение.

– Да, печенье, которое не восстановишь из крошек. Нам не нужно ничего решать. Нам надо отойти на приличную дистанцию и начать исследования. Долгие, тщательные, руководствующиеся принципом: «Не навреди!». Это займёт десятилетия, может быть, века. Консервация, уничтожение, технологизация – от любого радикального вмешательства, как по мне, будет только хуже. Я высказался, господин Бреслау. И я знаю, что сильные мира сего не послушают скромного маркиза этнодицеи. Для этого вывода не надо иметь высшее образование и научный титул…

– Не послушаем, – Бруно мотнул головой. – Во-первых, у нас нет времени. Во-вторых, сейчас, как никогда, нужны решительные действия. Это успокоит публику, создаст правильное впечатление: дипломаты знают, что делают. И в-третьих… Перевод грязных, воняющих мертвечиной энергетов к технологиям, чистым продуктам разума. Да еще и с разрешения Совета Лиги! Энергетика астлан, конечно, завязана на их физиологию, но не в такой кошмарной степени, как у помпилианцев или брамайнов. Значит, перевод осуществится гуманно, без геноцида, мягкими средствами. Судьба подбрасывает нам исключительный козырь, маркиз. Можем ли мы его упустить? Напротив, мы вцепимся в него зубами и когтями…

– Зубами, – кивнул Якоб Ван дер Меер. – Когтями.

– Чистыми продуктами разума, – закончил за него Тиран. – Вы же это хотели сказать, правда? Вы – умный человек, маркиз. Опытный, а значит, циничный. Вам ли не знать, как эволюционируют клыки на путях цивилизации?

– Ты не вегетарианка?

– Что?

Вопрос застал Изэль врасплох: астланка любовалась окружающим интерьером, и это занятие поглотило её целиком. Ресторан представительства был оформлен с помпезной роскошью имперского ампира. Полукруглые арки нефов, колонны, пилястры; бесчисленные барельефы, золото орлов, тяжелый бархат портьер. На балюстраде второго этажа – копии скульптур древности, хранящихся в музеях метрополии. К голографиям здесь относились с презрением: всё материальное, хоть и не всё – из мрамора и гранита. Пластимитатор на ощупь отличали от натурального камня лишь специалисты-тактильщики.

Изэль зачарованно разглядывала пышное великолепие, а Марк в свою очередь разглядывал Изэль. Я впервые вижу ее в платье, признался он себе. Фаг меня заешь! Если это подарок доктора Лепида, доктор ошибся в выборе профессии. Игги Добс ночами не спит, рыдает: где Лепид?! Боргосский шёлк облил фигуру астланки морской волной. Сапфир, изумруд – сполохи переливались в приглушенном свете плазменных «солнышек». Проходя с Изэлью к выбранному нефу, Марк ловил на себе завистливые взгляды мужчин.

– Ты не вегетарианка?

– Нет.

– Я закажу свинину, тушёную с черносливом.

– Хорошо.

– О, она ещё и с орехами, – притворяясь гурманом, Марк изучал меню в голосфере. – Отлично! Гарнир из спаржевой фасоли… Ты любишь фасоль?

– На твой вкус.

– Что будешь пить? К мясу рекомендуют красное вино.

– Нет-нет!

Изэль выставила перед собой ладони, словно защищаясь.

– Белое? Розовое?

– Я не пью вина!

– Что, совсем? Ладно, тогда и я не буду. Тем более я на службе. Вишнёвый фреш устроит?

Названия блюд были Марку в большинстве своём незнакомы. Он выбирал то, в чём не сомневался, основываясь на прочном фундаменте – маминой кухне. Заказ, подтверждение, и меню растаяло в воздухе. Спустя минуту из стола, как пара гейзеров в хрустальной оболочке, восстали два бокала с пенящимся фрешем.

Изэль вздрогнула от неожиданности:

– Я ждала, что ты позовёшь официанта…

Марк мысленно обругал себя за тупость: в ресторане имелась VIP-зона с живой обслугой, а он недавно получил наградные. Система самоочистки, ресторанная автоматика – так прослывёшь столичным фанфароном, которому только дай распустить хвост перед барышней из провинции…

– У вас есть линия пневмодоставки, – он старался говорить как можно беззаботнее. – Считай, это её младшая сестра.

Изэль взяла бокал. Медля сделать глоток, она с неприятной настороженностью уставилась на круглое блюдце. По краю блюдца шла тонкая золотисто-голубая каёмка.

– Нет, – повторила она.

И резко сменила тему:

– Вы не уходите в солнце.

– С чего бы такие выводы?

Она не меняла темы, вдруг понял Марк. Еще ничего в своей жизни он не понимал так ясно, так обречённо и беспощадно. Она ведет одну-единственную тему, будто сошедший с ума музыкант. Всё остальное – мокрая тряпка, спаржевая фасоль, платье из шелка – не имеет для астланки ровным счётом никакого значения. Пустяки, цепочка случайностей, способ убить время. Ища, что сказать, и не находя слов, Марк следил, как Изэль осторожно, едва ли не с благоговением, касается тонкого края блюдца. Простой фаянс под её пальцами облагораживался до уровня священной реликвии.