Гарри Поттер и испорченный ребёнок - Джоан Роулинг

ГАРРИ: Да, я знаю. Дело не только в этом.

ГАРРИ смотрит на АЛЬБУСА.

У тебя уже всё в порядке, Альбус?

АЛЬБУС: Нет.

ГАРРИ: Нет… И у меня тоже.

АКТ ТРЕТИЙ, СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ

СОН, ГОДРИКОВА ВПАДИНА, КЛАДБИЩЕ

ГАРРИ-ПОДРОСТОК стоит, обводя взглядом кладбище, покрытое букетами цветов. В руке у него небольшой букет.

ТЁТЯ ПЕТУНЬЯ: Давай, иди, клади этот бурьян и уходим отсюда. Я уже ненавижу эту паршивую деревушку — не знаю, кому в голову пришло её назвать Годриковой впадиной; как по мне, это средоточие скверны скорее стоило бы назвать Безбожниковой впадиной… Давай, давай, шевелись!

Он подходит к могиле и некоторое время стоит рядом с ней.

Быстрее, Гарри! У нас нет на это времени, у Дадличка сегодня собрание бойскаутов, ты же знаешь, как он не любит опаздывать!

ГАРРИ-ПОДРОСТОК: Тетя Петунья, мы ведь последние из их родственников, кто остался в живых, так ведь?

ТЁТЯ ПЕТУНЬЯ: Да. Ты и я. Да.

ГАРРИ-ПОДРОСТОК: Неужели не было никого, кто любил бы их, восхищался ими? Ты говорила, что у них совсем не было друзей?

ТЁТЯ ПЕТУНЬЯ: Лили — царство ей небесное! — пыталась завести друзей, но она отпугивала людей само́й своей сутью, хотя в этом не было её вины. У неё были такие повадки, у неё были такие манеры, у неё был такой способ проявления себя. А вот твой отец… Неприятный был тип. Исключительно неприятный. Не было у них друзей. Совсем никого.

ГАРРИ-ПОДРОСТОК: Тогда я не понял, откуда столько цветов? Почему у них вся могила в цветах?

ТЁТЯ ПЕТУНЬЯ оглядывается и словно в первый раз замечает все цветы, и это ей трогает до глубины души. Она подходит к могиле сестры и присаживается рядом. Она пытается справиться с нахлынувшими чувствами, но у неё ничего не получается.

ТЁТЯ ПЕТУНЬЯ: А… Ну, да, немножко цветов… Наверное, ветром с других могил занесло. Или кто–то решил пошутить. Да–да, наверняка какой–то молодой бездельник, у которого слишком много свободного времени, обошёл окрестные могилы, собрал цветы и положил их сюда.

ГАРРИ-ПОДРОСТОК: Но тут везде их имена — «Лили и Джеймс, мы никогда не забудем того, что вы сделали…», «Лили и Джеймс, ваше самопожертвование…»

ВОЛАН–ДЕ–МОРТ: Я ощущаю запах вины… Хм, здесь просто не продохнуть от вины.

ТЁТЯ ПЕТУНЬЯ (обращаясь к ГАРРИ-ПОДРОСТКУ): Уходи! Уходи отсюда!

Тянет его за собой. Рука ВОЛАН–ДЕ–МОРТА взлетает в воздух над могилой Поттеров, остальное тело следует за ней. Мы не видим его лица, но тело принимает какую–то ужасную бугристую форму.

Я так и знала, что здесь опасно… Чем раньше мы покинем Годрикову впадину, тем лучше…

Она пытается стянуть ГАРРИ-ПОДРОСТКА со сцены, но тот поворачивается — и наталкивается на взгляд ВОЛАН–ДЕ–МОРТА.

ВОЛАН–ДЕ–МОРТ: Ты до сих пор можешь видеть моими глазами, Гарри Поттер?

ГАРРИ-ПОДРОСТОК в смятении покидает сцену, а из–под плаща ВОЛАН–ДЕ–МОРТА выглядывает АЛЬБУС и в отчаянии тянет руку в ту сторону, куда ушёл отец.

АЛЬБУС: Папа! Папа!..

Слышатся слова на Змеином языке.

Он грядёт… Он грядёт… Он грядёт…

Слышен вопль.

И затем откуда–то из глубины сцены доносится шёпот, слышный каждому находящемуся в зале.

Эти слова произносит голос, который нельзя спутать ни с одним другим: голос ВОЛАН–ДЕ–МОРТА…

Га–а–арри Пот–т–т-т-тер…

АКТ ТРЕТИЙ, СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ

ДОМ ГАРРИ И ДЖИННИ ПОТТЕРОВ, КУХНЯ

ГАРРИ чувствует себя просто ужасно. Когда он размышляет над тем, что означают его сны, у него перехватывает дыхание.

ДЖИННИ: Гарри? Гарри! Что это было? Ты так кричал…

ГАРРИ: Мои сны… Они не прекратились.

ДЖИННИ: Никто и не думал, что они сразу прекратятся. Это было очень тяжёлое время.

ГАРРИ: Но я никогда не был в Годриковой впадине с Петуньей!

ДЖИННИ: Гарри, ты правда меня пугаешь!

ГАРРИ: Он до сих пор здесь, Джинни.

ДЖИННИ: Кто до сих пор здесь?

ГАРРИ: Волан–де–Морт. Я видел Волан–де–Морта с Альбусом.

ДЖИННИ: С Альбусом?..

