Пари с мерзавцем (СИ) - Дюжева Маргарита

Я знала. Но услышать это от него было неприятно. Настолько, что поперек горла встал горький ком.

— Я просто хотел отыграться.

— Так хотел, что остался на ночь? — не смогла удержать жалкую иронию.

Дура.

Он склонился ко мне, нависая, как черная мрачная скала. Мне пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза, в которых не отражалось ничего. Мерз мог быть разным, и сейчас передо мной стоял равнодушный ублюдок, умеющий делать очень больно.

— Надеюсь, романтической херни не нафантазировала?

Конечно, нет. Я — приземленная реалистка, уверенная, что миру глубоко похеру на все мои сладкие грезы о несбыточном.

— Нет, — покачала головой, не отводя взгляда, — ни единой фантазии.

— Правильно, Оса, — Меранов улыбнулся, и от его улыбки стало холодно. Внутри, пол ребрами, там, где, сбиваясь через раз, трепетало сердце, — потому что ты — последняя девушка на земле, с которой я бы хотел иметь что-то серьезное.

— Взаимно, Захар. Не переживай. Но я была бы очень признательна, если бы в будущем ты меня избавил от таких ночных визитов.

— Без проблем, — прохладно ответил он и направился к выходу, — счастливо оставаться.

— И тебе хорошего дня, — простонала, когда дверь за ним захлопнулась.

Повалилась на подушку, еще хранившую его запах. В груди ярился ураган, холодными шипами пронзало осознание того, что не могу отпустить, не хочу. Что готова принимать его вот так — пьяного, грубого, злого — хоть каждую ночь, лишь бы был рядом. Так глупо. Это словно мечтать войти в клетку к тигру и ждать, что он приголубит.

После ухода Захара я еще долго сидела на кровати и смотрела в одну точку.  Никак не могла допить гадкий кофе и выкинуть из головы мерзкого одногруппника. Надо идти на консультацию, а у меня нет сил. Желания тоже нет. Видеть никого не могу, особенно после вчерашнего. Где-то я поизносилась, растеряла цинизм и непробивную броню. Устала.

Остался месяц, а у меня такое чувство, что выдохлась и не добегу до финиша. Меранов точно энергетический вампир — высосал, выпил меня до дна. Эти чувства, что я к нему испытываю, они как аркан, сцепка, через которую из меня жизнь уходит.

Надо бы обрубить, поставить точку, а я как конченая идиотка прихожу в ужас от одной мысли об этом.

Месяц. Всего месяц, а потом все изменится. Он, как и мечтал, уедет в Питер. Одногруппники тоже разлетятся кто куда. А я… я, наконец, заживу спокойно, без оглядки на прошлое. Открою маленькое кафе, заведу корги или кота, а еще лучше — мужика нормального, который не будет нервы выкручивать, нарожаю ему детей и успокоюсь. И тот пожар, что вечно полыхает в груди, требуя выхода, утихнет, превратится в ласковое пламя.

Осознав, о чем думаю, фыркнула. Какое ласковое пламя? Какой нормальный мужик? Это вообще не моя история. Вечный бой — мое призвание.

Жевать сопли и грезить о сладкой жизни мне все-таки надоело, поэтому рывком поднялась на ноги, громко треснула кружкой по столу и пошла собираться.

***

Из-за двери доносились веселые голоса, смех, громкие разговоры. Дружная группа. Стая. Мне почти жаль, что ее частью я не стала и уже не стану.

А может, и не жаль. Может, это отблески утренней рефлексии.

Сумочку на плече поправила и зашла внутрь, как всегда, с таким видом, будто мне море по колено и горы по плечу.

— А вот и наша звезда стриптиза, — усмехнулась Рябова.

— Не переживай, Маришка, — подмигнула ей, широко улыбаясь, — будет и у тебя пять минут славы. Когда прекратишь по ночам пельмени жрать и спортом займешься, чтобы весь кисель с ляжек согнать.

Кто-то из группы заржал. Она тут же вспыхнула, как фитиль, открыла рот, чтобы что-то сказать, но остроумный ответ в голову не пришел.

— Не мучайся. Посиди, подумай, запиши на бумажку, после консультации прочитаешь, — посоветовала с деланым участием.

— Слышь, Оса, а я твой лифчик сохранил, — глумливо хмыкнул Игорь.

