Слабое место жесткого диска (сборник) - Петр Северцев

– Ты достала меня, тварь, – шипел он, – умная тварь! Змея! Стерва! – послышался звук удара, и мадам слабо вскрикнула.

– Стоять! – прикрикнул Матвей на кого-то, кто наверху лишнего двинулся, и я понял, что больше бездействовать не могу.

Наверху избивали женщину, которой я начинал серьезно восхищаться, и вопреки кричащему внутри здравому смыслу я вышел из-за двери, еще раз проверил пистолет, проклял день, когда стал частным сыщиком, и тихонько пошел наверх.

Открывшаяся моему взгляду картина впечатляла.

Курилов, с окровавленным лицом, сам босс, заносящий руку над лицом Валентины, Матвей, опустивший автомат и с ухмылкой глядящий на эту сцену; оба парня стояли у окна, вглядываясь наружу, а Наумов и Пегий ютились в углу.

Катя стояла, прижатая к стене одним из парней Гановера, а три остальные девушки внимательно и испуганно наблюдали за происходящим из второго угла.

– Стоять! – приказал я достаточно громко, чтобы все услышали, и направляя пистолет в широкую черную спину Огородникова.

Все замерли. Я почувствовал, как капля пота рождается у виска и начинает стекать по скуле вниз.

– Я пришел сюда поговорить с вами, – медленно и отчетливо выговорил я, ощущая катастрофическую нехватку еще двух-трех глаз, чтобы наблюдать за каждой группой в отдельности. – Мне не нужны деньги, я не хочу никого убивать, и вообще мне ни от кого ничего не нужно.

– Чего же ты тогда пришел? – спросил медленно остывающий, но все еще багровый Огородников, отворачиваясь от закрывшей глаза Валентины и поворачиваясь ко мне. Он так и не привстал, опасаясь сделать резкое движение.

– Ты кто такой, мужик?! – потребовал ответа Гановер, впиваясь в меня взглядом. – Как сюда прошел?

– Живу я здесь, – ответил я. – Дача моя. Кстати, несколько лет копил. Так что, пожалуйста, осторожнее.

– Вы что, уроды, – брезгливо усмехнувшись, Огородников повернулся в сторону Михаила и Анатолия, – назначили встречу и не проверили, есть здесь хозяин или нет?!

Те сглотнули.

– На самом деле, я не просто хозяин этой дачи. Я частный детектив. Мареев Валерий Борисович. Меня наняла Валентина Павловна, чтобы я нашел сбежавших проституток и украденные деньги.

Говоря все это, я шарил взглядом по всем присутствующим, в любой момент ожидая тройной атаки со стороны Гановера и его ребят. Никаких иллюзий на этот счет у меня не было; я знал, что единственный мой козырь – разговор. Я должен был потянуть время.

– И что? – спросил Огородников, выпрямляясь. Я заметил, что Гановер перекинулся краткими взглядами с обоими парнями.

– Я могу предоставить вам доказательство того, что Валентина Павловна говорила правду… и закончить ее мысль.

– Опустите пистолет, – скомандовал Огородников, глядя мне прямо в глаза.

Взгляд у него был тяжелый, глаза пронзительно-черные.

Я молча убрал пистолет под куртку.

Огородников довольно кивнул, сел на стул и, сделав знак Гановеру, означавший, наверное, «пока не трогать», снова уставился на меня.

– У нас тут планируется веселый вечер, – сказал он. – Ну?.. Я слушаю!

И тогда я пошел ва-банк.

– Если вы позвоните в отдел криминальной хроники любой красноярской газеты, сможете узнать, что Иван Курилов, отец Андрея, погиб три дня назад при весьма неблагоприятных обстоятельствах. Его, скорее всего, застрелили. Точно я этого не знаю, но факты говорят сами за себя – красноярская группировка не знает, где машины с КПК. Пропали они, а у вас пропали сто пятьдесят тысяч долларов. – Тут я понял некоторую недостаточность своих аргументов, и осознал, как же все было на самом деле.

Это было похоже на сон – озарение, ставшее наградой за мои двухдневные мучения и теперешнее напряжение; я говорил и на ходу все глубже и глубже проникал в подоплеку происходящего, и сам понимал, что сказанное мной – правда.

– Да, у вас пропали сто пятьдесят тысяч долларов. Но если бы это была вся сумма пропажи, то ваша версия имела бы право на существование. Но пропали и остальные шестьсот пятьдесят тысяч, приготовленные для дальнейшей проплаты по факту получения КПК! И никто из здесь присутствующих не мог украсть их из вашего личного сейфа!.. Или я не прав?

У Огородникова дернулась щека.

– Правы, – сказал он.