ГАРРИ: Он — то есть Волан–де–Морт — сказал: «Я ощущаю запах вины, здесь просто не продохнуть от вины». Он говорил это мне.

ГАРРИ глядит на неё и касается своего шрама. У ДЖИННИ вытягивается лицо.

ДЖИННИ: Гарри, неужели Альбус всё ещё в опасности?

Лицо ГАРРИ заливает бледность.

ГАРРИ: Думаю, мы все в опасности.

АКТ ТРЕТИЙ, СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ХОГВАРТС, СПАЛЬНЯ СЛИЗЕРИНА

СКОРПИУС опирается на изголовье кровати АЛЬБУСА и зловеще шипит.

СКОРПИУС: Альбус… Эй, Альбус!..

АЛЬБУС не просыпается.

АЛЬБУС!

АЛЬБУС подхватывается в испуге. СКОРПИУС смеётся.

АЛЬБУС: Просто кайф. Очень приятный способ просыпаться, и совсем не страшный.

СКОРПИУС: Знаешь, это чрезвычайно странно, но с тех пор, как я попал в самое зловещее место из всех, что только можно вообразить, я стал настоящим спецом по страху. Я — Скорпиус Бесстрашный! Я — Малфой Безмятежный!

АЛЬБУС: Да куда та́м…

СКОРПИУС: Я имею в виду, что если бы меня раньше задержали и подвергли постоянному наказанию, то это меня сломало бы, но сейчас… Ну что они нам могут сделать хуже того, что мы видели? Вернуть Волди — Молди и заставить его пытать меня? Нет у них методов против нас.

АЛЬБУС: Знаешь, когда у тебя хорошее настроение — это кошмарное зрелище…

СКОРПИУС: Когда ко мне сегодня на уроке Зелий подошла Роза и сказала, что у меня мозги из мякиша, я чуть не обнял её. Ну, не то чтобы «чуть», на самом деле я действительно попытался её обнять, но она меня пнула по щиколотке.

АЛЬБУС: Я уже не уверен, что бесстрашие полезно для твоего здоровья.

СКОРПИУС глядит на АЛЬБУСА, его лицо становится задумчивым.

СКОРПИУС: Альбус, ты даже не представляешь себе, как здоро́во было сюда вернуться. Там было на редкость жутко.

АЛЬБУС: Не считая того, что тобой немного увлеклась Полли Чепмэн.

СКОРПИУС: Седрик был совсем другим — жестоким, опасным. Мой отец делал всё, что ему приказывали. А я? Представляешь, оказалось, что может существовать другой Скорпиус! Высокомерный, злой, подлый… Меня люди пугались. Похоже было на то, что мы все проходили испытание и все провалили его.

АЛЬБУС: Но ты всё изменил. У тебя был шанс — и ты смог всё вернуть на круги своя. Вернуть себя прежнего.

СКОРПИУС: Только потому что знал, кем мне суждено быть на самом деле.

АЛЬБУС пытается это осознать.

АЛЬБУС: Думаешь, меня тоже испытывали? Нет, ну правда?

СКОРПИУС: Нет. Ещё нет.

АЛЬБУС: А вот и ошибаешься. Моя глупость заключалась не в том, что я переместился в прошлое: такую ошибку может совершить любой. Она заключалась в самонадеянности, которая заставила меня отправиться туда ещё раз.

СКОРПИУС: Альбус, мы оба туда перемещались!

АЛЬБУС: Но почему я так зациклился на этой мысли? Ради Седрика? Да ну, ерунда. Просто я хотел что–то доказать. Мой отец прав: его не спрашивали, хотел ли он во всём этом участвовать. Это полностью моя вина, и если бы не ты, всё могло бы полететь Тьме под хвост.

СКОРПИУС: Но не полетело. И тебя за это следует поблагодарить так же, как и меня. Когда дементоры забрались ко мне в голову, Северус Снегг сказал мне, чтобы я думал о тебе. Пускай тебя там и не было, Альбус, но ты сражался — сражался бок о бок со мной.

АЛЬБУС кивает. Он тронут.

И идея спасти Седрика — кстати, довольно неплохая сама по себе — по–любому родилась не в моей голове, хотя, ты же знаешь, нам определённо не сто́ит к этому возвращаться.

АЛЬБУС: Да. Конечно. Я очень хорошо это понял.

СКОРПИУС: Отлично. Тогда ты сможешь помочь мне это уничтожить.

СКОРПИУС показывает АЛЬБУСУ Маховик времени.

АЛЬБУС: Мне почему–то показалось, что ты всем говорил, что он остался на дне озера…

СКОРПИУС: А оказалось, что Малфой Безмятежный — порядочное брехло.

АЛЬБУС: Скорпиус, нам нужно кому–нибудь о нём рассказать…

СКОРПИУС: Кому? Министерство однажды уже его прикарманило — ты правда веришь, что они не захотят сохранить его ещё раз? Одни лишь мы с тобой ощутили, насколько он опасен, и это значит, что мы с тобой и должны его ликвидировать. Чтобы никто не мог сделать того, что мы сделали, Альбус. Никто. Довольно! (с лёгкой ноткой высокомерия в голосе) Настал час оставить в прошлом возможность вертеть временем!

АЛЬБУС: Тебя же просто прёт от этой фразы, признайся.

СКОРПИУС: Весь день над ней работал.

АКТ ТРЕТИЙ, СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