— О, нет! Избавь меня, пожалуйста, от подробностей твоей скудной сексуальной жизни. Мне совсем не хочется знать, что ты будешь делать с несчастной тряпкой.

— Сучка!

— И тебе не болеть, — опустилась на лавку возле окна, достала тетрадку и в ожидании преподавателя начала рисовать на полях.

— Захар вчера нашелся?

Услышав имя своего личного геморроя, я подобралась и вся превратилась в слух.

— Представляешь, нет, — донесся возмущенный голос Ирки, — я полночи телефон обрывала, металась в панике. Думала, где он, как он, с кем он, а Меранов просто мобильник отключил, а утром явился как ни в чем не бывало…

Я с такой силой надавила на ручку, что пластиковый корпус треснул. Значит, прямо от меня к ней пошел? Аж зубы на нервной почве заломило. Какой же все-таки гад. Не Мерз — мерзавец! Скотина бессовестная.

— …От всех моих вопросов только отмахнулся, — продолжала Верховцева, — дескать, отвали, дела важные были. Надо было какую-то проблему срочно решить.

— Какую?

— Я откуда знаю! Говорю же, на вопросы даже не подумал отвечать!

— Вот гад!

Правильное наблюдение. Очень правильное.

— …А ты за него еще замуж собралась! Оно тебе надо? — фыркнула Рябова.

Корпус ручки совсем раскрошился. В сердцах отшвырнула его на подоконник и полезла в сумку за карандашом. Я как никогда прежде ждала появления преподавателя. Не хотелось и дальше слушать этот дурацкий разговор, не хотелось давиться ревностью и беспомощностью. Но сучки никак не затыкались, а препод не шел.

— Конечно, надо, — уверенно продолжала Ирка, — перебесится и будет как шелковый. Особенно, если залечу.

— Думаешь?

— Уверена, — Верховцева склонилась ближе к подруге и шепотом, доверительно произнесла, — он намекнул, что после защиты пойдем подавать заявление в ЗАГС.

Грифель карандаша с треском сломался.

— Твою мать, — прошипела под нос, прикрыла глаза, глубоко вдохнула в тщетной попытке успокоиться.

Сердце грохотало так, что было сложно сосредоточиться. В ушах стоял шум, треск, а руки нещадно тряслись. Ненавижу тебя, Мерз. Ненавижу! Скорее бы все закончилось. Этот семестр, эта гребанная учеба, сраный диплом! Все в топку! Я больше не хочу быть рядом с этими людьми! С этой стаей шакалят во главе с Мерановым! Пусть все катятся к чертовой бабушке. Где этот препод? Какого черта он опаздывает? Меня просто рвало изнутри. Колошматило так, что едва удавалось усидеть на месте. В животе все ходуном ходило, а колени мелко тряслись, будто я замерзла. Хотя так и было. Не просто замерзла. Околела. Заледенела изнутри.

И когда нервы уже были на пределе, когда готова была послать все далеко и надолго, встать и уйти, в аудиторию зашел Юрий Николаевич и прикрыл за собой дверь.

— Есть запасная ручка? — обратилась к сидящей позади меня Катьке Тихомировой. Она сморщилась так, будто я ей кусок дерьма на тетрадку выложила, но ручку все-таки дала. — Спасибо, — улыбнулась ей задорно. Той самой улыбкой, которая всех бесит, — ты — моя спасительница.

Спокойствие. Только спокойствие. Надо собраться, отбросить ненужные мысли и идти вперед, напролом, как я делаю обычно. Справлюсь, переболею, переживу. Все наладится. Я и не с таким справлялась.

Силой воли прогнала все мысли, от которых в душе атомный взрыв и цунами одновременно, и сконцентрировалась на том, что бубнил преподаватель.

Глава 10

Что изменилось после того, как я дефилировала с голой задницей по коридорам общаги?

Да ничего!

Разве что Вошин теперь вообще прохода не давал, упорно пытаясь меня куда-то пригласить. А так все осталось на прежних позициях. Одногруппники поглумились пару дней но, не сумев загнать меня в пучину стыда и отчаяния, быстро сдулись и потеряли интерес. Меранов по-прежнему воротил от меня нос, словно и не было той жаркой ночи и странных слов, оброненных в порыве безумия. Продолжал преспокойно общаться с Верховцевой. Она с упоением рассказывала подружкам о том, как проводит с ним время: дни, вечера, ночи, а я подслушивала и давилась завистью, ревностью и собственным ядом.