– Потому что это сделал ваш сын! – продолжал я, не давая ему опомниться. – Он и Курилов посчитали, что настала пора сместить своих родителей и заняться делами самостоятельно, без опеки стариков. Но Курилов просто убрал своего отца, а ваш сын на такое пойти не мог. Он считал, что достаточно будет подорвать ваш авторитет, а ему потом выступить в роли нашедшего и возвратившего деньги и товары!.. Но он успел взять только деньги из сейфа, а с остальным просчитался, как просчитался и Курилов, и как теперь просчитываетесь вы – он не мог учесть, что материалы, которые Валентина Павловна собирала для своей защиты на случай вашего силового воздействия, будут у нее украдены, – он просто не знал о них ничего! А двое сообщников, о которых я пока умолчу, воспользовались информацией и разработали план. И когда Курилов отправился за забытыми документами, один из них убил вашего сына! – Валентина согласно кивнула, девочки замерли не дыша – перед ними открывался истинный смысл происходящего; Огородников слушал внимательно и молчаливо, Гановер, кажется, также начал что-то вспоминать и просекать.

– Одновременно с этим этот человек уговорил помочь в краже этих женщин, называя очень заниженную сумму, и они согласились помочь. В общем-то они только выполняли свою работу и при убийстве не присутствовали и о нем не подозревали, как не мог подозревать и Курилов, который с чистой совестью вернулся в кабинет, чтобы продолжить переговоры с вашим сыном, переговоры, которые должны были рано или поздно привести к вашей смерти!

– Что, по-твоему, было дальше?! – рявкнул Огородников, ладони его сжимались и разжимались, выдавая недоверие, волнение и гнев.

– Дальше эти двое оставили проституток без денег и бросили их. Более того, они наняли двоих, чтобы те убили их – лишние свидетели не нужны никому. Случилось так, что нанятые были убиты сами, и тогда двое сообщников сообразили, что, начав вас шантажировать с помощью украденных у Валентины Павловны кассет, они получат еще больше и заодно смогут избавиться от самой Валентины и четверых женщин, выдав их вам. Они договорились с Катериной о том, что привезут и отдадут ей Валентину Павловну, которую она считает виновной в смерти своей семьи. Они планировали эту операцию спокойно и тщательно, и наверняка у них на все найдется своя версия и свой рассказ.

– Кто они? – тяжело спросил Гановер.

– Сейчас, – кивнул я. – Сейчас я скажу. Только сначала я должен обеспечить одному из этих людей смертный приговор.

Слегка развернувшись к Катерине, лицо которой в продолжение моего рассказа все более бледнело, я выразительно и быстро заговорил только для нее.

– Помнишь, ты все искала тех, кто вырезал твою семью еще пять лет назад, когда массажно-оздоровительный салон «Элита» подыскивал себе место для второго филиала? – Я видел, как стремительно бледнели практически все присутствующие, каждый думая о своем и по-своему воспринимая произносимые мною слова. – Так вот, я могу указать тебе на того, кто сделал это – я развернулся к Огородникову. – А вам на того, кто убил вашего сына, а день спустя – четверых посланный вами людей! – и ткнул пальцем в стоящего в углу «жонглера».

То, что случилось вслед за этим в ближайшие несколько секунд, навсегда вошло в мои ночные кошмары: Огородников вскочил, собираясь, очевидно, что-то приказать; не ожидая никакого приказа, Матвей и еще один из парней дернулись вперед, но долго выжидавший нужный момент циркач был быстрее; руки его взметнулись вверх, я инстинктивно отшатнулся только тогда, когда оба – и парень с автоматом, и сам Гановер – начали оседать на пол, хрипя и разбрызгивая кровь из пробитых метательными ножами шей. А еще через долю секунды, когда яростный крик Катерины «Ты мне ответишь!!» смешался с хрипом умирающих и неразборчивыми криками и визгом остальных присутствующих, я крикнул «Ложись!» – и прыгнул вперед, надеясь свалить стул, на котором сидела Валентина. Врезавшись в Огородникова, я заодно свалил и его, и именно в это мгновение второй из парней Гановера, обрызганный кровью, с выкатившимися от напряжения и ужаса глазами начал веером стрелять из автомата, не заботясь ни о чем, кроме сохранения собственной жизни, – и вокруг настал кромешный ад.

Катя вскрикнула от резкой боли, что-то бешено выкрикнула, я попытался перевернуться, вытаскивая чертов пистолет, и понять, что вокруг происходит. Перед моими глазами свалился автоматчик с кинжалом в груди, а вслед за ним – попадали девки, до того жавшиеся в углу, – и, кажется, попадали не по собственной воле; в любом случае, в тесной комнате уже было слишком много крови и трупов, включая погибшего первым от автоматной очереди Михаила, которому пуля обезобразила лицо.