Журнал «Вокруг Света» №08 за 1978 год - Вокруг Света

А может быть, Брусилов также решил покинуть корабль и пешком отправиться вслед за группой Альбанова?

Зимуя в 1937/38 году на острове Рудольфа, когда мы с летчиком И. П. Мазуруком после высадки папанинцев на Северном полюсе были оставлены для страховки их дрейфа, в руинах стоянок итальянской и американской экспедиций герцога Амедея Абруцкого и Болдуина-Фиалы обнаружили необычную находку. Дамскую лакированную туфельку! На внутренней лайковой подкладке в золотом клейме была надпись: «Поставщик двора его Императорского Величества: Санкт-Петербург». В названных экспедициях женщин не было.

Не принадлежала ли эта модная туфелька Ерминии Жданко? Может быть, Брусилов, зная о запасах продовольствия на острове, вышел к нему, потом отправился дальше на юг, на мыс Флора, наиболее часто посещаемый кораблями, но в пути все погибли? Эта ошеломляющая, но маловероятная версия заставила нас углубить свои поиски, но, увы, подтверждающих находок не обнаружили.

Версия гибели шхуны «Святая Анна», предлагаемая Д. Алексеевым и П. Новокшоновым, весьма интересна и убедительна. Анализ законов дрейфа льдов, выносимых из Ледовитого океана через Гренландское море в Атлантику, подтверждает возможность выхода шхуны на чистую воду. Не имея радиостанции, Брусилов не знал, что идет война, и, как предполагают авторы, выйдя из ледяного плена, взял курс в Северное море, где шхуна и была торпедирована одной из подводных лодок немецкого флота, топивших не только торговые суда, но и корабли Красного Креста.

Однако в этой версии есть одно слабое звено. К концу своего многолетнего дрейфа «Святая Анна» не имела ни достаточного запаса продовольствия, ни топлива, и, конечно, самым трезвым и реальным решением командира судна был бы заход в ближайший порт для пополнения всем необходимым и ремонта потрепанного корабля, ибо впереди лежал путь по бурным осенним морям. Ближе всего были Ян Майен и Исландия. Но сюда «Святая Анна» не заходила.

Это возражение не отрицает логичности новой версии, и будем надеяться, что архивные изыскания подтвердят смелое предположение ее авторов.

Ткачи долины Отавало

Америку завоевали для испанской короны конкистадоры — отчаянные люди, предприимчивые и жестокие, отважные и алчные. С мечами и мушкетами прошли они гигантский континент от океана до океана. Имена их предводителей сохранила история; кое-кто из них сказочно разбогател, большинство же вернулось в Испанию такими же нищими, как и покидало ее.

Конкистадоры расширяли границы. Но то, что завоеванные земли удержались во владении Испании, — заслуга совсем других людей. За отрядами завоевателей следовали полчища чиновников, одетых в скромное черное платье. Традиции их крючкотворства, родившиеся и отточенные до совершенства на Пиренейском полуострове, окрепли и пышно расцвели в Новом Свете.

Скромные люди в черном делили земли, составляли правила и уложения, принимали и сами писали доносы. Больше всего среди них было фискалов — служащих финансового ведомства, занимавшихся налогами. Именно эти трудолюбцы составляли первые списки населения для того, чтобы знать, какого дохода следует ожидать для казны от тех или иных людей.

Мы не знаем имени фискала, в XVI столетии первым проникшего в долину Отавало на Андском нагорье, на нынешней территории Эквадора. Но с уверенностью можно сказать, что человеком он был неглупым. Хотя бы потому, что он не только обратил внимание на ткаческое искусство здешних индейцев, но и составил проект использования его к вящему благополучию казны.

Обычно с индейцами не церемонились: окрестив скопом и искоренив на скорую руку местные верования, их приписывали — в качестве крепостных — к только что созданному поместью, а то и отправляли рабами на рудники и шахты. Чем они занимались раньше — никого не волновало.

В долине Отавало дело пошло несколько иным путем. Еще задолго до того, как испанцы проникли туда, они обратили внимание на тончайшие шерстяные ткани, пестрые и легкие, в которые одевалась инкская знать. Ткали их из шерсти лам и викуний, и испанцы отправляли их в Европу наряду с золотом и серебром.

Лучшие ткани сработаны были индейцами в горной долине Отавало.

Согласно фискальному проекту, здешних индейцев не следовало «отягощать какими-либо повинностями, а только лишь потребовать от них поставлять установленное число тканей». Проект был утвержден.

