Печальная повесть про женскую грудь - Рауфа Рашидовна Кариева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И дочка распорядилась идти ночевать к ней.
Вечером, дома, дочка продолжала надо мной подтрунивать: «Ты ведь вроде работаешь на заводе – кадровиком, а не на панели – проституткой. Откуда у тебя может быть опасная инфекция? И ты вроде бы в Африку не ездила, бороться с эпидемией в первобытном племени, заполучить экзотическую болезнь было негде».
А еще, увидев на талончике фамилию врача, к которому я пойду, она сказала, что это знаменитый в городе врач, очень хороший, в преклонном возрасте и очень-очень опытный. Он обязательно поможет.
Наступило утро, и я пошла к врачу. Захожу в кабинет – доктор выглядит как в сказке – чисто Доктор Айболит. Очень преклонных лет седовласый старик, в белоснежном халате фасона 30-х годов – с завязочками на спине.
Доктор сидел за столом, что-то писал. Меня присесть рядом на стуле не пригласил, «на что жалуетесь» не спросил. Бегло взглянув на меня, кивнул на кушетку и коротко приказал: «Раздевайтесь».
Я стала раздеваться дрожащими от волнения руками. Когда на мне осталась только юбка, доктор еще раз взглянул на меня. Он не подошел, не рассматривал мои раны, не вертел меня. Просто секундным взглядом посмотрел и сказал: «Одевайтесь. Это не ко мне. Вам надо к невропатологу». И все. И начал молча что-то писать.
Я обреченно, понимая, что не получаю никакой помощи и сейчас, одевалась. Руки так дрожали от волнения, что я ничего не могла с первой попытки застегнуть.
Тут доктор заговорил со мной, спросив, почему у меня платный прием. Я объяснила. Тогда, сказал доктор, если у вас не в порядке документы, не идите в районную поликлинику, а идите только в городскую. Только там есть платный прием у невропатолога.
Когда я оделась и направилась к выходу, наверное, согнувшись под тяжестью новой проблемы – искать другого врача, и уже взялась за ручку двери, доктор внезапно окликнул меня. Я думаю, он меня пожалел. Он пригласил меня присесть на стул рядом с ним со словами: «Давайте я все же сделаю вам назначения. К невропатологу всегда запись за неделю. А вам очень больно, да и состояние в целом за неделю может непредсказуемо ухудшиться».
Я сидела на краешке стула и молчала, пока доктор долго что-то писал. Закончив писать, доктор подробно рассказал, что мне нужно купить из лекарств, и как делать инъекции и повязки, как питаться, купаться и так далее. Болезнь серьезная, и лечение будет долгим и тяжелым.
Я уточнила у доктора, действительно ли эта болезнь не заразна. Он подтвердил. Он сказал, что эта болезнь исключительно нервного происхождения.
Доктор спросил, есть ли у меня кому делать мне инъекции. Я ответила, что я всегда сама себе делаю уколы. Но доктор возразил. Он сказал, что выписал мне особое, для этой болезни, обезболивающее средство в виде густого масла (его надо разогревать во время инъекции), которое настолько болезненно во время введения внутримышечно, что сама себе я ввести его не смогу. Могу потерять сознание от боли. (Мне стало смешно – больное лекарство от боли). Но зато потом это лекарство обеспечивает несколько часов отсутствия болей вообще – можно будет поспать и отдохнуть.
От осознания, что доктор пожалел меня и сделал назначения, душа моя размягчилась, настроение поднялось, и мне даже полегчало. Человек пожалел меня, что мне очень больно. Не отфутболил.
В аптеке я купила все лекарства и пошла на квартиру. Пришлось позвонить на работу и продлить себе заявление на отпуск – решила пожить у дочери, чтобы она делала мне инъекции – очень больные масляные инъекции от боли.
Лекарства доктор назначил очень эффективные. Я быстро шла на поправку.
Уже в Ногинске мои раны осмотрел еще один опытный человек. Он меня даже рассмешил (с некоторой грустью). Он сказал, что «такую болезнь в массовом масштабе он видел в тюрьме». Оказывается, эта болезнь нервного происхождения, очень распространена среди заключенных, так как чаще всего является реакцией нервной системы человека на ограничение свободы.
Закрытое пространство, высокие заборы, строгий режим дня, отсутствие личного пространства, наблюдательные посты-вышки – все это вредно для человеческого организма. И может вызывать болезнь.
Эти слова человека, видевшего такую болезнь в массовом масштабе в тюрьме, глубоко ранили меня. Потому что он «попал в точку». Я, Слава Богу, в тюрьме не была. Но в общежитии, где я жила, тоже были высокие заборы с ограждениями по верху. Конечно, это не была колючая проволока, но тоже очень надежно и впечатляюще. А ворота на территорию этого общежития закрывались наглухо, без щелей и ручек. Чтобы войти на территорию, нужно было встать в определенном месте, под глазок камеры – в фас и профиль. Тогда тебя опознают, и дверь откроется автоматически.
А из общежития на завод вела дорога. Извилистая, через пустыри. Очень унылый и безлюдный вид местности – пылища летом, девственные сугробы зимой, подвывающий ветер (от пустоты вокруг) в любое время года – все это внешне напоминало мне кадры из фильмов про «места отдаленные». А дальше начинался сам завод – и опять заборы, ограждения, пропускные контрольные пункты, строгая пропускная система и режим. Все – строго. Все – под контролем и надзором.
Наверное, люди, имеющие семьи и не столько печальный опыт одиночества и защищенности, как у меня, этого и не замечали. Но не я. Я старалась не замечать, но организм все равно выдал реакцию – в виде «тюремной болезни».
* * *
Вернемся, однако, в январь 2002 года. Весь месяц я лечила пневмонию. Но 10 января произошло нечто знаменательное. У меня исчезла шишка в правой груди. Это было важное событие, веха, перевал. Второй мой перевал в отношении болезней женской груди.
Второй перевал
Значительное уменьшение и размягчение шишки в правой груди я заметила еще в декабре. А в январе я отвлеклась на простудное заболевание, и сам процесс окончательного исчезновения шишки пропустила. Только 10 числа я констатировала: ее больше нет. О чем я и внесла запись в свою черную тетрадь.
Я не могла нарадоваться: грудь была мягкая и ровная. Также я очень удивлялась, что избавление от проблем моей правой груди. Как и два года назад, совпало с простудным заболеванием и приемом антибиотиков. Проблемы груди с промежутком в два года казались мне двумя перевалами в горах. Трудный подъем, несение тяжестей, и наконец, ты на вершине перевала.
Термин «перевал»
