Грязные игры - Фридрих Незнанский

Видимо, все эти эмоции отразились у меня на лице, потому что Костя участливо похлопал меня по плечу и сказал:

Ну ладно, не убивайся так. С кем не бывает!

Вернувшись от Меркулова, я сразу позвонил Грязнову:

Ну как, есть новости?

Трудно сказать, Саня. И да и нет.

Что это значит?

А то, что все названные тобой люди уволи­лись из органов внутренних дел.

Все трое?

Да.

А где они сейчас?

Расулов уехал в Томск, где у него проживает родной брат. Митрохин переехал на постоянное жи­тельство в государство Израиль.

Куда?

В Израиль. У него жена еврейка.

А-а...

Но самое интересное — с сержантом Тепло­вым. Турецкий, держись за стул.

Держусь.

Теплов устроился работать в Национальную федерацию хоккея.

Что-о?!

В трубке раздался хохот Грязнова.

Да, именно.

Погоди, Слава. Он что, тоже хоккеист?

Нет, не хоккеист. Он шофер.

Он устроился в хоккейную федерацию рабо­тать шофером?

Ага.

Бред какой-то.

Нет, не бред. Это совершенно точно. Но это еще не самое интересное.

О Боже! Что еще?

Этого Теплова разыскать мне не удалось. Он, ко всему прочему, еще и пропал.

Пропал?

Да, пропал. Последний раз его видели вчера. Вечером. Угадай, куда он отправился?

Грязнов, у меня и так голова идет кругом. Я уже не способен к абстрактному мышлению. Гово­ри скорее.

Он поехал вместе с Владимиром Осиповым в Шереметьево встречать хоккейную команду. А Бо­родин рассказал, что, когда они подошли к маши­не, его не было. Он исчез. И поэтому ему и при­шлось сесть за руль. Понимаешь?

Нет, — честно сознался я.

Теплова никто не видел с тех пор. Он не появ­лялся ни дома, ни на работе. Так что последним его видел Осипов.

28 ентября 1997 года

18.40 по восточному времени США

Нью-Йорк,

центр

Деньги к деньгам. Если нет денег, их и не будет. Если же хоть сколько-нибудь в кошельке заводит­ся, они будут притягивать еще, еще и еще. Конеч­но, если правильно себя вести. Именно таким обра­зом и становятся миллионерами.

Примерно так думал Гриша Резник, ведя свой верный «каприс» по нью-йоркским улицам. Тот жуткий позавчерашний день уже почти улетучился из его памяти, оставив после себя только приятное воспоминание в виде тоненькой пачечки зеленых бумажек. Конечно, сумма была не Бог весть какая, но все-таки брешь в бюджете семьи Резников она закрывала почти полностью.

И самое главное — похоже, у Гриши началась счастливая полоса. Вчера отбою от клиентов не было, сегодня тоже. Гриша ощущал приятный объем своего внутреннего кармана, в который он склады­вал мелкие купюры. А еще грело душу то, что под сиденьем, в маленьком тайничке, который он обо­рудовал после истории с латинами, хранится нема­ло зеленых купюр.

А на заднем сиденье расположился пассажир — значит, еще сорок долларов сегодня прибавится в его копилке. Гриша уже начал подумывать о по­купке новых покрышек. Да и для Милы неплохо было бы купить что-нибудь из одежды...

Гриша высадил клиента возле Радио-сити и по­ложил хрустящие бумажки в свой загашник. Если так пойдет дело и дальше, то, пожалуй, они скоро смогут позволить себе первый взнос за квартиру. А это уже переход в другой социальный слой!

В боковое стекло постучали. Гриша стоял на пе­рекрестке, ожидая, когда загорится поворотная стрелка. Он повернул голову. За окном машины стояла миловидная женщина.

Гриша наклонился и открыл дверь. Женщина бы­стро забралась в машину, так как стрелка уже вспыхнула и водители задних машин начали про­являть признаки нетерпения. Кстати, Гриша не преминул обратить внимание на ее колени под в меру короткой юбкой. Ноги у нее были что надо.

Куда едем? — спросил Гриша.

Она назвала отдаленный район, причем с таким жутким акцентом, что даже Гриша сразу опреде­лил эмигрантку.

Далековато... — заметил он по-русски.

Пассажирка очаровательно улыбнулась:

Ничего не поделаешь, я там живу.

Такая женщина, как вы, должна жить в Ман­хэттене, — галантно сказал Гриша.

Спасибо за комплимент. — Она улыбнулась еще шире.

Ну что ж, поехали.

Сколько вы с меня возьмете?

Как и все.

М-м, я совсем недавно в Нью-Йорке и еще не очень хорошо разбираюсь в местных ценах.