Казалось бы, мало что изменилось в жизни ткачей, потому что и в империи инков обязанности отавало были теми же: поставлять ткани. Новые власти, однако, потребовали много большего количества продукции. Введена была система «обрахе».

Обрахе — это что-то вроде примитивных мануфактур, и каждая из них должна была сама себя обеспечить сырьем. Никаких лам и викуний для этого бы не хватило, но, по счастью, индейцы очень быстро освоили обработку шерсти завезенных испанцами овец. (Поэтому, когда мы говорим теперь о старых традиционных тканях отавало, мы имеем в виду изделия, сотканные из овечьей шерсти.)

Большая часть обрахе принадлежала короне, другие — монастырям и знатным сеньорам. У каждой деревни индейцев-отавало была своя трудовая норма. Выполнять ее надлежало, поставляя на обрахе шерсть и рабочих: мужчин и мальчиков старше девяти лет.

Пятисот индейцев было вполне достаточно, чтобы производство шло успешно.

Хроники тех времен называют ставало «полезными индейцами». За свой труд они не получали ничего, шерсть доставляли сами, а качеством ткани не могли нахвалиться не только в Кито, но и в самом Мадриде. Потому-то время от времени поступали из-за океана указания обращаться с ткачами мягко, а в случае необходимости — без излишней жестокости.

Благодаря этому в XVII веке четверо индейцев по фамилии Гомес — два Франписко, Хакобо и Хайме — за опоздание на работу получили всего по сотне плетей, да к тому же об этом было записано в отчете обрахе в селении Пегуче. Бесполезного индейца просто бы затравили собаками без всяких формальностей.

На описании таких давних событий не стоило бы задерживаться, если бы обрахе не сыграли столь важной роли в жизни долины Отавало. Да и сами обрахе сохранились по сей день. Конечно же, индейцы — давно уже не крепостные, никаких надсмотрщиков нет. Зато сам процесс труда остался прежним (почти прежним), и описание обрахе времен, когда трудились злополучные четверо Гомесов, выглядит вполне современно. Длинный одноэтажный дом из сырцового кирпича разделен на клетушки. В каждой из них стоит станок, приводимый в движение ногой. За станком сидит на низенькой табуреточке ткач. Мальчишка крутит педали. Жена ткача приносит окрашенную пряжу. И медленно-медленно возникает ткань: пончо, изукрашенное геометрическим орнаментом.

Кое-кто из ткачей работает дома, в свободное от основных занятий время, и на изготовление одного пончо уходит у них четыре-пять месяцев. Но профессионалы трудятся на обрахе, где труд разделен и дело идет быстрее.

...Даже в будний день дороги в долине Отавало многолюдны. Спешат нагруженные дровами или товаром мужчины в белых рубашках, белых штанах выше щиколотки и пончо цвета индиго. Прядут на ходу женщины, одетые в длинные черные юбки, пестрые кофты и синие шали. Одна шаль прикрывает плечи, другая завязана узлом на груди так, чтобы на спине было что-то вроде объемистого мешка, куда удобно посадить ребенка или сложить мотки шерсти. Отавало шагают очень быстро, даже когда идут в гору: народ они деловой и время терять зря не могут.

Как и в каждом небольшом эквадорском городе, жизнь в селении Отавало (центре долины Отавало, где живут «отаваленьос» — индейцы-отавало) закипает раз в неделю: во время субботнего базара.

Индейцы со всей долины собираются на базар с рассветом.

Они приходят пешком, приезжают в битком набитых грузовиках, висят гроздьями на автобусе.

В прохладные утренние часы они раскладывают свой товар, и сами садятся рядом прямо на землю. Несколькими часами позже, когда экваториальное солнце начинает вовсю припекать, покупатели с базара исчезают — настал час сиесты. Зато индейцы превращаются из продавцов в покупателей: пришло время торговцев шерстью. Яркие мотки натуральной шерсти и искусственных волокон устилают площадь. Потомственные ткачи, отавало внимательно перебирают товар, миллиметр за миллиметром ощупывая нити.

Купленное сырье они уносят в свои деревни — Пегуче, Кинчикуй. Ткань изготовляют во всей долине, но в этих деревнях ткут все поголовно. Во всяком случае все мужчины старше четырнадцати. Женщины, девочки и малолетние мальчики тоже, конечно, заняты, но готовое, законченное изделие выходит только из мужских рук.

Малыши промывают сырую шерсть соком плодов кабуйя — со времен, наверное, доинкских он славится как лучшее средство для удаления жира. Потом шерсть сушат, снова промывают, колотят увесистыми плоскими дубинками, снова промывают в воде.