Гриша вздохнул. Вот точно так же и он десять лет назад чувствовал себя жутким провинциалом в этом огромном городе. Шарахался от здоровен­ных полицейских, стеснялся говорить с продавца­ми... Потом все это прошло, он пообтерся, пооб­жился. В конце концов, и повзрослел — это тоже надо принять во внимание. Десять лет — как ни крути, срок.

А у этой пташки все еще впереди. Сколько ей, интересно? Конечно, нет более неблагодарного за­нятия, чем определять женский возраст, но все-таки интересно. Наверное, примерно столько же, сколь­ко было ему, когда самолет авиакомпании «Пан- Ам» коснулся шасси взлетно-посадочной полосы аэропорта имени Кеннеди. Тридцать два — трид­цать три? Ну, выглядит она, понятно, моложе. Так что надо немного прибавить. Но немного. Года два- три. Самый возраст для Америки. В восторженную белозубую американку уже не превратится — по­здно. Но и совок еще не успел изуродовать.

«Хотя какой совок, — подумал вдруг Гриша, — нет ведь уже никакого совка».

Москвичка?

Нет, из Ленинграда. То есть, теперь из Санкт- Петербурга.

А я из Москвы. Ну как там в России? Совсем невмоготу?

Сейчас по легче.

А как здоровье Ельцина? — задал он второй стереотипный вопрос.

Болеет...

Гриша сокрушенно покачал головой. Хотя в прин­ципе это все ему было до лампочки.

Ну, дальше пошли разные вопросы, обычные сре­ди эмигрантов: как устроились, нашли ли работу, хорошо ли знаете язык? Пассажирка отвечала охот­но, улыбалась, шутила. Не было в ней того неиз­бывного напряжения, которое еще долго преследу­ет человека, навсегда приехавшего в чужую страну.

«Не такую уж чужую, — подумал Гриша, — если на улице в любую минуту земляка можно встретить».

Между тем Гриша заехал в какие-то жуткие тру­щобы. Здесь он еще ни разу за все десять лет рабо­ты не бывал. Люди, которые жили в этом районе, скорее всего, предпочитали на такси не тратиться, а передвигались на своих двоих. Это был самый «черный» район из всех, которые он видел до сих пор. Почище (то есть еще грязнее) Гарлема.

Тротуары были засыпаны мусором, грязными га­зетами, обрывками картона. Из окон смотрели чер­ные лица со сверкающими глазными белками. В грязных лужах барахтались голые детишки. Гри­ша и не думал, что всего в каких-нибудь десяти — двенадцати милях от фешенебельной Пятой авеню возможно увидеть такое. Сам бы он ни за какие коврижки сюда не поехал. Тем более уже начинало смеркаться...

Ни один нормальный нью-йоркский таксист ни­когда не согласится ехать в такие районы. Гриша по рассказам знал, как это опасно. И уже давно бы повернул назад, если бы не эта пассажирка. Не хо­телось Грише выглядеть в ее глазах трусом. Да и к тому же он всегда считал, что эмигранты из России должны помогать друг другу. Поэтому он мужествен­но вел машину дальше.

Здесь, — вдруг сказала она, указав на проем между двумя домами.

Гриша затормозил у тротуара.

Во двор, — сказала пассажирка.

Потом из этого двора не выедешь, — возразил Гриша, — тебе же тут недалеко, я думаю...

Во двор! — жестко повторила она, и Гриша почувствовал у себя на ребрах какой-то жесткий предмет. Скосив глаза, он с ужасом увидел писто­летный ствол.

Да ты что...

Заезжай во двор, мать твою, — лицо пасса­жирки дышало злобой.

«Ну и ну, — промелькнуло в голове у Гриши, — вот так, связывайся после этого с соотечественни­ками... » Однако положение было критическое.

И тут Гриша сделал то, о чем даже не подозре­вал, что способен на такое. Он, даже не успев испу­гаться, ударил ее по руке, а потом схватил за запя­стье. В кино обычно в таких случаях раздается выстрел. И если бы это случилось, пуля прошила бы Гришу насквозь. Но выстрела не последовало. Пистолет уткнулся дулом в железную раму води­тельского сиденья.

Ах ты воровка! — закричал Гриша. — Сука! Развелось вас здесь! Понаехали!

Однако она не растерялась и вцепилась Грише прямо в горло. А потом дотянулась локтем до руля и нажала на сигнал.

Гриша сразу все понял. Она хотела таким обра­зом позвать на помощь своих дружков, которые, видимо, где-то рядом. Ну нет, на этот раз не прой­дет! Он лучше погибнет, чем отдаст кровно зарабо­танные деньги.

Он вывернул ее запястье так, что пистолет выва­лился на пол перед задними сиденьями, дернул ры­чаг и выжал педаль газа. Машина сорвалась с места и, едва не сбив пожилого негра, который переходил улицу, помчалась прочь.

Однако пассажирка продолжала сжимать его гор­ло. Хватка у нее была прямо-таки бульдожья. А еще эти острые ногти...